- Ты тоже!
- Наглец!
- Злюка!
- Самец, твою мать! Кобель! – рявкнула я, и охнуть не успела, как он в два прыжка настиг меня, схватил в охапку, и стал целовать.
- Ты меня с ума сводишь! – прошептала я сдавленно, прижавшись к нему.
- Ты меня тоже, - прошептал он в ответ, - вот, ты сама призналась, что неравнодушна ко мне.
- Это вырвалось помимо воли, - поспешила я внести ясность.
- Ага, - хмыкнул он, и покрепче сжал меня в объятьях.
- Отпусти, - ко мне на секунду вернулось здравомыслие.
- Ты уверена, что хочешь этого? – промурлыкал он мне на ухо, и я задумалась.
Нет, не хочу. Но я чувствую себя последней сукой, когда целуюсь с Димой. У меня есть муж, к которому я неравнодушна, и в то же время меня тянет к Диме с такой силой, будто кого-то из нас заставили проглотить магнит, а другого кусок железа.
- Молчание – признак того, что я прав, - прошептал он, - между нами искры проскакивают, разряды электричества.
- Это всего лишь страсть, - прошептала я, пытаясь обмануть саму себя.
- С чего бы тебе испытывать ко мне страсть, если ты меня терпеть не можешь? А? Ответь мне, - и он повалил меня на диван...
Сидя в своей машине, я медленно пила кофе из термоса, курила сигарету, и думала, были ли реальностью те два часа, которые я провела с Димой на его шикарном, кожаном диване.
- Надеюсь, Максим об этом не узнает, - прошипела я, надевая кофточку, и приводя себя в порядок.
- Ничего он не узнает, - кивнул Дима, - я хочу вернуть тебя, и хочу, чтобы оценила меня.
- Очень хорошо, - и я покинула его офис.
На следующий день я приехала, как всегда, на планёрку, и обнаружила, что все уже собрались, не было только Елисея Семеновича.
- Ты шефа не видела? – подскочила Регина, когда я, как всегда, громко стуча каблуками, вошла в кабинет, и села на стул.
- Ты явно знаешь, у кого спрашивать, - процедила Мила Царёва.
Ох, не выдержу, придушу гангрену собственными руками.
- Нет, не видела, - мотнула я головой, и задержала взор на лице Генриха Вениаминовича.
Видок у него был, что надо. Под одним глазом сиреневый фингал, под другим фиолетовый, скула разбита...
Интересно, кто его так отходил? Не успела я об этом подумать, как у меня в кармане зазвенел сотовый, и вышла в коридор, зная, что всё, что говоришь по мобильному телефону, слышно рядом сидящему.
Я притворила за собой дверь, и вынула из красного футляра в
сердечки свой любимый, красный, переливающийся, раскладной телефон в стразах. На дисплее высветился номер Димы...
- Ты, наверное, после вчерашнего спала, как убитая, - засмеялся он, - или пришёл муж и...
- Заткнись! – заорала я диким голосом, - ещё такая шутка, и я с тобой спать не буду! У меня муж есть! И он выполняет супружеские обязанности не хуже тебя!
За дверью раздались странные звуки, как – будто что-то упало...
- Ладно, ладно, не ерепенься, - засмеялся Дима, - я поговорил с твоим докучливым кавалером. Ему никакая пудра не поможет!
- Так это ты?
- А кто же ещё? Счастливо тебе, любовь моя, - и он отключился.
Я хмыкнула, засунула телефон в футляр, потом в карман, и вернулась на своё место.
Только сотрудники почему-то странно на меня глядели. Даже Регина отводила взгляд.
- Прикольная вы девушка, - засмеялся Филипп Аркадьевич.
- В смысле? – подняла я бровь.
- Кто тебе сейчас звонил? – спросила вдруг Регина.
- Мой бывший муж, - честно ответила я.
- А последний муж в курсе, какие у тебя отношения с бывшим мужем? – прищурила голубые глаза Царёва.
И тут до меня дошло. Я же заорала, как ненормальная на Диму, когда сказал фразу из мерзкого анекдота, и сейчас почувствовала, как щёки стали краснеть.
- Это совсем не то, что вы подумали... – воскликнула я, и почувствовала, как краска ещё сильнее прилила к лицу.
- Врёт, и не краснеет, - злорадно воскликнула Царёва.
- А какое твоё собачье дело до моей личной жизни? – немедля завелась я, - я к тебе не лезу, и ты ко мне лезь.
- Вот ты-то как раз и лезешь, - рыкнула Мила, и покосилась на зама Елисея Семеновича.
- Где он? – нервно воскликнул последний, посмотрев на часы, - уже полчаса прошло.
- Уж полночь близится, а Германа всё нет, - усмехнулась я, поймала на себе злобный взгляд Людмилы, и ухмыльнулась.
Генрих Вениаминович вынул из кармана телефон, набрал
номер, и приложил трубку к уху. Так и не получив ответа, он положил телефон на стол.
- Чёрте что! Не отвечает!
- И что нам делать? – спросил Филипп Аркадьевич.
- Подождём немного, - отозвался Генрих Вениаминович.
Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и на пороге показалась секретарша Елисея Семеновича, Лена. На бедной девушке лица не было.
- Там... там... там... – блеяла она что-то невнятное, делая какие-то странные движения руками.
- Что случилось? – сдвинул брови Генрих Вениаминович.
- Елисей Семенович... – выдавила из себя она, и махнула куда-то в сторону, - там...
- Да что происходит? – подскочил Генрих Вениаминович, и секретарша вдруг, ухватившись за этажерку, на которой стоял кактус, упала в обморок, обрушив при этом ни в чём ни повинное растение.
Я и Генрих Вениаминович первыми бросились к ней, и тут я услышала звон откуда-то. Это, кажется, звонок Елисея Семеновича. Точно, это мелодия его мобильного.
Оставив секретаршу, я пошла на звук, и вскоре поняла, что он исходит из-за запертой двери гардеробной. Зимой, и ранней осенью сотрудники вешали туда свои пальто, а сейчас, когда наступил май, и резко потеплело, помещение закрыто.
Я осторожно толкнула ногой двери, та поддалась, и моим глазам предстала ужасающая картина.
На полу посреди гардеробной лежал Елисей Семенович, но самое худшее было то, что у него в груди торчала рукоятка ножа, а остекленевший, невидящий взор был устремлён в потолок...
- Мама! – вскрикнула Царёва, она подбежала вслед за мной, и теперь расширившимися голубыми глазами смотрела на распростёртое тело начальника.
- Кто это его? – как-то даже жалобно проговорила она, и ухватила меня за руку.
- Не знаю, - прошептала я сдавленно, и бросила взгляд на мобильный, лежащий на полу, не перестающий звонить.
- О Господи! – материализовался позади нас Генрих Вениаминович. Он какое-то время тупо смотрел на труп, потом
перевёл взгляд на меня и Милу.
- Почему телефон всё время звонит? – подала вдруг голос Мила, - без конца. Перестанет, и опять.
- Тьфу, чёрт! – воскликнул Генрих Вениаминович, и вынул из кармана свой мобильный, - это я. У меня автоматический дозвон установлен, - он нажал отбой, и телефон на полу смолк, - надо ментов вызывать, - оттянул пальцами ворот рубашки.
- Давайте, я позвоню мужу, - сказала я, - он у меня честный, взяток не берёт, редкая белая ворона в наше неспокойное время... Он обязательно выяснит, кто совершил это зверство.
- Ой! – вскрикнула вдруг Мила, и тут же захлопнула рот, - как жалко-то! Он такой хороший человек был, - и она кинулась на грудь к любовнику.
- Звони своему благоверному, - кивнул мне зам начальника, и я вынула сотовый.
- Только не говори, что у тебя очередной труп, - засмеялся Максим, - дай, я угадаю. Ты моя амазонка, нейтрализовала террористов.
- Не юродствуй! – рявкнула я, под внимательный взор Генриха и его возлюбленной, - а у меня действительно труп. Моего начальника.
На другом конце провода повисло тягостное молчание.
- Ты так шутишь, или...
- Милый, приезжай скорее, - взмолилась я.
- Вот чёрт! Сейчас будем! – и он отключился.
- Сейчас будет милиция, - выдохнула я, и с горечью посмотрела на тело.
Мне до рези в глазах жалко Елисея Семеновича. Ещё вчера я с ним разговаривала, он был весел, и полон жизни, а сегодня его этой жизни, извините за дурацкий каламбур, лишили.
Максим и его команда прибыли в рекордно короткое время, на место происшествия запустили фотографа, а мой любимый поспешил загнать всех сотрудников в зал заседаний.