— Вот что. Я вижу, что мне нужно остаться в Иркутске. Вы летите один. Следите за всем, что делается в шахте, охраняйте Лидию Шелемеху и трижды в день радируйте мне. Вот вам шифр для радиограмм.

Томазян дал мне маленький блокнотик.

Признаюсь, заявление следователя удивило меня. Неужели он испугался тумана и шквального ветра на трассе полета? Пораженный, я молчал, не зная, что ответить.

— До свиданья, — после некоторого молчания сухо сказал я и, взяв блокнотик, быстро влез в кабину.

Машина двинулась. Сквозь открытое оконце ударил в лицо ветер. Минута — и мы поднялись в воздух.

Темная долина Ангары указывала путь к Байкалу. Навстречу мчалось звездное небо.

Но скоро звезды начали тонуть во мгле, и вдруг перед нами возникла черная пропасть. Самолет с грохотом ворвался в нее, и нас окутала непроницаемая темнота.

Впервые в жизни пришлось мне почувствовать силу стихий воздушного океана. Мы летели слепым полетом над озером и над горами. Не знаю, куда и как вел пилот машину, но я скоро утратил всякую возможность ориентироваться. Пилоту помогали многочисленные приборы, а я был словно слепой. Ночной туман окутал все вокруг. Может быть, под нами шумели волны Байкала, но мы их не слышали. А может быть, мы уже пролетали над заснеженными вершинами гор Хамар-Дабана. Скоро я почувствовал, что дышать становится труднее и в висках словно застучали молоточки. Охваченное усталостью тело отяжелело. Стало холодно. Пришлось поднять воротник, спрятать руки в рукава, сжаться, насколько было можно. По-видимому, пилот, боясь налететь в тумане на шпили гор, поднялся очень высоко.

Вдруг над нами снова замерцали тысячи далеких звезд. Черная пропасть оставалась под нами, и, если бы не полярный холод, я совершенно успокоился бы — небо можно было наблюдать до самого горизонта. Но холод так донимал, что руки и ноги совсем окоченели. Мне казалось, что я замерзаю. Собравшись с силами, я хотел открыть дверь в кабину пилота и окликнуть его, но это не так легко было сделать. Не хватало сил подняться с кресла, что-то словно привязало меня к нему и не отпускало, несмотря ни на какие усилия. Каким-то образом мне удалось опуститься на пол и проползти один шаг, отделявший меня от дверцы в кабину пилота. Нужно было еще открыть дверцу. С величайшим напряжением я сделал и это. Атабаев обратил на меня внимание и, поняв, в чем дело, выпустил из рук штурвал, сбросил доху, которая была на нем поверх мехового комбинезона, и подал ее мне.

Потом мы начали проваливаться в темноту, мне стало легче дышать и удалось натянуть доху. Мех быстро согрел меня, я получил способность двигаться и, хотя чувствовал себя так, словно меня избили, все же сел в кресло.

Через некоторое время самолет снова начал подниматься. Я догадался об этом, потому что неожиданно опять появилось звездное небо. Снова мы летели на звезды, а совсем близко, под нами, белели покрытые снегом вершины гор.

По ту сторону гор всходила луна. Над горами и дикой тайгой нас встретили могучие порывы северо-восточного ветра. Казалось, земля идет кругом и пилот выделывает невероятнейшие фигуры высшего пилотажа. Но он только боролся с ветром, побеждая стихию силой мотора и своим умением.

Мы спустились на аэродром девятьсот двадцать пятой шахты перед самым рассветом.

Стартер, встретивший нашу машину, поздоровался и спросил меня:

— Инженер Макаренко?

Я удивился.

— Нет, моя фамилия Кайдаш. Разве Макаренко и Кротов еще не прилетели?

— А кто раньше вылетел из Иркутска?

— Они.

— Нас так и уведомили…

Из кабины вышел летчик Атабаев. Стартер обратился к нему:

— Какая погода на трассе?

— Плохая, — ответил пилот и начал осматривать горизонт.

В районе девятьсот двадцать пятой ветер был небольшой, и в конце полета мне удалось подремать. Я чувствовал себя относительно свежим. Но меня тревожило, не случилось ли чего-нибудь с самолетом Макаренко и Кротова.

Я тоже стал всматриваться в небо.

Вдруг Атабаев указал на что-то рукой и сказал:

— Летят.

Сначала я ничего не видел. Но вот показалась черная точка. Она быстро приближалась, и вскоре самолет, очертив над нашими головами полукруг, пошел на посадку.

На лицах инженеров было заметно утомление. Увидев меня, оба очень удивились.

— Как вы успели попасть сюда раньше нас? — спросил Кротов.

— Журналист всюду должен быть первым, — ответил я и, указав на Атабаева и его самолет, пояснил: — Мы вас обогнали.

Инженеры, не медля, сели в ожидавший их автомобиль. Я попросил, чтобы они подвезли и меня.

В это время к аэродрому подъехал один из помощников Кротова. Он был весь мокрый и грязный. Кротов попросил его пересесть в нашу машину, и он рассказал о происшествии в шахте.

— Авария произошла вчера вечером, приблизительно без двадцати десять. Вода прорвала шлюзы, поток из подземного озера сначала устремился в русло, которое мы готовили для него, а потом вода быстро разлилась по шахте. Группе горняков и техников, работавших там, удалось закрепить один шлюз целиком, а второй — частично. Теперь в помещениях подземного вокзала уровень воды достигает ста двадцати, а в туннеле — девяноста пяти сантиметров, и она прибывает на четыре-пять миллиметров в час.

— Как работы в туннеле?

— Прекращены. Литостаты остановились, так как не могут работать конвейеры.

— Есть жертвы?

— Несколько человек во время паники получили значительные ранения, а двое погибли, когда старались закрыть шлюз.

— Была паника? — поднял брови Кротов.

— Была, — глухо ответил его помощник.

— Еще что?

— Затопило подступы к Северной штольне. Там выемка в шесть метров глубины, и она отрезает штольню от туннеля.

— Людей оттуда вывели?

— Нет, не успели. Там сейчас около двухсот человек. Мы поддерживаем с ними телефонную связь.

— Кто там остался?

— Группа литостатчиков, работники пайрекс-алюминиевого завода и группа профессора Довгалюка.

— А где Лидия Шелемеха, сам профессор и Тарас Чуть? — опросил я.

— Там… Но пока непосредственной опасности нет. Сейчас мы делаем лодки, чтобы переправиться туда. Они отсиживаются на вагонетках, которые еще не затопило.

Мы подъехали к шахте. Возле нее стояли машины спасательных команд, много людей торопливо мастерили лодки.

Макаренко и Кротов вошли в управление шахты и вызвали туда инженеров и техников. Все совещание продолжалось не более десяти минут. После этого Макаренко сказал Кротову:

— Вам необходимо сейчас же спуститься в шахту. Руководите там, а я пока останусь наверху. Через час, не более, я присоединюсь к вам. Сообщите радиостанции, что мне нужна постоянная и надежная связь с Иркутском.

Макаренко остался в кабинете возле телефона. Один за другим к нему входили инженеры и техники и, получив приказания, торопливо выходили.

Я поспешил за Кротовым, чтобы спуститься под землю и посмотреть на последствия неожиданного наводнения.

Лифт шел с максимальной скоростью, и только метров за сто до цели Кротов повернул рычаг пневматического тормоза, чтобы замедлить спуск. Наконец лифт остановился, и мы вышли из него. Сразу же под нашими ногами захлюпала вода. Она доходила только до лодыжек, потому что здесь уже успели сделать высокий помост и лифт остановился метра на полтора выше, чем обычно.

Внизу, у остановки лифта, стояло несколько человек; на их лицах отражалось смятение.

Я заметил, что почти везде светились синенькие лампочки, кое-где зеленые, а вдали — ярко-красные. Мне объяснили, что синие лампочки сигналы тревоги, зеленые указывают дороги, по которым еще можно передвигаться в шахте, а красные означают большую опасность.

Вокруг царила тишина. Не слышалось ни скрежета машин, ни взрывов.

Один из техников рассказал, что, как только произошла катастрофа, по всему руднику были переданы сигналы аварийного положения. Не зная еще, что случилось, большинство людей бросились к подъемным механизмам. Когда они по дороге встретили воду, паника усилилась. Люди бежали, натыкались на камни, на механизмы, толкали друг друга, падали, калечились. В этот момент вдруг погасло электричество, и в подземельях воцарилась абсолютная темнота. Еще страшнее стал грохот воды, которая бурным потоком устремилась в туннель. К счастью, минуты через две свет появился. Работники почти всех участков, кроме Северной штольни и группы, работавшей в районе шлюзов, быстро добрались к выходу, и их немедленно подняли на поверхность. Северную же штольню отрезала от туннеля вода, и выйти оттуда не было возможности.