«В здоровом теле — здоровый дух», — гласит древняя истина. И всякий раз, когда читаю или слышу эту ясную и мудрую пословицу, я невольно вспоминаю Григория Ивановича. Он как бы являл собою неразделимо слитые мощь духа и мощь тела. Его железный характер помогал ему переносить тяготы жизни, а железный организм постоянно придавал силы его неукротимому духу.

Вспоминается один эпизод. Наша бригада остановилась в одном селе, расположенном на берегу речки Ржакса. Полевой штаб мы разместили в доме местного священника.

Просторный, хорошо обставленный дом пустовал: батюшка вместе с домочадцами поспешно удрал при нашем подходе и примкнул к антоновцам, дабы помочь им пастырским благословением и словом божьим.

Стоял знойный летний день… Я вошел в гостиную, где, казалось, было попрохладнее, и мое внимание сразу привлек массивный шкаф, плотно набитый книгами и подшивками журналов. Надо отдать должное, батюшка был большим книголюбом и читал книги «светского» содержания. На полках стояли тома Надсона, Короленко и даже Льва Толстого и Горького. Тут же лежали подшивки «Огонька» и «Нивы» за последние годы. Я взял одну из увесистых подшивок, стал листать ее и вдруг наткнулся на какие-то человеческие силуэты. Рисунки эти, как выяснилось, иллюстрировали «психофизиологическую гимнастику» доктора Анохина. Это меня очень заинтересовало. Положив раскрытый журнал на пол и глядя на фигуры, я проделал два первых упражнения.

— Э-э, комиссар, так дело не пойдет! — услышал я за спиной громкий и веселый голос Котовского. — Раздевайся, комиссар!..

Позванивая шпорами, комбриг вошел в гостиную, поднял с пола журнальную подшивку и стал с любопытством разглядывать рисунки.

— А вы что, — попытался отшутиться я, — когда в одиночной камере сидели, тоже догола раздевались?

— Ну, там другое дело. Холодно было, да и не разрешали, — отозвался он, не отрывая взгляда от журнала. — Анохин. Киевский врач… Слыхал о нем… Это очень кстати, Петро! Мы крепко в седлах выматываемся, гимнастика нам очень пригодится. Будем делать! Вместе начнем…

Он вышел во двор и крикнул своему коноводу:

— Черныш, принесите два ведра воды! Да похолоднее…

Мы оба разделись и старательно проделали весь анохинский комплекс — двенадцать упражнений. Коноводы облили нас холодной водой, и мы, как дети, прыгали, смеялись, перебрасывались шутками. Потом до красноты растерли кожу полотенцами и почувствовали бодрость, свежесть и легкость.

С того дня мы старались каждое утро делать физическую зарядку; я ее не бросаю уже сорок три года. Постепенно втянули командиров и бойцов, и зарядка стала в бригаде повседневным делом. Позднее, когда мы вернулись на Украину, гимнастика стала обязательной частью боевой подготовки в дивизии, а затем и в корпусе. В Умани, где находился штаб кавалерийского корпуса, по предложению Григория Ивановича и под его руководством был создан спортивный городок, куда стали приходить жители этого города, особенно молодежь.

Есть что-то символичное в том факте, что антоновщина кончилась, «испустила дух» в заболоченных зарослях по берегам реки Вороны.

Осколки антоновских «армий» к началу августа 1921 года попрятались в своей «цитадели» — в болотах и камышовых зарослях. Этот участок достигал в длину двенадцать километров и в ширину — четыре — шесть. С запада он был ограничен крутым овражистым и лесистым берегом Вороны и открытой равниной, на которой расположились деревни Рамза, Пушино, Салтыкове. Вдоль Вороны тянулась цепь небольших озер — Змеиное, Ясное, Лебединое. Среди камыша в человеческий рост кое-где возвышались и лесистые островки. Один из них, называвшийся «Золотой клеткой» (или еще «Тюремной клеткой»), был излюбленным антоновским логовом. «Золотую клетку», как ров средневековую крепость, окружала глубокая вода.

Весь этот заболоченный участок оцепили красноармейские части, среди которых была и наша кавалерийская бригада. А пехотинцы и красные курсанты двинулись прочесывать болота, заросли, лесистые островки. Это было тяжелым и опасным делом.

Антоновцы тщательно укрывались в зарослях. Болотные кочки они срезали на аршин от воды и этот срез затем углубляли. Человек прятался в эту яму и накрывался срезанной верхушкой, как танкист — крышкой люка, оставляя неприметную, узкую щель или отверстие для притока воздуха. В такие кочки складывали также запасы продовольствия и медикаментов.

Кочки на болотах были соединены жердями, настилом из ветвей, палок и соломы. По такому настилу можно было свободно ходить и даже ставить на нем легкие шалаши из тростника. Рассказывали, что на таком настиле обнаружили даже… походную камышовую церквушку! В полу таких шалашей нередко проделывали отверстия и через них спускали в воду в специальных корзинах мясо, молоко и масло в крынках и бутылках. Два шалаша, видимо для лучшей маскировки, были накрыты дерном. У бандитов было спрятано немало лодок.

А самые хитрые и ловкие антоновцы, заметив или заслышав приближение красноармейцев, погружались с головой в болотную воду и дышали через тростники.

Красноармейцы прочесывали болота, двигаясь по пояс в воде; переплывали глубокие места, загребая лишь одной рукой, а в другой держа над головой винтовку и патроны. Бойцы сутками не получали пищи. Рота курсантов с небольшими перерывами восемь дней пробыла в болотах по пояс в воде.

Приходилось проверять каждую кочку и опасаться выстрела из-за каждого куста. Одного бандита красноармеец обнаружил случайно, наступив на ворох сухих листьев, в которые он закопался. Другой антоновец, перерядившись в красноармейскую форму, долго шел вместе с нашими бойцами, желая таким образом выбраться из оцепления, и исчез в камышах лишь тогда, когда красноармейцы стали собираться по ротам.

Антонова и его ближайших приспешников и на этот раз не удалось обнаружить. Сначала красноармейская цепь прошла в нескольких шагах от них, но они отсиделись в кочках. Потом они снова попали в кольцо одного из эскадронов нашей бригады. Тогда Антонов пустился на хитрость. Он приказал шестерым «партизанам» выйти из зарослей и сдаться. Это были рядовые повстанцы, им нечего было бояться. От них требовалось только одно: молчать о том, что с ними был Антонов. А сам Антонов вместе с братом Дмитрием и еще двумя главарями мятежа зашел по шею в озеро, заросшее камышом, и выждал. Когда оцепление вместе с шестью пленными ушло (наши кавалеристы не знали, сколько людей было в этой группе и кто с ними был), Антонов со «свитой» сел в лодку, припрятанную в камышах, переплыл озеро и скрылся.

Но уйти от возмездия Антонову не удалось. Оно настигло его и брата Дмитрия в селе Нижне-Шибряй вечером 24 июня 1922 года. Чекисты окружили избу, где «гостили» вышедшие из леса братья Антоновы, и приказали им сдаться. Те ответили огнем из маузеров. Пытаясь прорваться к лесу из горящей избы, оба Антоновы были убиты в перестрелке.

После разгрома матюхинской банды наша бригада недолго пробыла на Тамбовщине — ровно месяц. Мы вылавливали и обезоруживали шайки антоновцев и помогали налаживать мирную жизнь в очищенных от мятежа селах и волостях, помогали укреплять Советскую власть в этих местах. Как говорил Владимир Ильич, «до сих пор мы приноравливались к задачам войны. Теперь мы должны приноравливаться к условиям мирного времени» 2].

Во многих селах и деревнях — Петровском, Дубовке, Золотовке, Уварове, Семеновке и других — мы собирали многолюдные митинги и сходы, выступали перед крестьянами, разъясняли им политику большевистской партии и Советской власти в деревне, рассказывали им о существе продналога, отвечали на бесчисленные вопросы.

В Дубовке создали избу-читальню, передав в нее газеты, журналы и брошюры из полковой библиотеки. Показывали даже самодеятельные спектакли, собиравшие все население — от стариков до малых детей. Радостно было видеть, как люди, которых не один год подряд терроризировали бандиты, люди, еще недавно удрученные горем, замкнутые, молчаливые, непринужденно смеялись, глядя на наших «артистов». Деньги, собранные на этих спектаклях в виде добровольных пожертвований, были переданы в фонд помощи голодающим Поволжья.