«Это правда, — воскликнула Павлова, пожимая Сэнди руку, — потому что ты — актриса и понесешь факел искусства дальше».
Мисс Броди говорила:
— Павлова созерцает лебедей, чтобы довести до совершенства свой лебединый танец. Вы все, взрослея, должны найти свое призвание, как я нашла свое в вас.
За несколько недель до смерти, когда мисс Броди, сидя в постели, принимала навестившую ее в больнице Монику Дуглас и узнала от нее, что Сэнди ушла в монастырь, она сказала:
— Какая жалость! Я имела в виду совсем не такое призвание. Ты не думаешь, что она сделала это мне назло? Мне начинает казаться, что это Сэнди предала меня.
Директриса пригласила Сэнди, Дженни и Мэри на чай накануне пасхальных каникул и занялась обычными расспросами: что они собираются делать в средней школе и на каком отделении намерены заниматься — современном или классическом. Для Мэри Макгрегор классическое отделение исключалось, так как ее отметки были ниже чем требовалось. Это сообщение, казалось, повергло Мэри в уныние.
— Почему тебе так хочется учиться на классическом отделении, Мэри? Оно тебе совершенно не подходит. Неужели твои родители этого не понимают?
— Мисс Броди предпочитает классическое.
— Мисс Броди здесь абсолютно ни при чем, — сказала мисс Маккей, решительно надавливая могучим задом на сиденье стула. — Все зависит от твоих отметок и от того, что по этому поводу думаешь ты и твои родители. А у тебя отметки ниже, чем нужно.
Когда Дженни и Сэнди сообщили о своем решении идти на классическое отделение, она сказала:
— Вероятно, потому, что так предпочитает мисс Броди. Что вам дадут латынь и греческий, когда вы выйдете замуж или устроитесь на работу? Немецкий пригодился бы больше.
Но они стояли на своем, и, смирившись с их выбором, мисс Маккей откровенно попыталась завоевать расположение девочек, расхваливая мисс Броди.
— Прямо не знаю, что бы мы делали без мисс Броди. Ее ученицы всегда отличаются от других, а последние два года, я бы сказала, существенно отличаются.
Потом она попробовала выкачать из них какую-нибудь информацию. Правда ли, что мисс Броди водит их в театр, картинные галереи, приглашает к себе в гости? Как это мило с ее стороны!
— Мисс Броди сама платит за ваши билеты в театр?
— Иногда, — сказала Мэри.
— Но не всегда за всех, — добавила Дженни.
— Мы ходим на галерку, — сказала Сэнди.
— Что ж, это очень любезно с ее стороны. Надеюсь, вы это цените.
— О да, — ответили они хором, сплоченно и бдительно следя, чтобы беседа не приняла оборот, хоть в чем-то неблагоприятный для объединяющего клан Броди начала. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания директрисы.
— Прекрасно, — сказала она. — А на концерты вы с мисс Броди ходите? Мисс Броди ведь очень музыкальна, да?
— Да, — сказала Мэри, вопросительно глядя на подруг.
— В прошлом семестре мы ходили на «Травиату», — сказала Дженни.
— Мисс Броди музыкальна? — снова спросила мисс Маккей, обращаясь к Сэнди и Дженни.
— Мы видели Павлову, — сказала Сэнди.
— Мисс Броди музыкальна? — повторила вопрос мисс Маккей.
— По-моему, мисс Броди больше интересуется искусством, мадам, — ответила Сэнди.
— Но ведь музыка тоже форма искусства.
— Я имею в виду картины и рисунки, — сказала Сэнди.
— Прекрасное объяснение, — кивнула мисс Маккей. — Вы, девочки, берете уроки музыки?
Они все ответили «да».
— У кого? У мистера Лоутера?
Они ответили каждая по-разному, потому что уроки музыки у мистера Лоутера не входили в учебную программу и все три девочки занимались с ним дома частным образом. Но упоминание о мистере Лоутере заставило даже тугодумку Мэри догадаться, к чему клонит мисс Маккей.
— Я слышала, мисс Броди аккомпанирует вам на уроках пения. Что же заставляет тебя думать, Сэнди, что мисс Броди предпочитает музыке живопись?
— Мисс Броди сама нам так сказала. Она говорит, что музыка ее просто интересует, а живопись — ее страстное увлечение.
— А какие у вас культурные интересы? Я полагаю, вы еще слишком юны для страстных увлечений.
— Рассказы, мадам, — сказала Мэри.
— Мисс Броди вам что-нибудь рассказывает?
— Да, — сказала Мэри.
— О чем же?
— Об истории, — хором сказали Дженни и Сэнди, потому что они давно предвидели, что когда-нибудь им зададут этот вопрос, и загодя, как следует поломав голову, придумали ответ, буквально соответствующий истине.
Мисс Маккей молча глядела на них, перекладывая пирог со стола на поднос; было очевидно, что она поражена их явно подготовленным ответом.
Больше она не задавала никаких вопросов, но произнесла следующую весьма примечательную речь:
— Вам очень повезло с мисс Броди. Хотелось бы, чтобы ваши работы по арифметике были получше. Ученицы мисс Броди всегда так или иначе производят на меня большое впечатление. Вам придется как следует подзаняться самыми обычными учебными предметами, чтобы сдать переходные экзамены. Мисс Броди дает вам отличную подготовку для учебы в средней школе. Общая культура не может заменить твердые знания. Я счастлива, что вы верны мисс Броди. Вы должны быть преданы школе, а не какому-то одному человеку.
Содержание этой беседы было передано мисс Броди не полностью.
— Мы рассказали мисс Маккей, как вам нравится искусство, — тем не менее сообщила Сэнди в разговоре с мисс Броди.
— Это действительно так, — сказала мисс Броди, — но «нравится» — не то слово, искусство живописи — моя страсть.
— Я так и сказала, — заметила Сэнди.
Мисс Броди поглядела на нее, как будто хотела сказать то, что, кстати, уже говорила ей дважды, а именно: «Когда-нибудь, Сэнди, ты зайдешь слишком далеко».
— В сравнении с музыкой, — добавила Сэнди, моргая маленькими, поросячьими глазками.
В конце пасхальных каникул произошло событие, увенчавшее насыщенный эротикой год: к гулявшей в одиночестве Дженни пристал какой-то мужчина, весело демонстрировавший свои достоинства на берегу Уотер-оф-Лит. Он сказал ей:
— Иди сюда, посмотри, что у меня есть.
— Что? — спросила Дженни, подходя ближе и думая, что он подобрал выпавшего из гнезда птенца или нашел необычное растение. Поняв, что имелось в виду, она, целая и невредимая, но запыхавшись, прибежала домой, где ее окружили пришедшие в ужас заботливые родственники и настояли, чтобы она для успокоения обязательно выпила сладкого чаю. Поскольку о происшествии было сообщено в полицию, к ним домой в тот же день явилась необыкновенная женщина в полицейской форме, чтобы расспросить обо всем Дженни.
Все это настолько захватило девочек, что остаток каникул пролетел в одно мгновение, а разговоры о невероятных событиях продолжались целый летний семестр. Происшествие тотчас неблагоприятно отразилось на Сэнди, так как ей уже вот-вот должны были разрешить прогулки без сопровождения в уединенные уголки вроде того, где пристали к Дженни, а теперь о самостоятельных вылазках снова не могло быть и речи. Но это было лишь побочным результатом инцидента. Зато все остальное, связанное с ним, дало девочкам массу интересного. Обсуждение шло в двух направлениях: первое — сам мужчина и природа демонстрировавшегося им предмета, и второе — женщина из полиции.
Первый вопрос был исчерпан очень быстро.
— Отвратительный тип, — сказала Дженни.
— Мерзкое животное, — сказала Сэнди.
Вопрос о сотруднице полиции был неисчерпаем, и, хотя Сэнди никогда не видела ни ее, ни вообще женщин-полицейских (в те дни женщины только начинали работать в полиции), на летний семестр она совершенно забросила Алана Брека, мистера Рочестера и всех других литературных героев и влюбилась в допрашивавшую Дженни незнакомку из полиции. Своим интересом Сэнди поддерживала и угасавший энтузиазм Дженни.
— Как она выглядела? На ней был шлем?
— Нет, кепи. У нее были короткие светлые волосы, и из-под кепи выбивались локоны. И темно-синяя форма. Она мне сказала: «Ну а теперь расскажи все как было».