Какие-либо комментарии тут излишни. Можно лишь задать вопрос: и эти полуграмотные статьи написал блестящий интеллектуал, доктор права, автор книг «На пути к высшим шахматным достижениям», «Международный шахматный турнир в Нью-Йорке 1924», «Международный шахматный турнир в Нью-Йорке 1927», «Ноттингем 1936», человек, по праву снискавший себе славу одного из лучших шахматных литераторов своего времени, неизменно уважительно писавший о своих коллегах, и прежде всего о Ласкере? Можно еще поверить, что Алехин написал эти статьи под давлением обстоятельств и умышленно сделал их столь примитивными. Сам Алехин после войны заявил, что он написал для «Pariser Zeitung» безобидную теоретическую статью, которую немцы без его ведома переписали с отвратительными дополнениями и опубликовали. Вполне возможно, что так оно и было.

В конце войны Алехин резко сдал и в шахматном отношении и в физическом. Врачи констатировали цирроз печени, и дни чемпиона мира были сочтены. Тем не менее сразу после окончания войны Алехин возобновил переговоры о матче с Ботвинником, и шли они весьма успешно. Только вот попутно Алехину приходилось оправдываться за военные грехи, а верили ему далеко не все.

Назовем вещи своими именами: чемпиону мира поверили те, кому выгодно было поверить, и не поверили — кому выгодно было не верить. Перед нами ярчайший пример политизации шахматного спорта, в ее самом крайнем, апофеозном проявлении. Ведь в том далеком 1946 году никто и не пытался докопаться до истины; главные действующие лица «процесса Алехина» стояли исключительно на страже собственных интересов. «Главной ударной силой» обвинения выступала Шахматная федерация США, что и понятно: Америка располагала сразу двумя реальными претендентами (Файн и Решевский), а чемпион принял вызов Ботвинника. Естественно, американцы пытались устранить Алехина, лишить его чемпионского титула, сорвать любое соревнование с его участием. Защищала же Алехина, в основном, советская федерация, что также объяснимо: чемпиону, согласному играть в первую очередь с Ботвинником, Советы готовы были простить что угодно.

Трудно винить национальные федерации двух крупнейших держав за то, что каждая из них действовала в интересах своего шахматного движения. Вся эта возня стала возможной только благодаря исторически сложившейся нелепой системе выявления сильнейшего. Если бы для определения чемпиона регулярно проводилось специальное соревнование с участием всех достойных, никого бы особо не волновало, играет ли в очередном таком турнире неизлечимо больной Алехин, пусть даже он победитель предыдущего первенства, а так все толкались локтями, стремясь заполучить корону из рук умиравшего чемпиона.

Александр Алехин успел уйти непобежденным. Стейниц и Ласкер уходили в забвении; Алехин был нужен до самого конца: до последнего вздоха он был необходим стремившимся отобрать у него корону.

Отрезок, который мы окрестили новой шахматной историей, вполне сравним с феодальным периодом в истории человеческой цивилизации. В 1886 году была провозглашена монархия, а Вильгельм Стейниц назван первым королем. Многие, однако, не признали ни Стейница, ни даже сам его титул. Лишь при Ласкере королевская власть получает признание и постепенно достигает абсолюта. Царствование Алехина явилось периодом наивысшего расцвета абсолютизма, однако годы агонии русского гения обнажили всю степень нищеты старой системы.

Когда абсолютный монарх умер, а его вассалы не смогли прокричать по привычке «Да здравствует король!», поскольку нового короля не оказалось в наличии, дворяне и простолюдины нерешительно переглянулись и, убедившись в собственной немощи, устремили взоры к парламенту — единственной силе, способной выработать новую конституцию.

Надо сказать, что парламент — Международная шахматная федерация (ФИДЕ) — образовался еще в 1924 году, но реальную силу он обрел лишь теперь.

Нет, до демократии было еще далеко, но монархия становилась конституционной.

Шахматная история стояла на пороге нового витка.

На конгрессе ФИДЕ 1947 года была, наконец, выработана и утверждена упорядоченная система розыгрыша первенства мира. Весь мир разбили на зоны; сперва проводились зональные соревнования, затем межзональный турнир (позднее несколько турниров), победители которого встречались в турнире претендентов (впоследствие — в матчах претендентов) и выявляли матчевого соперника чемпиону мира. Весь цикл занимал три года. Таким образом, каждые три года чемпион должен был отстаивать свое звание в матче. Одновременно было принято и более чем сомнительное решение, что в случае поражения чемпион через год имеет право на матч-реванш (подробнее об этом мы поговорим в главе о первом советском чемпионе мира).

Несмотря на серьезные недостатки (их мы и будем анализировать в нашей работе), система эта просуществовала около сорока лет и была, в целом, явлением прогрессивным.

Однако прежде всего требовалось определить преемника Алехина на шахматном троне. С этой целью в 1948 году был проведен матч-турнир на первенство мира с участием пяти достойнейших (по мнению ФИДЕ) кандидатов (об этом соревновании мы еще поговорим подробно; пока лишь отметим, что это был единственный в истории случай, когда чемпион был определен в турнире по круговой системе).

При изучении послевоенной истории шахмат невозможно пройти мимо такого феноменального явления, как «советская шахматная школа». Трудно привести другой пример столь подавляющего превосходства одной нации над всеми остальными в какой-либо области человеческой деятельности.

Вероятно, все началось с естественного для «первого государства нового типа» стремления доказать свою состоятельность, а кое в чем, по возможности, и продемонстрировать свои преимущества. В этом смысле шахматы оказались прекрасным объектом для приложения сил, причем по многим соображениям: они имели в России неплохие корни, идеально вписывались в систему, направленную на повышение народного образования, главное же — являлись «недорогим» видом спорта.

В тридцатые годы выходит на международную арену и сразу завоевывает признание первое поколение мастеров, сформировавшихся уже при советской власти. На повестку дня естественно ставится вопрос о завоевании первенства в мире, и с этого момента вся та возня вокруг титула «Champion of the World», которую мы окрестили «шахматной политикой», впервые попадает в круг интересов высших эшелонов власти огромного и мощного государства. В послевоенные годы уже большинство сильных шахматного мира проживает на пресловутой «шестой части суши» и пользуется услугами самого богатого в мире спонсора — Коммунистической партии Советского Союза. Следует без тени иронии признать, что спонсор этот действительно проявил себя исключительно щедрым и талантливым шахматным организатором: никогда и нигде в мире не было создано столь благодатных условий для роста молодых талантов и столь серьезных привилегий для ведущих мастеров. Однако и отдачи сей спонсор требовал беспощадно, а в случае малейших затруднений охотно вмешивался в перипетии спортивной борьбы. Таким образом, в новейшей истории проблема договорных партий — и даже целых соревнований! — стоит весьма остро. При этом контролировать ситуацию советской шахматной организации было отнюдь не так сложно, как может показаться непосвященному, поскольку в любой момент большинство претендентов составляли советские гроссмейстеры.

Уже первая глава новейшей истории шахмат дает богатейший материал для нашего исследования.

Итак…

Даже при самом поверхностном ознакомлении со статьями и воспоминаниями «патриарха» советских шахмат любой читатель невольно обращает внимание на два обстоятельства — замечательную целеустремленность автора и его колоссальную «государственность». Первое из этих качеств Ботвинника достойно всяческого уважения, однако выходит за рамки нашей темы, а вот второе…