— Вспомните, — слабо протестовала девушка: — ту решимость, которую выражало последнее письмо...

— Ну, что, держите пари, да или нет?.. Нет?.. А вы, капитан Лармор? Да ну же, дайте мне выиграть несколько луи!

— Простите меня, — ответил Жан с напряженной улыбкой: — Я не умею забавляться такими вещами. Для меня любить и страдать — одно и то же.

— Благородный герой, вы смотрите мрачно на вещи! Слышите, Алинь? Любить и страдать...

Алинь медленно удалялась от них.

— Я вас прошу... — проговорил Лармор взволнованным голосом, схватив Жюльена за руку.

Он удалился в другую сторону. Веселый лаборант проводил их с насмешливой улыбкой.

— Быть влюбленным, как видно, вовсе не забавно!

Около четырех часов после полудня на горизонте показалась серенькая точка, которую давно уже подстерегал Маренго. Алинь и Жан спускались вниз по тропинке и шли рядом, обмениваясь незначительными словами. Со времени их прогулки прошла неделя. Не избегая друг друга, они, однако, ни одним намеком не касались своих признаний. На крутых переходах он шел впереди и в помощь ей протягивал обе руки. Тогда огонь его темных глаз смягчался под ясным взглядом девушки.

— Отчего вы на меня так смотрите? — спросила она внезапно.

— Чтоб лучше запомнить цвет ваших глаз на то время, когда со мной будет только ваш образ.

— Вы меня приводите в отчаяние, Жан!.. Не говорите мне, что дни моего счастья сочтены!

— Я не могу дольше здесь оставаться, Алинь. Нужно привыкнуть к этой мысли.

В своей печали она забыла о лодке и о том человеке, которого она возносила выше всех до той минуты, пока он не изменил их общему идеалу. С подножья скалы она заметила лавирующую между скал лодку и с дрожью в голосе проговорила:

— Я остаюсь ужасно одинокой...

— Знаете, — издали кричал Жюльен, заметив их: — у нас снова будет весело! Патрон везет гостей. Это невообразимо.

Он передал бинокль молодой девушке и захохотал.

— Я не вижу среди них дамы, но она наверно там. Не может быть, чтоб она его так бросила.

Алинь подавила крик, не опуская бинокля. Он торжествовал.

— Я вам говорил, что обворожительная Элен к нам вернется. Кто знает, может быть этот толстый человек — ее венецуэльский дядя. У нас теперь будет семейный дом.

— Неужели я ошибаюсь... — прошептала она, не упуская из виду лодки: — Там молодой человек, страшно похожий... Неужели, Анри?

— Сын патрона? Но это вполне вероятно. Ведь, его ждали со дня на день... Как же так? Не может быть, чтобы крошка была на лодке. Ведь, не привезет же он ее вместе с сыном!

Алинь вернула ему бинокль.

Он сразу же начал извергать комические проклятия, приводившие в шумный восторг Огюста и его негритянок. Нет, он этого не мог переварить. Сын и любовница рядом! И папа возле них, размахивающий панамой, посылающий привет Пьедраде с его колонией.

— Ну что же? — сказал Жюльен, вкладывая бинокль в футляр: — Я не вижу причины портить себе кровь. Может быть мой взгляд на воспитание устарел уже.

Жан Лармор улыбался. Огюст и негритянки тряслись от смеха. Даже Алинь заразилась безумным весельем Атали Куку. И Зоммервиль, вместо суровых лиц, которые рисовала ему его неспокойная совесть, встретил веселые улыбки. Он первый выскочил на мостки и пожал руки трех друзей, справляясь об их здоровье и, не дав им времени ответить, сказал отрывисто и вполголоса:

— Я вам все объясню. Вы увидите, я не мог действовать иначе. Впрочем, мадам Амон всего на несколько дней. Вы запомните. Полковник Амон, австралиец, оставил бедняжку вдовой. Я вам это расскажу. Мы не поняли ее. Несколько свободные манеры, но это честная женщина, пережившая много горя. Она вас так любит, Алинь. Она говорит только о вас. Одним словом, вы хорошо запомнили имя — мистрис Амон или мадам. Это, конечно, не имеет значения. Пожалуй, мистрис Амон более почтительно, в виду моего сына. Дорогое дитя, какой сюрприз. Я гулял на набережной с... мистрис Амон и вдруг причаливает пакетбот... Осторожно!... Вы запомнили?

— Yes, sir, mistresse Hammond! — насколько можно торжественнее сказал Жюльен, подымая руки, точно для клятвы.

Зоммервиль, не поняв насмешки, вернулся к лодке; лаборант прошептал своим друзьям:

— Вы заметили его странный взгляд и отрывистый голос? Надо было бы предупредить вдову Амон, что ее новый жених — кандидат в сумасшедшие. А, вот и сын! Какой милый мальчик! Атлетическое сложение. Тонкие черты, умные глаза. Очень милый!

В два прыжка Анри очутился возле них и снял шляпу.

— Вы, должно быть, не узнаете меня, мадемуазель. Это было так давно.

— Какой сюрприз, Анри! — сказала Алинь, улыбаясь: — Я очень рада вас видеть снова.

— Мне так хотелось обнять поскорее отца! Поэтому, как только дядя решился... Вы не знаете моего дядю Гарольда?

Гарольд уронил свой монокль, галантно поклонился и поднес руку Алинь к губам. Он носил белый прекрасно сшитый костюм и ростом был несколько выше брата. Будучи старше его на два-три года, он упорнее его защищался против приступов старости, крася усы и волосы и сдерживая тисками корсета увеличивающуюся с возрастом тучность. Платок, которым он вытирал лоб, издавал благоухание будуара. Жюльен оценил его двумя словами, которые шепнул на ухо моряку:

— Старый кутила.

— М-сье Лармор, — сказала Алинь, представляя ему юного путешественника: — м-сье Анри Зоммервиль горит желанием с вами познакомиться.

Молодой человек схватил руку Лармора. Глаза его горели. Черты выражали сильный восторг.

— Какой чудесный подвиг вы совершили... Мне рассказывали отец и мистрис Амон. Акулы и буря! И вы трижды, четырежды рисковали жизнью для того, чтобы спасти незнакомую женщину! Как это прекрасно!

В то время, как Анри так горячо выражал свой восторг, дядя, поправив монокль, с любопытством посмотрел на моряка, потом протянул ему руку и сказал:

— А, так это вы герой! Поздравляю! Мы вам обязаны такой драгоценной жизнью! Мистрис Амон очаровательная женщина! Вы заслужили орден Почетного Легиона. Искренне говорю вам.

Но Зоммервиль уже подходил вместе с Элен, элегантно преображенной городским костюмом. Не давая времени притти в себя, она бросилась на шею Алинь, горячо приветствовала своего спасителя, ответила гримасой избалованного ребенка на «мистрис Амон», сказанное Жюльеном, бросила веселое приветствие мулату и негритянкам и объявила, что она умирает от голода и жажды. Ученый извинился: он поговорит с Алинь и Жюльеном. Пусть Гарольд предложит свою помощь молодой женщине. Анри не захотел отставать от отца, и Мутэ принужден был итти один. От его уха не ускользнул шепот и сдавленный смех последней пары.

— Нельзя сказать, чтоб здесь было безумно весело.

— О, здесь сельский покой, очень удобный для любви.

— Никогда вы меня не заставите поверить, что вы влюблены в моего брата. Он так мало интересен.

— Но он обожает меня!

— Как и все те, кого вы околдовали. Как меня, например. Что вы здесь собираетесь делать? Среди его дохлых зверей?

— Что за вопрос! Я сделаюсь лэди Зоммервиль.

— Но ведь со мной вы добьетесь того же самого, чертенок! Более того: вы получите Париж и Довиль. Ведь, здесь вы испортите себе жизнь. Вы слишком умны для этого.

— Надо ж положить конец. Кроме того, я обожаю Шарля.

— Он должен был вам сознаться, что он почти разорен!

— Что за шутки!

— Для того, чтобы купить этот остров и устроиться на нем, он истратил больше четырех миллионов. Это безумец. Не знаю, осталось ли у него триста или четыреста франков?

Так как Элен хранила молчание, Жюльен решил, что она осматривает пейзаж или взвешивает красноречивые цифры. Усмехаясь в свою темную бороду, он ускорил шаг и нагнал Жана.

— Редкостная женщина! Она расправляется с Зоммервилями, как хочет.

Он подошел к передней группе, где Шарль Зоммервиль, нежно опираясь на руку сына, пробовал воодушевиться новыми планами, которые он излагал молодой девушке. После этих нескольких недель перерыва, он готов был окунуться в работу с удесятеренной энергией и с удивительной ясностью ума. По его словам, ему нужно было два-три месяца для завершения своего открытия, тогда он сможет безбоязненно бросить вызов ученому миру и широкой публике.