— Волнистый попугайчик, — сказал Майкл. — У вас-то они, наверное, летают на воле. Между прочим, умеют говорить. Сейчас он напуган, но когда они привыкают к человеку, то начинают говорить.
И он хихикнул.
Птица между тем уселась на абажур. Дафна изловила ее и сунула в клетку. У нее была бледно-лиловая грудка.
— Это вам, — сказал Майкл. — Это мама мне ее дала. Специально для вас купила. Она говорит: «Поди сюда, милая», «Поди к черту» — в общем, в таком роде.
— Но она мне совсем не нужна, — в отчаянии сказала Дафна.
— Чик-чирик, — окликнул Майкл птицу. — Скажи: «Здравствуй». Скажи: «Поди сюда, дорогая».
Птица сидела на дне клетки и вертела головой.
— Поймите, — сказала Дафна, — у меня совсем нет денег. Я на мели. Я не могу дарить вашей матушке птиц. Я и жду-то ее, чтобы попрощаться.
— Неправда, — сказал Майкл.
— Правда, — сказала Дафна.
— Знаете что, — сказал он, — мой совет: смывайтесь, пока она не пришла. Если вы все это выложите ей, то заварится страшная каша. — Он чуть слышно хихикнул и налил себе виски, которое его мать уже разбавила водой. — Хотите, я вызову такси? Она вернется через полчаса.
— Нет, я ее дождусь, — сказала Дафна и нервно взъерошила пуделиные кудри.
— С одной девушкой, — сказал Майкл, — дело чуть не дошло до суда. Мама должна была устроить для нее два бала — и не сделала, или еще чего, а родители взъелись. По-моему, мама просто потратила деньги, или еще чего.
Он хихикнул.
— Понятно.
Дафна пошла к телефону и попросила Крота заехать за ней после работы.
Пришла Грета и, уяснив обстановку, выслала Майкла из комнаты.
— Должна вам заметить, — сказала она Дафне, — что вы затеваете незаконное дело. Вы это понимаете, я надеюсь?
— Я не уведомила заранее, зато оплачу за неделю вперед, — сказала Дафна, — и еще надбавлю.
— Милочка, вы дали согласие проживать здесь до конца июня. Это написано черным по белому.
Она сказала сущую правду. Только теперь Дафна поняла, как ловко вытянули у нее из деревни письменное подтверждение.
— У дяди непредвиденные расходы. Мою кузину с мужем убили мау-мау, и теперь их сыновья…
— Простите, милочка, но разжалобиться я просто не имею права. Я ведь не меблированные комнаты держу. Лондонский сезон — это лондонский сезон, а кем я заменю вас в эту пору? Это после всего, что я для вас сделала. Приемы, скачки, ценные знакомства… Простите, но я не считаю возможным освободить вас от ваших обязательств. Я ради вас уже позвала людей на коктейль в «Кларидж» [74], это на будущей неделе. В конце концов никакой выгоды я не имею. Мерси Слейтер берет за дебютантку полторы тысячи.
Дафна вышла из оцепенения и отважилась возразить:
— Леди Слейтер устраивает балы для своих дебютанток.
Грета не осталась в долгу:
— Разве вы создали мне для этого условия?
— За мной заедет Крот, — сказала Дафна.
— Я не собираюсь насильно удерживать вас, Дафна. Но если вы сейчас уедете, то вам придется возместить мне все расходы. А потом уходите, если надумали.
— Уходи. Уходи. Поди к черту, — выкрикнул попугайчик, уже перебравшийся на жердочку.
— А как быть с птицей? — сказала Грета. — Я специально для вас ее купила. Думала, вы будете в восторге.
И она всхлипнула.
— Она мне не нужна, — сказала Дафна.
— Все мои девушки обожали животных, — сказала Грета.
— Поди сюда, дорогая, — сказала птица. — Уходи, поди к черту.
Грета ушла в подсчеты.
— Птица стоит двадцать гиней. Кроме того, я заказала вам новые платья…
— Уходи, уходи, — говорила птица.
Приехал Крот. Дафна оставила на столике в прихожей чек на двадцать фунтов и убежала в машину, а Крот пошел выручать ее чемоданы.
— Мой адвокат вам напишет, — крикнула ей вслед Грета.
В прихожей слонялся Майкл. Случившееся не произвело на него никакого впечатления. Когда Дафна выходила, он хихикнул и пошел помочь Кроту забрать вещи.
Они ехали минут десять до первого светофора. Когда мотор смолк, Дафна услышала, как на заднем сиденье попискивает попугайчик.
— Ты взял птицу! — сказала она.
— Да. Разве она не твоя? Майкл сказал, что твоя.
— Я позвоню в зоомагазин, — сказала Дафна, — и попрошу взять ее обратно. Как ты думаешь. Грета Касс подаст на меня в суд?
— Ей не на что рассчитывать, — сказал Крот. — Выбрось все это из головы.
На следующее утро Дафна уже от своих позвонила в зоомагазин.
— Говорит миссис Касс, — сказала она насморочным голосом. — Вчера я купила у вас волнистого попугайчика. Смешно сказать, но я забыла, сколько он стоил — может, вы напомните, чтобы я записала у себя?
— Миссис Грета Касс?
— Совершенно верно.
— Мне кажется, мы не продавали вам вчера никакого попугайчика, миссис Касс. Подождите у телефона, я уточню.
Немного спустя в трубке раздался другой, более начальственный голос.
— Вы спрашивали насчет волнистого попугайчика, миссис Касс?
— Да, я купила его вчера, — сказала Дафна в нос.
— Но не в нашем магазине, миссис Касс… Кстати, миссис Касс…
— Да? — прогнусавила Дафна.
— Раз уж вы позвонили, я хочу напомнить, что за вами долг.
— Я помню. Сколько там? Я пришлю чек.
— Восемьдесят гиней — вместе с карликовым пуделем, разумеется.
— Я понимаю. А сколько стоил пудель? Я очень бестолковая в делах.
— Пудель стоил шестьдесят гиней. Остальное числится за вами с прошлого октября…
— Благодарю вас. Я полностью вам доверяю. Я пришлю чек.
— Я знаю: ты украла эту птицу, — сказала тетя Сара, пихнув клетку.
— Нет, — сказала Дафна. — Я заплатила за нее.
Весной 1947 года Линда умерла от болезни крови. На похоронах к Дафне подошел невысокий мужчина лет сорока пяти. Это был Мартин Гринди, тот адвокат, которого любила Линда. Он вручил Дафне свою визитную карточку.
— Может, вы как-нибудь подъедете, вспомним Линду?
— Обязательно.
— Может, на будущей неделе?
— Я все время в школе. Когда кончатся занятия, я вам напишу.
Она написала ему в пасхальные каникулы, и через несколько дней они встретились и вместе позавтракали.
— Мне так не хватает Линды, — сказал он.
— Я вас понимаю.
— Неприятнее всего, что я женат.
Она нашла его привлекательным и поняла, почему Линда так дорожила встречами с ним.
К лету она возместила Мартину утрату Линды. Они встречались в Лондоне в конце недели, а когда в школе начались каникулы, встречались чаще.
Дафна работала учительницей в частной школе в Хенли. Жила она с Пубой и средних лет домоправительницей, которую удалось удержать, поскольку старая прислуга, Клара, умерла, а тетю Сару сплавили в богадельню.
Крот женился, и Дафна грустила, что он не наезжает, как прежде, и не балует ее долгими автомобильными прогулками. До встречи с Мартином Гринди разнообразие в ее жизнь вносил только приходящий учитель рисования, дважды в неделю появлявшийся в школе.
Жена Мартина была несколькими годами старше его, жила в Суррее и страдала нервным расстройством.
— Развод исключается, — сказал Мартин. — Жена против по религиозным соображениям, и, хотя я их не разделяю, я чувствую ответственность за нее.
— Понятно.
Они встречались у него на квартире в Кенсингтоне. Стояла жара. Они купались в Серпантине [75].
Когда у жены наступало ухудшение, его вызывали в деревню. Дафна отсиживалась в квартире либо ходила по магазинам.
— В этом году, — говорил Мартин, — она совсем расклеилась. Но если в будущем году ей станет получше, я, может быть, свожу тебя в Австрию.
— В будущем году, — говорила она, — мне будет пора возвращаться в Африку.
«У Старого Тейса был удар, — писал ей недавно Чаката. — Сейчас он оправился, но соображает очень плохо». Последнее время Чаката, казалось, не особенно рассчитывал на ее возвращение. Дафна терялась, потому что раньше, сообщая домашние новости, он непременно прибавлял: «Ты застанешь много перемен, когда вернешься» или «Там новый врач. Он тебе понравится» — это уже из происшествий в дорпе. А в последнем письме Чаката писал: «В области образования наметились перемены. Ты увидишь, как далеко зашло дело, если вернешься». Временами ей казалось, что у Чакаты начинает шалить память. «Я стараюсь с наибольшей пользой провести здесь время, — писала она, — но поездки стоят очень дорого. Вряд ли я смогу хоть чуточку посмотреть Европу на обратном пути». В ответном письме Чаката ни словом не обмолвился о Европе, а написал: «Старый Тейс все время сидит на веранде. Бедняга, от него уже нет никакого вреда. В общем, грустное зрелище».
