С ним рядом кто-то хмурит лоб —
То друг его, Георгий Клоб.
Он не батрачил на богатых
И не работал у станка:
Он ювелиром был когда-то —
Теперь работает в ЧК.
Об их жестокости в народе
Уже давно легенды ходят,
Но где им, ребятам этим,
Тягаться с товарищем третьим!
С третьей, вернее:
Это — девица.
В жестокости нею
Лишь дьявол сравниться.
Прасковья Перова.
В прошлом: два года —
Работница водочного завода.
Был у нее там сердечный дружок —
Вместе вступили в марксистский кружок.
Когда закипела террора волна,
Прасковья себя проявила сполна.
В самом начале карьеры своей
Усвоила твердо за сутки:
Честь и все, подобное ей —
Буржуазные предрассудки.
Убить человека?
Ну что ж, ну что ж.
Это довольно просто:
Ведь человек — все равно что вошь,
Только большего роста.
Себя открыла в жизни новой,
Стал кровью мир ее окрашен —
И вот — товарищем Перовой
Зовут вчерашнюю Парашу.
Все знают, что лучше
В зубастую пасть крокодила
Иль в лапы медведя,
Чем в руки Прасковьи попасть:
Товарищ Перова еще никого не щадила,
Кровавым безумьем
Она упивается всласть.
2
Но сегодня перед нею
Дело скучного скучнее:
Перед ней — бумажек ворох.
Ковыряться в приговорах
Нет желанья у нее.
— Скука. Это — не мое!
В мире нет работы хуже,
Чем чернильная возня!
И кому все это нужно?
Что, без этого нельзя?
Перемазаны все руки!..
Скоро я помру от скуки!
Нынче жизнь — тоска одна!
Я на большее годна!
Приговор берет Перова
(И не думая читать),
Вкривь и вкось выводит слово:
Слово это — «Разстрелять».
— Эх, бумажная работа,
Как же ты осточертела!
Построчить из пулемета —
Вот чего бы я хотела!
Я ведь, братцы, не в контору
Шла, я шла не в писаря —
Я рвалась служить террору,
А теряю дни зазря!
Все предам, продам я, чтобы
Пулеметный слышать треск! —
И в глазах от лютой злобы
Появился страшный блеск, —
Все во мне к террору рвется,
Чтоб свинец лился дождем!
Долго ль ждать еще придется?!
Клоб вздохнул:
— Что ж. Подождем.
3
Но они недолго ждали:
Вскоре им работу дали,
Где не надобно чернил —
Нужен лишь садистский пыл.
Все для казни уж готово,
Только медлят Клоб с Седым:
Ждут, когда придет Перова:
Та растаяла, как дым.
— Вот уж чертова девица:
Без нее начнем — озлится,
Но не станем больше ждать, —
И решили начинать.
4
Перед извергами в ряд Обреченные стоят:
Гимназисты, офицеры,
Юнкера, служитель веры,
С ними — члены их семей:
Все, вплоть до грудных детей.
Здесь и пролетариат
Тоже в чем-то виноват.
(От Советов, между прочим,
Нет пощады ни рабочим,
Ни тем более крестьянам —
Этим варварам-смутьянам —
Ничего им, кроме бед,
От Советской власти нет).
Говорить пытался поп.
— Пасть закрой! — прикрикнул Клоб,
— Ты крестьянам и рабочим
Долго головы морочил,
Но пришел расплаты час —
Не стращай чертями нас!
Нет чертей, как нет и бога —
Как вам врать не надоест?..
А вот золота здесь много! —
Клоб сорвал поповский крест,
-Нам не нужно вашей веры!
Наша вера — в револьверы!
Отхозяйничал ваш класс!
Вам — не много ль?
Нам — как раз!
5
Как по маслу шла работа,
Вдруг стал в дверь ломиться кто-то:
То — Прасковья, и она
По-сапожничьи пьяна.
Наспех, кое-как одета,
Шапки нет — забыла где-то,
На ногах едва стоит —
Неэтичный, в общем, вид.
Клоб — Седому:
— Глянь! Никак
Снова сунулась в кабак!
— Да, зашла!
Что здесь такого? —
Пьяно склабится Перова.
— Вот уж не было печали! —
Клоб нисколько ей не рад,
— Черти пьяную примчали!..
— Что ты там бормочешь, гад?!
Снисхождения не зная
Ни к друзьям и ни к врагам,
Разъяренная, хмельная,
Хвать Прасковья свой наган.
Клоб в ту ночь бы кончил хуже,
Чем убитый им беляк,
Но она, на крови луже
Поскользнувшись, на пол — бряк!
Перемазанную кровью,
Парни подняли Прасковью,
Уложили здесь же спать —
Заменил топчан кровать.
Клоб с Седым скребут затылки:
— Утопила жизнь в бутылке!..
— Надерется завтра снова:
Все б ей пить да все б гулять!..
Как с ней быть?
Во сне Перова Бормотнула:
— Расстрелять!
Что ж, Прасковья это слово
Повторила столько раз,
Что само из рта хмельного
Оно вырвалось сейчас.
7
Только к вечеру она
Пробудилась ото сна.
Пробудилась — и хрипит:
— Черт. Башка-то как болит!
Слышь, Седой, плесни мне водки!..
Кто-то стонет.
— Что за визг?
— Беляки.
— Заткни им глотки —
Побыстрее и без брызг.
— Я сейчас их успокою:
Это — пара пустяков!
— Стой! Оставь наган в покое!
Жалко пуль на беляков! —
Проткни штыком, добей прикладом,
А всего лучше так: тут рядом
Есть подходящий водоем —
Бросайте их туда живьем!
Ни царь, ни бог не осудит,
А рыба жирнее будет!
И все засмеялись,
Довольные жуткой
(Им так не казалось)
Прасковьиной шуткой.
8
Вновь настала тишина.
Бледно-желтая луна,
Как фонарь, висит над миром.
Каты-парни по трактирам
Разбрелись. Сидит одна
Их товарищ у окна.
Средь окурков и бутылок,
Грязных мисок, ложек, вилок
На столе лежат предметы
Изумительной красы:
Ожерелья и браслеты,
Заграничные часы,
Серьги, запонки, колечки.
— Эх, занятные вы штуки! —
К ним Перова тянет руки
И считает их при свечке:
— Раз, два, три, четыре.
Жаль, что Клоб сидит в трактире:
Он сказать мне был бы рад,
Сколько в них. карет? Карат!
Был еще здесь перстень чудный,
С камнем красным, словно кровь —
Клоб его девице блудной
Отдал в плату за любовь.
Да и Ванька — молодец:
Взял браслет и пять колец!
Разворовывают, гады,
Будто только им и надо,
А ведь страшно голодает,
Мрет в Поволжье детвора!..
Эх,согреться б! Холодает.
Ночью — холод, днем — жара.
Сунув часики в карман,
Опрокинула стакан.
Одного ей было мало,
Выпив два, прогоготала:
— Мы — не каменные глыбы,
Сострадать умеем!.. Им
Мы, конечно, помогли бы,
Только надобно самим!
Вот шикарные браслеты:
Этот — мне, а тот — для Клоба.
Иль ему оставить этот?
Заберу, пожалуй, оба!
9
Родионов быть чекистом
Двести лет хотел иль триста,
Но не смог: во цвете лет,
Он покинул этот свет.
Он был убит не беляком,
Не мироедом-кулаком,
Не гадюкой буржуазной,
А болячкою заразной.
Стыдно сказать, чем болел бедолага.
Впрочем, стыд — пережиток прошлого!
Болезнь эта — сифилис. Сифиляга!
Что тут, товарищи, пошлого?
Чего стесняться такой ерунды,
Если любовь — как стакан воды?..
10
41-й год идет.
Клоб с семьей в Москве живет.
Он не беден, он не болен,
Он судьбой своей доволен,
Но однажды ночью вдруг
В дверь раздался резкий стук.
