Полковник Булгаков читал лекции интересно и с подъемом, но Гинек слушал его вполуха. Взволнованный и рассеянный, он думал о заказанном им телефонном разговоре с Бореком. Время шло медленно, будто издеваясь над ним.

— Этот материал вы найдете в инструкции, — раздалось за спиной Гинека, и Василий Алексеевич глазами и жестом спросил, может ли он взять у Гинека эту инструкцию. Он назвал страницы, потом положил книжку в сером переплете по ошибке перед майором Дианом, сидевшим в другом ряду, и продолжил лекцию. Командир группы отдал инструкцию с грифом «Совершенно секретно» назад, Гинеку. Однако через секунду полковник о чем-то вспомнил, снова взял пособие и опять оставил его на столе Диана. Майор дал Гинеку понять, что вернет книгу во время перерыва, и сунул ее в стол.

Гинек кивнул и продолжал делать записи. В голове его все еще вертелись мысли о том, что он должен вечером успеть сказать Шарике за две-три минуты. Ее состояние беспокоило его. Напрасно Шарка убеждала его, что находится под постоянным присмотром врачей, что нет такого дня, когда бы к ней не зашла заботливая Элишка Главкова. «Не думай об этом», — просила она его, но даже тысячи километров не могли скрыть наигранной беззаботности. Гинек не собирался отягощать жизнь ни себе, ни Шарке. Тем не менее он утвердился в мысли, что Шарка переживает очень трудное время, что ей не хватает его. Как ни пыталась она держаться мужественно, а все же сама себя выдала. «Парень, знаешь, что мне пришло в голову? — с восторгом сказала она по телефону. — У нас разница во времени два часа. Поэтому ты поедешь домой на целых два часа раньше! Пусть во время полета все опять сравняется, но поедешь ты раньше, чем говорил». Он улыбнулся, услышав ее рассуждения. Ведь до возвращения оставалось еще целых девять недель.

Полковник Булгаков положил на кафедру листы с конспектом лекции и вытер носовым платком испачканные мелом руки.

— Цель занятия мы достигли, — проговорил он, завершая лекцию, и повернулся к майору Диану. — Вы просили меня провести одно практическое занятие сверх программы. Сегодня в пять часов я бы мог это сделать.

Слушатели восприняли предложение Булгакова с облегчением. Ведь основная трудность заключалась не в том, чтобы познать техническую сущность «Барьера», а в том, чтобы практически овладеть навыками использования комплекса. Не случайно специальная часть заключительного экзамена состояла в проверке не только знания материальной части, но и навыков боевого применения «Барьера». А день, когда всем надо было предстать перед комиссией, неумолимо приближался. Знал об этом и Гинек, однако сообщение полковника не обрадовало его. Едва Василий Алексеевич вышел, как он бросился к Диану:

— Янка, у меня на восемь телефонный разговор. Что, если занятие затянется? Или же, наоборот, соединят раньше?..

Начальник группы беспомощно пожал плечами:

— Слышал, в другое время он не может.

— Найбрт за небольшую мзду тебя заменит. Ты начнешь нормально, будешь играть свою роль, а там поглядим, — вмешался в разговор Плашан.

— И в каком виде должна быть эта мзда? — спросил Гинек по дороге из аудитории.

— В виде информации. — Плашан поймал непонимающий взгляд друга. — Доверительной, — добавил он таинственно. — С какой это ты, дружок, девицей рассиживаешь в кафе, называя это телефонными переговорами, в то время как твоих сотоварищей буквально громят на волейбольной площадке вьетнамские парни?

Гинек захохотал.

— Каюсь и признаюсь, — сказал он с чрезвычайно серьезным видом. — Меня пригласила на кофе Наталия Николаевна Гончарова. Она передает тебе привет.

— Слушай, жена Пушкина действительно была красавицей, но она жила сто пятьдесят лет назад, к тому же еще в Москве, а главное — она не работала в секретной библиотеке. Что скажешь на это?

У Гинека возникло неприятное чувство, будто он застигнут на месте преступления.

— Уж не думаешь ли ты…

Плашан победно улыбался.

Заботливость друга застала Гинека врасплох. Кто еще считал его дружбу с Верой Булгаковой чем-то большим, чем дружба? Гинек охотно разговаривал с девушкой о музыке. Оказалось, что она прекрасно разбирается в классике, любит ее. Таким образом, Гинеку хоть на несколько минут удавалось вырваться из стереотипа будничных дней, наполненных учебой и мыслями о том, что делается в Бореке. Кто же может его в этом упрекнуть? Даже Шарка не найдет здесь ничего плохого!

Перед самоподготовкой Гинек и сегодня, как обычно, направился в секретную библиотеку. Веру он застал сосредоточенной над учебником. Стоило ему войти, как озабоченность тут же исчезла с лица девушки.

— Вот и гости к нам пожаловали. Ты не был здесь целую вечность, — сказала она с упреком.

— Прошлую неделю ты ведь работала в утреннюю смену. А убегать с лекций, особенно некоего полковника Булгакова, дело чрезвычайно трудное.

Она улыбнулась и исчезла за занавесом, отделявшим небольшую нишу, служившую работникам библиотеки раздевалкой. Вскоре она вынырнула оттуда и положила перед ним два билета.

— На Шопена, в субботу вечером… Если ты, конечно, хочешь, — добавила она непринужденно.

Колебания Гинека девушка объяснила по-своему.

— Если у тебя нет времени, я их продам. Люди буквально штурмовали кассу, ведь его произведения исполняет Сегуэйра Коста.

Ее прямолинейность обезоруживала Гинека. На миг ему почудилось, что перед ним стоит Шарка. У обеих девушек некоторые черты характера были схожими. На лице Веры было написано одновременно и притворное равнодушие, и напряженное ожидание. Глаза же спрашивали: «Ты не хочешь послушать, как Коста исполняет прекрасные вещи Шопена?»

— Конечно… Разумеется, я с удовольствием пойду, — пролепетал он неуверенно. — Знаешь, мне даже во сне не могло прийти в голову, что именно здесь я увижу известного португальского пианиста. Дело в том…

— Я знаю, что ты больше любишь орган. — Она беспомощно развела руками. — Я спрашивала, но ничего из твоего любимого репертуара в ближайшее время не предвидится… А я предпочитаю фортепиано.

— Ты пошла бы одна, если бы я не смог? — спросил он на всякий случай.

— На романтика?! — спросила Вера удивленно.

Это прозвучало так однозначно, что у Гинека как-то странно сжалось в груди. Откуда-то издали до него словно донесся голос Шарки, жалобный и предупреждающий: «Парень!»

Гинек сел на свое место у окна и приступил к занятиям. Учебная программа теперь все более ориентировалась на изучение специальных предметов. Вот когда офицеры поняли, зачем им потребовалось повторять теоретический материал высших учебных заведений. Слушатели все глубже вникали в технические премудрости, и без солидной предварительной подготовки им было тяжело усвоить новый материал. Позже, при отработке планов боевой деятельности, им стало ясно и другое — почему они занимались всеми предметами боевой подготовки. Курс обучения имел ясно обозначенные цели, ничего в нем, как они постепенно убеждались, не было лишним. Преподаватели строго придерживались программы, ценя каждую минуту учебного времени. Не было никакой задержки с подбором и обслуживанием учебных наглядных пособий и средств. Технические сотрудники факультетов вовремя доставляли в аудитории все необходимое и следили за их эффективным использованием. Чертежи, диапозитивы и схемы предоставлялись в распоряжение слушателей и во время самоподготовки. Такой системы обучения у себя на родине Гинек не знал. Командование учебного центра требовало от слушателей только одного — результатов. Члены чехословацкой группы пришли к выводу, что, хотя объем учебного материала увеличивается, занятия уже не доставляют им таких трудностей, как в первые недели. Они привыкли к регулярной интенсивной работе, приобрели практику в русском языке, память их стала более гибкой. Все верили, что выдержат итоговый экзамен, ожидавший их перед уходом на практическую стажировку в частях Советской Армии.

Но сегодня учеба у Гинека не шла, он мучился над тактикой, часто терял мысль, по нескольку раз перечитывал прочитанное. Правилами стрельбы надо было овладеть в совершенстве. Причину своей рассеянности Гинек знал хорошо: его ждал вечерний разговор с Шаркой. Сколько раз сегодня он уже о нем вспоминал?