Экзамены за первый семестр третьего курса я сдал досрочно. За неделю до начала сессии сдавал последний — теоретическую механику. Как здесь было не вспомнить добрым словом школьных учителей, которые прививали нам любовь к математике. Билет оказался сложный, из теории машин и механизмов. Валентин Степанович Лощинин, наш преподаватель, увидев оценки предыдущих экзаменов, а они были сданы на «отлично», посочувствовал:
— Крепкий орешек достался вам, товарищ Коваленок. Здесь придется применить все знания математики, начиная с тех, которые получили на школьной скамье.
Всегда буду помнить, что первые знания мне дали прекрасные учителя: Екатерина Петровна Зуенок в Белом, Лидия Степановна Барашко в Хотюхово, Раиса Макаровна Сацукевич и Анатолий Петрович Сманцер в Новом селе, Валентина Григорьевна Шеметовец в Зачистье…
Наученный сохранять спокойствие в любых ситуациях, я и на экзаменах действовал последовательно и логично. В конце концов, получил все расчеты.
Просмотрев мои результаты, комиссия не стала спрашивать дальше по билету. Зато посыпались вопросы по небесной механике. Любому экзаменующемуся дополнительные вопросы радости не доставляют.
Но мало кто знал, что законы Эйлера и теорию движения Кеплера я учил не только по программным материалам. Моя тумбочка была заполнена книгами по этой теме.
Отвечая на вопросы, уже интуитивно чувствовал, какая оценка мне «светит». Был доволен моими ответами и Валентин Степанович. И тут случился конфуз…
Надо сказать, что за страстную увлеченность теоретической механикой курсанты нарекли нашего преподавателя именем великого французского ученого-математика — Даламбера. Что ж, клички у преподавателей существовали во все времена…
Валентин Степанович Лощинин объявил, что комиссия единогласно присуждает мне оценку «отлично», и поинтересовался, откуда мне известны вопросы, которые выходят за пределы учебной программы.
— Видите ли, товарищ Даламбер…— начал я.
Взрыв хохота прервал мой ответ. Дружно хохотала вся комиссия. Ничего не понимая, я удивленно смотрел на Лощинина. А он, вытерев слезы, с комическим огорчением покивал головой:
— Ах, Коваленок, Коваленок! Чего же ты раньше молчал? Ведь если бы ты сразу назвал меня Даламбером, то уже за одно это я не стал бы задавать тебе вопросы!..
И только тут до меня дошло, какую я дал промашку. Но Валентин Степанович не обиделся. Усмехаясь, он поздравил меня с отличной оценкой, и я, смущенный до предела, что называется, пулей выскочил из аудитории, сопровождаемый смехом.
После экзаменов все мы разъехались по домам. Каждый раз, приезжая в отпуск, я заходил в свою школу. Учителя рассказывали об учебе, о планах на будущее.
— Достаточно ли школьных знаний, чтобы успешно начать учебу по более сложной программе высшей школы?— интересовались учителя.
Вопрос трудный. И ответа на него я не знал. Вспомнил пережитые в училище волнения.
— Тяжеловато сначала. Приходилось много заниматься дополнительно, консультироваться. Но заложенная в школе основа выручает здорово.
После возвращения в училище мы начали летать на ИЛ-14. Командир полка полковник Кондратюк объявил приказ о распределении нас по эскадрильям и экипажам. Мне предстояло летать до выпуска в эскадрилье подполковника Николая Ивановича Рудченко. Отрядом, в состав которого входил наш экипаж, командовал майор Сенькин.
Летать становилось все сложнее, особенно в облаках и ночью. Произошел сбой в полетах и у меня. Причина — не смог сразу учесть особенностей новой техники. Планируя на посадочном курсе, я никак не мог правильно определить высоту, на которой надо начинать выравнивание. Сажал большой самолет так же, как маленький ЯК-18У. Инструктор это сразу понял и предупредил, что я начинаю выравнивать очень низко, а это небезопасно. Малейшая задержка — и можно подломать переднюю «ногу» самолета. Несколько раз повторяли контрольные полеты, но я по-прежнему делал одну и ту же ошибку. Наступил период какой-то неуверенности. Неужели не смогу летать? Неужели не сбудется моя мечта?
Поделился сомнениями с майором Сенькиным. Опытнейший наставник, выпустивший в небо не одно поколение летчиков, он решил полетать со мной. Показывал, как надо подходить к точке начала выравнивания, как распределять внимание. Потом передавал управление мне, а сам комментировал мои действия. В конце концов, я понял свою ошибку. Оказывается, если все делать грамотно, самолет почти сам выполняет посадку.
Через несколько дней я вылетел самостоятельно.
Полеты на ИЛ-14 имели еще одну отличительную черту. Если на ЯК-18У мы летали в одиночку, то здесь был экипаж. Командиром в полете назначался штурман. У нас это был старший лейтенант Чаплыгин, бортовой техник — старший лейтенант Василий Пылев, бортовой радист — сержант сверхсрочной службы Карташов. В состав экипажа входил и технический наземный состав.
В программу обучения входило не только научить нас летать, но и привить навыки по управлению экипажем, организации обслуживания авиационной техники, проведению регламентных работ, целевых осмотров и т. д. Мы назначались на различные должности на стажировку. Самой сложной и ответственной была стажировка в должности старшего техника отряда, в обязанности которого входит подготовка самолетов к полетам. Казалось бы, все просто, но на самом деле это была кропотливая и трудная работа, требующая исключительного внимания, знаний многих документов, умения организовать работу, правильно расставить людей. Мы, курсанты-стажеры, никак не могли войти в роль должностных лиц. Особенно не получались команды. Я, например, стеснялся отдать офицерам и сверхсрочнослужащим команду для построения, чтобы довести план регламентных работ на день, и вместо этого подходил к каждому отдельно. Времени уходило много, четкости в работе не было.
И, несмотря на то, что я обнаружил две серьезные неисправности на самолетах, командир отряда майор Сенькин был моими действиями неудовлетворен. Однако не стал поучать и советовать, как надо действовать, а неожиданно объявил:
— Завтра в должности старшего техника отряда буду работать я.
Он работал, а я был рядом — смотрел, запоминал, записывал. Короче говоря, учился. В последующие дни, подражая майору Сенькину, во всем я буквально копировал его действия. И, к моему удивлению, все мои команды выполнялись точно и своевременно. Инструктор капитан Рябцев поддерживал:
— Молодец. Не стесняйся учиться. Кто стесняется своего незнания, тот в жизни многого не сделает.
Опыт стажировки запомнился на всю жизнь. Впоследствии, руководя коллективами — малыми и большими, — я никогда не прибегал к чисто командным методам. Всегда находил время, нахожу его и сейчас, чтобы побеседовать с подчиненными и понять, как они восприняли поставленную задачу. И если видел, что у кого-то что-то не получается, то снова «копировал» действия дорогого мне майора Сенькина, показывал, что и как надо делать. Не помню случая, чтобы это кого-нибудь обидело. Более того, основной принцип армейской жизни — делай, как я, — воспитывает особую повышенную требовательность прежде всего к самому себе. Да, ты должен знать и уметь больше, чем определено рамками должности.
Никогда не стеснялся учиться и у своих подчиненных. Работая заместителем начальника Управления Центра подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина, часто обращался за советом к начальникам подчиненных отделов: полковнику Валерию Федоровичу Быковскому, полковнику Юрию Николаевичу Глазкову, полковнику Александру Яковлевичу Крамаренко. Убедился, что такой метод работы взаимно обогащает.
Скоро — выпуск. Это по-особому подтвердил приезд в училище мастеров из пошивочного ателье. Признаюсь, форму примеряли мы с большим волнением. К зеркалу очередь — не протолкнешься.
Вот он — офицерский китель — на твоих плечах. На погонах — две маленькие звездочки, как маяки судьбы. Между ними — голубой просвет, как взлетная полоса. Мы устремлялись мечтою в небо, в небе было наше будущее.
