— Что тогда? — насторожился Черный Шаман.

— Придется делать Камыснапа!

Даже Черный Шаман, привыкший ко всяким мерзостям рэккенов, содрогнулся.

Камыснап, воплощение темного ужаса подземного мира! Даже подумать о нем страшно, не то что видеть его!

Спросил торопливо:

— Неужели мне придется делать?

Кумак ответил неумолимо:

— Только человек может его сделать, рэккены не смеют прикасаться к нему. Сам знаешь. Твоя помощь понадобится.

— Нет, нет! — охваченный страхом, воскликнул Черный Шаман, — Пока не готов к этому… Попробуйте что-нибудь другое…

— Что? — острое лицо Кумака искривила злобная гримаса.

— Покажи ему Яри!

Долго ли, коротко ли ехал Айван, он не знал. Холмы сменялись долинами, скалы — равнинами, горные перевалы — длинными спусками. Иногда полозья нарты скользили по льду замерзшего озера или реки. Кое-где пробивались теплые ручьи и над ними клубились облака пара.

Айван рад был бы любому человеку, но среди сугробов время от времени появлялись только косматые головы рэккенов с горящими глазами. Иногда они выныривали очень близко, дразня собак, которые уже давно не боялись их и со злобным лаем пускались в погоню, словно перед ними были проказливые песцы.

Однажды такая погоня привела Айвана к береговым холмам. Он встревожился: нарта отклонялась в сторону от дующего навстречу хиуса, а собаки никак не могли догнать рэккена, хотя рычали от ярости и выбивались из сил.

Айван не садился на нарту, а бежал рядом на коротких лыжах- вороньих лапках.

Научил его этому дедушка Ненек, который и в старости не знал себе равных в беге на таких лыжах. И теперь юноша не отставал от нарты, летящей по нетронутому снегу.

Долго продолжалась погоня. В конце концов юноша заподозрил неладное: куда-то упорно ведет его рэккен. Тундру освещал белый свет месяца. На сугробах вспыхивал синеватый отблеск. Рэккен пересекал их, не оставляя следа. Туловище его двигалось под снегом так же привычно, как рыба под водой.

Вдруг Айван заметил, что голова остановилась, и красные пылающие глаза уставились на него. Юноша сорвал со спины лук, и тонкая стрела, не знающая промаха, запела в морозном воздухе. Пока голова двигалась, он не стрелял — не умел попадать в движущееся, ведь не упражнялся в стрельбе по живому. Но в любое неподвижное пятнышко всегда попадал, даже если оно было не больше ногтя и находилось на расстоянии многих шагов.

Стрела вонзилась бы точно между глаз рэккена, но за мгновение до этого он под снег ушел.

Айван побежал и со злостью выдернул стрелу.

Когда собаки устали и замедлили бег, он решил остановиться и передохнуть.

Огляделся, выбирая место. Смутно белели во мраке снежные холмы. На миг показалось, что остался один во всем мире. Собаки сидели на снегу, тяжело дыша, из раскрытых пастей шел пар, глаза поблескивали.

И тут он услышал приятный, проникающий в душу свист. Обернулся, увидел черневший в высоком холме вход в землянку. Рядом стояла тоненькая фигурка в расшитой праздничной одежде. Девушка!

Такие землянки строили некоторые береговые жители. «Значит, к береговым попал я, — подумал Айван, и его охватила досада: — Как не заметил черневший на снегу вход? Чуть селение не проехал…»

Но других отверстий не было видно. Может, они дальше, за мыском? Однако раздумывать некогда, правила гостеприимства требовали, чтобы он вошел сначала в землянку, куда приглашают.

Собаки неистово лаяли и рвались к девушке. «Почему так странно ведут себя?» — мелькнула мысль. Но он слишком устал и промерз, чтобы долго над чем-то задумываться.

Недалеко было жилище, где горячая еда, тепло, покой! Он шагнул к упряжке.

— Привяжи собак там! — крикнула девушка.

Голос ее показался знакомым, но был низким и хриплым — у береговых, которые живут в сырых промерзших землянках, всегда такой. «Почему у входа не привязать собак?» — снова подумал Айван. Однако вбил в снег остол, бросил собакам по куску вяленой рыбы. Они успокоились и, жадно проглотив еду, свернулись клубком.

Лицо девушки до глаз, раскосых и мрачных, закрыто меховым нагрудником, опушенным белым песцом! К снова что-то знакомое почудилось в ее облике.

Айван подошел к землянке и остановился, пораженный: навстречу из снега поднялись два огромных белых медведя! Они угрожающе зарычали. Рука юноши потянулась к ножу, висевшему на поясе. Но что нож против зверей, которые одним ударом лапы ломают хребет моржу! С досадой вспомнил: тяжелое боевое копье осталось на нартах — кто же идет с копьем в жилище, да еще к такой нарядной девушке? А девушка молча шагнула к медведям, положила руки им на глаза и заставила лечь.

Стараясь не показывать страха — что за удивительная землянка? — Айван прошел мимо медведей, и звери не тронули его. Девушка шла впереди, словно танцевала. У следующего входа в землянку — внутреннего опять раздалось леденящее душу рычание: навстречу поднялись два бурых медведя и оскалили страшные клыки. Девушка и им прикрыла глаза, успокоила.

«Все-таки копье нужно было взять, — подумал уныло Айван. — Если у входа столько медведей, то сколько же их внутри?»

Но в землянке никого не было. Очень просторным оказалось жилище — таких юноша никогда не видел. Стены увешаны пушистыми теплыми шкурами, под ногами тоже густой мех, высоко над головой в широкой отдушине виднелось темное небо и звезды.

У стен ярко горели невидимые жирники. Ноздри щекотал запах свежевареного мяса.

Они пошли дальше — открылась другая землянка, еще просторнее, на стенах белый мех, словно инеем все покрыто. Следующая — будто огромная пещера, голубыми шкурами увешаны стены. Девушка не останавливалась, легко шла впереди. Вот дивная зеленая пещера! Вот красная — все стены увешаны шкурами красных лисиц… Так же ярко освещена, воздух наполнен запахами неведомых трав…..

Спутница Айвана повернулась и отбросила меховой нагрудник. Это была Яри! Он рванулся к ней, но тут же в растерянности остановился.

Белое безжизненное лицо, словно освещенное светом полного месяца. Девушка молчала, и в этом молчании было что-то угрожающее. В диких раскосых глазах полыхал мрачный огонь ненависти!

Айвану стало не по себе. Решил ничего не говорить. Понял, что в подземный мир попал. Огляделся с невольным страхом. Повсюду на стенах переливались меха, но от них веяло холодом… Искаженные яростью со стен уставились на него вырезанные из дерева почерневшие лики.

Яри быстро разделась и осталась в легком ксркере, под которым обрисовывалось гибкое тело. Неслышно ступая, вытащила из котла дымящееся мясо, ловко нарезала его на деревянном блюде. Из плетеной корзинки достала моченой морошки, съедобных кореньев, неведомых приправ, пахнущих очень приятно, положила рядом с мясом.

— Ешь! — сказала Айвану.

Но голос ее звучал неприязненно. Однако, почувствовав запах горячей пищи и острых приправ, Айван уже ни на что не обращал внимания. Торопливо разделся, не сводя глаз с удивительной посуды — расписная, звенит, блестит… Жадно набросился на еду.

Она сидела напротив, не прикасаясь к еде. Медленная судорога прошла по ее лицу, каждая черточка его дышала жестокостью ц злобой. Бросив на девушку беглый взгляд, он чуть не поперхнулся. Ничего не мог сказать Айван, только знаком указал на блюдо. По обычаю, гость должен есть вместе с хозяином. Она поняла.

— Здесь не соблюдают обычаев, — ответила резко. Пытаясь смягчить свои слова, налила из высокого сосуда в чашку какого- то темного питья, остро пахнущего ягодами. — Пей! — А прозвучало это, словно она сказала: «Не пей!»

Он упрямо дернул головой, потянулся к. чашке. Выпил, и загорелось в груди. Сразу расхотелось есть. Он любовался ее красивым, словно из прекрасной моржовой кости вырезанным лицом, тонкими смуглыми руками, легкими движениями. Показалось, будто опять в тундре играют они вдвоем! Но по лицу ее пробегали темные тени, движения становились порывистыми, словно куда-то спешила она.