— А зачем это делают? — поинтересовался Тарас.

— Спроси у Ярослава Васильевича, — ответил Самборский, явно не желая говорить с мальчиком на эту тему. — Вы знаете, — обратился он ко мне, первые полгода мы невероятно мучились здесь с твердыми породами. На основании первых опытов казалось, что до Байкала придется пробиваться не менее восьми лет.

— И как же вы вышли из этого положения?

— Вот сейчас пройдем дальше, и я покажу вам «чудо-юдо рыбу кит», которая спасает строительство.

В это время подошла электродрезина. Она должна была повезти нас на «фронт работ», как называли здесь место, где происходила основная выборка грунтов.

Дрезина оказалась очень удобной машиной. Она напоминала небольшой автомобиль, посаженный низко над землей. Кроме шофера, в нее могли сесть еще три человека.

Мы заняли места, и водитель пустил свою машину. Она мчалась по галерее, словно по шоссе, иногда выезжала на рельсы для вагонеток и тогда еще больше ускоряла свой бег. Я и Тарас с увлечением смотрели, как перед нами появлялись и исчезали то хорошо освещенные, то полутемные туннели, вернее — галереи и переходы, с различными машинами и оборудованием. Людей было мало.

Мотор дрезины гудел и мешал разговаривать.

Я старался представить себе, как сюда хлынет вода. Заполнит ли она весь этот туннель? По всей вероятности, нет, потому что высота здесь больше двадцати метров и почти под потолком идет балкон-коридорчик, где смогут быть люди, когда потечет вода. Но все же коридор слишком узок для того количества воды, которое потребуется станции в десять миллионов киловатт. Воспользовавшись задержкой дрезины, я спросил у инженера об этом.

— Верно, — ответил он мне. — Но я забыл предупредить вас, что здесь будет несколько параллельных рек. Мы думаем, что это безопаснее для строительства. В случае какой-нибудь аварии выйдет из строя только часть нашей подземной реки.

Дрезина двинулась дальше, но теперь она шла уже не так быстро — то и дело приходилось объезжать грузовики, все чаще попадались на дороге группы людей, разные машины.

Вдруг послышался сильный звонок, и впереди одна за другой вспыхнули три красные лампочки. Дрезина остановилась.

— Что случилось? — опросил я.

— Дальше ехать нельзя, — сказал шофер. — Сигнал предупреждает о длительной закупорке на дороге.

— Как видите, сигнализация у нас действует прекрасно, — с довольным видом заметил Самборский. — Ну что ж, дальше можно пройти пешком, здесь недалеко. А дрезина, когда освободится дорога, подойдет за нами.

И Самборский повел нас по подземелью.

Коридор, по которому мы шли, значительно расширился. Потолок его, поддерживаемый толстыми колоннами, поднялся еще на десяток метров, и, когда я смотрел вверх, откровенно говоря, мне становилось страшновато. Это чувство страха напоминало ощущение, которое испытываешь, когда смотришь с крутой скалы в пропасть.

Рабочих встречалось все больше и больше. Часто приходилось переступать через рельсы. Вокруг виднелись колоссальные подъемные краны. Казалось, мы попали в большой морской порт.

Скрежет невидимых машин стал таким громким, что нужно было кричать, чтобы быть услышанным. Я не всегда разбирал, что мне говорили Самборский или Тарас.

Колоссальные прожекторы освещали все вокруг. Казалось, было светлее, чем днем. От яркого света болели глаза. Почти у всех, кого мы встречали, были на голове странной формы шлемы, а на глазах — темные очки. Я заметил вслух, что свет режет глаза.

— Сейчас мы получим очки-светофильтры, — сказал Самборский.

— А зачем здесь столько света?

— Проверяют туннель. Нужно, чтобы даже иголка не спряталась от глаз строителей.

Вскоре мы заметили вдали большой яйцеподобный цилиндр на гусеницах. От него и исходил наполнявший подземелье скрежет.

— Вы видите литостат, — сказал Самборский, указывая на машину. «Чудо-юдо рыба кит» — так его шутя называют рабочие.

Тарас сразу же хотел бежать к невиданной машине. Еще по дороге он рассказал нам, что очень интересуется машинами, но за всю свою жизнь видел только паровоз, автомобиль, самолет и катки, которыми утрамбовывают дорогу. Вполне понятно, что его потянуло к литостату, словно магнитом.

Но Самборский сказал ему:

— Не торопись. Всему свое время. Так подходить к литостату нельзя. Зайдем сначала сюда.

И он повернул к небольшой пристройке под одной из колонн.

Это было нечто вроде склада. По распоряжению инженера нам выдали шлемы, подобные тем, какие мы видели на рабочих.

— Надевайте, — сказал Самборский. — Шлем имеет наушники с звукофильтрами. Это изобретение нашего общего знакомого — физика Гоппа. Помните высокого, худощавого блондина, который провел с нами вечер на крыше у Аркадия Михайловича?

Я помнил этого физика, хотя и не был уверен, что узнал бы его, встретив где-нибудь на улице.

Мы надели шлемы.

— Вот здесь есть регулятор, видите? — показал нам Самборский черные диски со стрелкой, свисавшие каждому из нас на грудь. — Этим приспособлением можно регулировать число колебаний, которые принимает наше ухо, а также силу звука. Чрезвычайно полезная вещь, так как дает возможность нормально разговаривать здесь во время работы.

Мы с Тарасом немедленно занялись опытами по регулированию звука в наших шлемах и убедились в справедливости слов Самборского.

— А очки, — продолжал тот, — защищают глаза от песка, пыли, каменных брызг, а также служат светофильтрами, когда слишком сильно светят прожекторы. Ну, теперь мы можем идти дальше. Сейчас вы увидите машину, которая грызет камни, как крот — чернозем, растирает их в песок и одновременно выполняет мелкие работы: под давлением в тысячу атмосфер струей воды режет грунт, и с помощью гигантской вольтовой дуги расплавляет самые твердые породы.

— Так вот оно, чудо землеройной техники! — вырвалось у меня.

— Я не назвал бы его чудом, хотя кое-кто утверждает, что на литостате можно пройти до центра земного шара… Машина, к которой мы приближаемся, одна и самых новых наших конструкций — литостат «С-16».

— А кто ее изобрел? — спросил Тарас.

— Инженеры, — коротко ответил Самборский. — Впервые идею такой машины предложил Ярослав Васильевич Макаренко.

— А что значит «С-16»? — допытывался мальчик.

Но Самборский словно не слышал вопроса и, обращаясь ко мне, сказал:

— Сейчас мы войдем в камеру управления литостата и подробнее ознакомимся с ним. Идемте скорее. Будьте осторожны, не спотыкайтесь.

Не споткнуться было трудно — вокруг лежало множество битого камня, тянулись какие-то шланги, толстые электропровода, телефонные шнуры.

Мы стояли возле цилиндра, который слегка дрожал и грохотал.

— Он не очень шумит, — заметил я.

— А вы бы сняли шлем и послушали без звукофильтров, — сказал стоящий рядом рабочий. — Тут, пока не было этих шлемов, люди просто глохли и срывали себе голос.

Мы поднялись по железным ступенькам в кабину управления литостата и увидели там инженера-механика, руководившего работой этого агрегата. Перед ним находились распределительная доска и телефон, связывавший его с разными отделами, где работали специалисты — электрики, пиротехники, механики.

Самборский кивнул инженеру и несколько минут молча наблюдал за его работой. Инженер то и дело переводил ручку на распределительной доске и говорил по телефону. Он то приказывал усилить сверление, то прекратить его, подавал пиротехникам команду заложить фугасы, командовал: «Взрыв!» Тогда мы слышали какое-то шуршание. Так доносился шум взрыва через звукофильтры шлема. Литостат медленно подвигался вперед.

— Какая его скорость? — спросил Тарас.

— Он мог бы пройти до десяти километров в сутки в твердом грунте, ответил Самборский, — но сложность туннельных работ, недостаток электроэнергии и необходимость проводить работу широким фронтом ограничивают его скорость приблизительно двумя километрами в сутки. Это один из самых больших литостатов. Несколько сот меньших работают на строительстве самого туннеля. Там легче работать, так как размер туннеля не такой большой, как здесь. Но и там из-за недостачи электроэнергии невозможно целиком использовать эти аппараты. Потому мы и спешим с сооружением электростанции. Вообще успех строительства зависит от того, как быстро мы сумеем дать ему нужное количество электрической энергии. Здесь наши литостаты уже заканчивают работу. Дней через десять мы начнем установку и монтаж пятидесяти турбин по двести тысяч киловатт каждая, а через месяц сорвем перегородку, которая отделяет Байкал от подземного русла. Тогда вода из озера хлынет сюда, под Байкальский хребет, и в августе мы обеспечим строительство нужным количеством энергии.