Решив, что этот день ничем не хуже любого другого, Кангасск пошел искать Владу.

Он нашел ее в саду — запертом в чреве Башни, освещенном электрическими лампами искусственном саду, — на полянке. Его привел сюда плач губной гармошки, на которой, словно озвучивая собственные мысли, играла Влада.

— Доброе утро, Учитель.

Изначально веселая мирумирская песенка, исполняемая в миноре, оборвалась.

— Доброе утро, Кангасск, — ни тени грусти в голосе. — Какие планы на сегодня?

— В общем-то, никаких, придумаю что-нибудь… — Кан растерянно замолчал и присел рядом. — Я нашел фотографию. Она случайно выпала из одной книги. Орион сказал, ты искала ее, — и протянул ей маленький картонный прямоугольничек. — Я еще восстановил письмо… Я не читал его, честно… вот…

Губы Владиславы тронула улыбка. Как солнце в морозный день, как слабый отсвет того, былого счастья.

— Это ваш сын? — робко спросил Кангасск.

— Да… — вздохнула Влада и перевернула фотографию обратной стороной вверх. — Тот самый… ключик от счастья… который потерян.

Дрянное любопытство толкнуло спросить:

— Но почему… вы не завели второго ребенка, здесь, в Омнисе?.. — в конце концов, он не совсем «не читал» то письмо.

— Это не замена, Кангасск, — на удивление спокойно возразила Влада. — Я знаю, тебе пока трудно представить. Но представь, что взамен живого, настоящего, твоего ребенка, тебе предлагают завести второго, в другом мире, который ты, скажем, видишь во сне. Будет ли это заменой?

— Нет… но я не понял… Разве Омнис для вас — сон? И я тоже — сон? Я ведь живой!..

— Сон — не значит «то, что не существует». Это такая же реальность, только несколько иного плана, такого, что в ней ты не можешь присутствовать полностью. Ибо какая-то часть тебя остается там, где ты был рожден. Под той звездой. На той планете. Это не значит, что нам все равно до того, что будет с Омнисом. Нет. Его боль станет нашей болью, как бывало уже не раз. И тебя я люблю, Ученик, и не сомневаюсь, что ты живой… Пойми только то, что мы не совсем присутствуем здесь, я и Серег. Наш ребенок, рожденный в Омнисе, был бы плоть от плоти этого мира. Мы вырастили бы его, увидели бы, как отгорела б его смертная жизнь, как он возмужал бы, и как встретил старость… и умер…

— Но Орион — бессмертен! И даже этому… коту Экспонату двести лет!

— Орион — не кровь от крови нашей. Он — творение. Как поэма, как песня, которые живут вечно… Экспонат же — результат экспериментов Серега над живой материей. В этом коте уже больше магической субстанции, чем живого. Это путь в никуда.

Кангасск долго молчал и сидел, насупившись.

— Я понимаю, это сложно принять так сразу… — начала было Влада.

— Нет, я понял, — сердито буркнул Кангасск. — Я и не думал, что вы с Серегом — люди. Но и сном себя не считал…

— Во сне мы посещаем другие миры, — с пронзительной грустью сказала Влада. — Без громоздких космических кораблей мы в одно мгновение преодолеваем такие расстояния, которые и не снились любому телескопу. Если ты видишь что-либо во сне, значит, оно существует, Кангасск. И ты в этом мире — случайный гость. И твое сознание обретает некую плоть, чтобы общаться, видеть и слышать, так?

— Ну, так… — Кан недовольно, но согласился.

— …Хочешь увидеть мир-первоисточник?.. — последовал простой вопрос.

— Что?! — Кангасск встрепенулся от своего угрюмого оцепенения. — Как? Где?.. Хочу!

— Позднее я научу тебя управлять снами. А пока просто покажу. Ложись… прямо на траву, не бойся, не замерзнешь… и закрывай глаза…

Затерявшись на бескрайней равнине, глядя прямо в колючую метель, сквозь владения Серега шел человек. Он жестоко кашлял и пытался кутаться в плащ, но холодный ветер был неумолим.

Путь этого пожилого мужчины был так долог, что поклажи у него почти не осталось — только тяжелый, раздутый до невероятных размеров лабораторный журнал.

Человека звали Нэй Каргилл, и он когда-то верил, что это имя должно звучать по всему Югу и Северу, и Ничейной Земле. Верил, пока не настал момент истины — когда личная гордость и выгода стыдливо отступили перед блеском истинного открытия. Нэй и сам был ослеплен им. Иначе оставил бы его на рассмотрение коллегии Университета Серой Магии и спокойно дожидался часа своей славы, а не ринулся искать самого Серега здесь, в сердце холодной негостеприимной земли, где, насколько хватает глаз, нет ни одной, даже самой бедной, деревеньки, не говоря уже о городе.

…Мороз доконал его; от метели негде было укрыться, он почти потерял направление в этой кутерьме и с трудом отличал землю от неба. Оставалась лишь надежда на то, что его встретят. Если не сам Серый Инквизитор, то кто-нибудь из его слуг. Надежда таяла, ибо Нэй замерзал…

Он не был практикующим магом, но даже будь он таковым, вряд ли теперь у него хватило бы сил сколдовать что-нибудь здесь, в царстве Хоры Лунарис, чтобы согреться. Власть снега, ветра и холода почти не оспорима здесь…

Кангасск пропал. Хотя нет, оставил в лаборатории записку с извинением и просьбой искать его в оружейной, если что. Так что Орион направился в оружейную.

— Привет, — сказал он, закрывая за собой дверь.

— Привет, — тускло отозвался Кангасск. Он был занят и, похоже, уже давно…

— Что ты со своим мечом творишь?

— Снимаю гарду…

— Зачем?..

Кан отложил работу и поднял глаза.

— Ты слышал о Сохраняющих Жизнь? — спросил он.

— Воины милосердия… — Орион задумчиво потер подбородок. — Слыхал, а как же.

— Так вот, я хочу быть Сохраняющим Жизнь, — упрямо заявил Кангасск.

— Это достойно похвалы, — не стал спорить сын звезд. — Дай-ка догадаться, что тебя к этому привело… Должно быть, Влада показала тебе мир-первоисточник…

— Ты знал, — тяжело выдохнул Кангасск. — Ведь это ТВОЯ мечта была, Орион, ты должен был его увидеть! И не звезду, издалека. А как я, во сне…

— Да, я знал, — беззаботно отозвался тот, обходя рабочий стол и чертя что-то пальцем в пыли. — Со времен Малконемершгхана миродержцы молчат насчет своего мира. Этот малый был первым и последним Учеником, которого посвятили в тайну, и из этого не вышло ничего хорошего. Но я верно угадал, что, если вернуть Владе или Серегу снимок их прошлого, завеса приоткроется на единый миг.

— И зачем ты потратил этот миг на меня?! — Кан вдарил кулаком по столу; зазвенели инструменты.

— Не злись, Кангасск, — мягко ответил Орион, — ты меня пугаешь, честное слово… Если бы я нашел письмо и фото, я бы их вернул и, возможно, полюбовался бы на мир-первоисточник. Но коль уж судьба даровала это право тебе, отбирать его было бы низко и подло. Кем бы я был, по-твоему, поступи я так?

Кангасск не ответил. Вернулся к работе. Его мастер управился бы куда быстрее, но тут тяжело сравнивать…

Через некоторое время, он вздохнул и посмотрел на результаты своих трудов. Собственно, главный труд состоял в том, чтобы не смещать центровку меча, а это почувствовалось бы после снятия гарды, потому Кан заменил ее ободком тяжелого металла, того же веса, что и гарда. Несомненно, мастер поступил бы умнее… что поделаешь, эта мысль преследовала любое самостоятельное оружейное дело Кангасска.

— Я ведь пришел тебе новость сообщить, — обозначил свое присутствие Орион. Кану, остывшему от праведного гнева, теперь стало стыдно за все на свете… — К Серегу пришел гость, но, поскольку этой ночью оба миродержца отправились непонятно куда по своим делам, принимать его придется нам с тобой.