– Хорошо… Назра рассказывала мне, что принц любит курить гашиш. После этого он наряжается в ковбойские сапоги и эту свою национальную тряпочку, которую носят на голове. Больше на нем ничего нет. Затем он выстраивает в ряд всех своих четырех жен, нагибает их и… в общем, думаю, что технически это можно описать словом…
– Так, спасибо, больше не надо.
Цээрушник разразился смехом. Серые мышки из Белого дома застыли, как будто пораженные громом. А Флоренс добавила:
– В следующий раз, когда жена дипломата снова доверит мне свои секреты, я непременно сообщу обо всем в письменном виде.
– Оставьте нас на минуту, – попросил Даккетт всех остальных и кивнул стенографисту: – Вы тоже.
Цээрушник, выходя из комнаты, посмотрел на Флоренс и ухмыльнулся.
– Господи боже мой! Зачем вы рассказываете о таких вещах? – в ужасе воскликнул Даккетт. – Да еще в их присутствии! Вы что, не понимаете ситуации? Васабийцы и без того бесятся от злости. Если они узнают, что Госдеп сливает в ЦРУ интимные подробности жизни таких людей… – он схватился руками за голову. – Господи! Да это же катастрофа. Они нас за это распнут. Вы ведь знаете, что они скажут! Что для вас все это было личной вендеттой.
– Бросьте! Я просто пыталась помочь человеку в беде. Уж простите, что это теперь не модно.
– Вы были замужем за васабийцем. Вы итальянка. А «вендетта» – итальянское слово.
– Я ровно такая же американка, как вы. И все это – совершенно другая история. О ней даже вспоминать глупо.
– Вы это их министру иностранных дел попробуйте обьяснить!
Флоренс выросла, очарованная рассказами своего дедушки о Ближнем Востоке. В колледже она изучала арабскую культуру и к моменту окончания Йельского университета свободно говорила на арабском языке. Именно в Йеле она познакомилась с Хамзиром, одним из васабийских принцев не очень знатного рода. Хамзир был обаятелен, красив, беспутен, богат и, поскольку успел послужить летчиком-истребителем в Королевских ВВС Васабии, любил полихачить. Ну какая американская девушка, свихнувшаяся на любви к Востоку, устояла бы в этой ситуации? Они поженились практически на выпускном балу.
После медового месяца, проведенного на борту 42-метровой яхты в Средиземном море, Флоренс прибыла в свой новый дом в Каффе, где ей предстояло сделать целый ряд все более и более неприятных открытий. Выяснилось, что Хамзир был не совсем откровенен с ней, описывая ее будущую жизнь васабийской жены-иностранки. Он обещал, что на нее не будут распространяться те строгости, которые касаются местных женщин.
– Не о чем беспокоиться, дорогая!
На деле же Флоренс оказалась под настоящим домашним арестом. Она не могла покинуть дом без чадры и без мужского сопровождения. Впрочем, с этим она еще соглашалась мириться. Однако через три месяца выяснилось, что ее противозачаточные пилюли кто-то подменил кусочками сахара – похожими на те, что кладут в кофе. В ответ на ее негодование Хамзир лишь пожал плечами и буркнул, что в любом случае пора заводить ребенка. Флоренс решила отстаивать свои права в стиле Аристофановой Лисистраты, отказав ему в сексе. Хамзир пришел в бешенство и буквально на следующий вечер сообщил ей за ужином – как мельком вспоминают о назначенном на завтра визите к стоматологу, – что он берет себе вторую жену, одну из его кузин.
– И передай кусочек ягненка, будь так добра.
Наутро Флоренс уселась за руль (проступок, наказуемый поркой) и поехала прямиком в посольство США, где, подобно героям космического сериала «Вавилон V», попавшим в беду на чужой планете, не раздумывая, потребовала: «Телепортируй меня обратно, Скотти».
Ответ был таков: «Вы заварили эту кашу, а теперь хотите, чтобы мы вместо вас ее расхлебывали? Прочтите вот это, пожалуйста». И ей вручили буклет с длинным названием «О чем должны помнить американки, выходя замуж за лиц васабийской национальности». Помощь Госдепартамента гражданам США, оказавшимся в экстремальной ситуации за границей, как правило, оборачивается вручением подобного буклета – наряду со списком никуда не годных местных адвокатов – и фразой: «Мы вас предупреждали».
Однако Флоренс оставаться в Васабии не собиралась. Она твердо заявила, что покинет посольство только в автомобиле, направляющемся в аэропорт имени принца Бабуллы, и в сопровождении посольского сотрудника. В итоге некий инициативный молодой чиновник из министерства иностранных дел, имевший, как и она, итальянские корни, провернул быструю и не совсем законную комбинацию с итальянским посольством и помог ей выбраться из страны с итальянским паспортом, на который Флоренс теоретически имела некоторые права.
Вернувшись в Америку, она устроилась на работу в один ближневосточный фонд в Вашингтоне. Как-то раз от скуки и от мыслей об инициативном мидовском чиновнике из Каффы она пошла на собеседование в министерство иностранных дел. Ее приняли на работу. Учитывая свободное владение арабским и глубокое знание местной культуры, ее отправили в Чад. Однако после 11 сентября начальство решило, что она будет полезнее в Штатах, и Флоренс перевели в отдел по ближневосточным вопросам.
Она посмотрела на Даккетта и сказала:
– Ее телефон уже был у них на прослушке? Или они просто перехватили звонок?
– Да какая разница? У них на пленке ваш голос, и вы склоняете ее к побегу. Практически предоставляете поддержку правительства США.
– Но кто все-таки прослушивал телефон? Кто передал вам распечатку разговора?
– Человек Макфолла. Брент… как его там…
– Спросите у него, каким образом этот разговор был зафиксирован.
– Они мне не скажут. Вы же знаете, как они реагируют, стоит только заикнуться об их методах и источниках информации.
– Скажите им, что знаете про их делишки, – шепнула Флоренс.
Даккетт удивленно уставился на нее:
– В смысле?
– Что ЦРУ поставило телефон Назры на прослушку задолго до того, как она врезалась в их ворота. Что они уже давно ее разрабатывают. Что она их обьект. Что они собирались, подцепив ее на крючок, шантажировать принца Бавада.
Даккетт поджал губы и сказал:
– Благодаря вам у них теперь действительно есть кое-что на него.
– Но они не смогут воспользоваться этим, если вы скажете, что разгадали их замысел. Что вы за ними следите. Что вы сорвали их операцию. И что теперь собираетесь залезть на памятник Вашингтону и прокричать об этом во весь голос.
– А если все не так?
– Вот и пусть директор ЦРУ это опровергнет. Прямо в присутствии президента. В его кабинете.
Морщины на лбу Даккетта разгладились, как будто ему неожиданно вкололи инъекцию ботокса. Он на секунду задумался, а потом удовлетворенно хмыкнул. Его ненависть к ЦРУ началась еще во время одной из первых командировок за границу – в Эквадор. Там он отвечал за открытие одного из нелепых американских центров, занимающихся культурным обменом. Этот центр был призван «всячески освещать историческую связь между культурами Соединенных Штатов и Эквадора». На следующий день после открытия всю эту лавочку взорвали. По официальной версии теракт совершили местные партизаны, но на самом деле бомбу заложили специалисты из ЦРУ. Они хотели инсценировать антиамериканские бесчинства, чтобы заручиться поддержкой правительства в ходе своей кампании, которая велась в тот момент против повстанцев. Даккетт десятилетиями зализывал эту рану. Теперь он радостно улыбался.
Пригласив обратно всех участвовавших в допросе, он заявил:
– Я задал мисс Фарфаллетти все необходимые вопросы и к своему удовлетворению установил, что изложенная ею версия событий является полной и достоверной. – Он взял в руки распечатку телефонного разговора Назры и продолжил: – А что касается вот этой вот информации, то я не буду спрашивать ни вас, ни вас, – Даккетт перевел взгляд с одного сотрудника спецслужб на другого, – каким образом она была зафиксирована. Поскольку это может не только скомпрометировать ваши методы и источники информации, но также привести к вопиющему предположению, что одна или несколько организаций, подчиняющихся правительству США, шпионили за женой дипломата. И даже не просто дипломата, а главы целого дипломатического корпуса и близкого друга президента Соединенных Штатов.
