– Простите, господин инспектор, – медленно начала я, – это всего лишь наши предположения. Согласно информации сеньора Альвареса, Николай мог искать в этом замке некую святыню, как величает ее древний автор. Что она из себя представляла, нам неизвестно.

– Скорее всего, это каменная плита, – вставил Ривера.

– Да-да, это наиболее вероятно, – подтвердил Мигель Альварес.

– И где могла она располагаться в замке? – спросил инспектор.

– Где угодно, – развела я руками.

– Ну, не на кухне же! – засмеялся Росалес.

– Она могла быть торжественно установлена в комнатах хозяина, – предположил Ривера.

– Но могла быть и упрятана в какой-либо тайник, – возразил Альварес.

– Если бы я успела дочитать рукопись, вероятно, я бы знала, где хранилась святыня, – сокрушенно вздохнула я.

– Но ведь Николай тоже не читал рукопись, – вставил Игорь, когда Андрей перевел ему мои последние слова.

– Вот именно! – подтвердил инспектор. – Значит, мы должны искать в тех местах, где предполагает найти святыню человек, не читавший рукопись: в основных господских помещениях и в возможных тайниках.

– Тайник мог располагаться и в подземном коридоре, – напомнил инспектору Андрей.

– Верно, но попасть туда Николас мог только из замка, – ответил тот.

– Правильно, но мы не знаем, где здесь вход в это подземелье, а Николай явно набрел на него случайно, – парировал Андрей.

– Я согласен с необходимостью исследовать найденную вами пещеру, – сдался инспектор, – но давайте все же начнем наши поиски здесь.

Доброхотов кивнул. Распределившись по территории, все отправились в опасное обследование руин. Нам достался юго-западный донжон, полуразрушенный: его почти вполовину укоротило время, будто в дурашливой игре, наискосок сбив с него верхушку. Мы осторожно по усыпанному осколочной пылью мощеному двору дошли до входа в башню. Портал чудом уцелел, сохранилась даже тяжелая, обитая кованым железом, деревянная дверь, которая, издав истошный скрип, все же пропустила нас внутрь. Не успели мы нырнуть в затхлость заброшенного помещения, как зазвучала рация.

– Ребята! – раздался взволнованный голос Игоря, – он был здесь, теперь мы это точно знаем!

– Как? – изумились мы.

– Он оставил тут листок бумаги у каждого выхода со словами: «Здесь я все осмотрел». Наверное, он боялся заблудиться. Думаю, что такие автографы мы встретим везде, где он побывал. Ладно, отбой, Люда должна сообщить об этом инспектору. Успехов!

Мы осмотрелись на порученном нам пространстве. Чуть поодаль я заметила придавленный камнем лист бумаги. Я нагнулась и бережно коснулась его, словно боялась, что он рассыплется. На нем Колиным почерком значилось: «Здесь я все осмотрел в час дня». Я инстинктивно взглянула на часы. (Так обычно проверяют, сколько времени прошло с момента записи.) Часы показывали ровно час дня. Это совпадение вывело меня из равновесия.

– Коля! Коля! Откликнись! – заорала я, как сумасшедшая.

Мне ответило приглушенное эхо нежилого помещения. Листочки аккуратно лежали у всех выходов из этой небольшой комнатки. Теперь я уже знала, каким старательным и скрупулезным мог быть мой романтик-брат, и эти клочки бумаги меня ничуть не удивили.

Мы продвигались по совершенно пустым комнатам, не встретив никаких признаков мебели или других предметов домашнего обихода. Замок был давно оставлен и, по всей вероятности, разграблен. Мы ознакомились со всеми осмотренными Колей помещениями первого этажа и по винтовой лестнице с угрозой для жизни осторожно вскарабкались на второй. Стесанные каменные ступени напоминали детские сказки о колдунах, затевающих козни в недрах таких мрачных холодных, но затхлых башен. Однако на втором этаже мы очутились в просторном зале с камином. Возможно, этот зал служил господскими покоями. Окошки с полукруглым завершением здесь пропускали больше света, чем в нижних комнатах. У всех выходов мы вновь обнаружили Колины бумажные вестники, и, пробыв здесь недолго, направились к винтовой лестнице. Но на третьем пролете она оказалась непроходимой: путь нам преградил завал обсыпавшихся камней. Боясь потревожить эту вековую груду, мы на цыпочках начали было спускаться.

– А вдруг там завалило Колю? – дернулась я обратно.

– Вернемся, – согласился Андрей.

Мы снова уперлись в завал и стали старательно изучать его, освещая фонариком. И тут из-под камня высунулась бумажка, гласившая: «С этим завалом я уже знаком». У Коли еще были силы шутить с самим собой! Облегченно вздохнув, мы ринулись вниз по лестнице.

– Андрес, как дела? – голос инспектора призвал нас из рации.

– Пока ничего не нашли, кроме бумажек с пометками Николая.

– Да-да, эта скрупулезность сеньора Быстрова облегчает нам поиски, – ответил инспектор. – Раз вы все осмотрели в той башне, я думаю, вам действительно следует пойти в тот подземный ход. Если же кто-то отсюда найдет выход в это подземелье, вы можете там встретиться.

– Мы поняли, идем, – сказал Андрей.

Мы выбрались на улицу, пробежали по двору, проскочили под угрожающей железной решеткой, успешно миновали навесной мост и очутились за пределами крепостных стен. Доброхотов потянул меня не в ту сторону, куда я ожидала направиться.

– Здесь ближе, – он бросил в ответ на мой недоуменный взгляд.

– Мы же пришли оттуда, – махнула я рукой туда, откуда мы прибыли на вершину холма, – а с другой стороны мы можем заблудиться.

– С той стороны мы шли больше часа, – возразил он.

– Но тогда мы все осматривали, а сейчас просто спускаемся, – протестовала я.

– Доверься мне, – мягко, но настойчиво проговорил он.

Я сдалась и повиновалась.

До того широкого уступа, под которым в зарослях скрывалось подземелье, мы добрались примерно за полчаса. Нам предстояло выяснить, куда вел этот подземный ход или глубокая пещера. Осторожно мы спустились со скалистой террасообразной породы и, нырнув в уже знакомый кустарник, по ступенькам проникли в подземелье. Андрей вновь проявил себя как бывалый следопыт: в его рюкзачке всегда в нужную минуту находился нужный предмет, на сей раз таковым оказался простой мел. Мы решили, что будем продвигаться по коридору, отмечая стрелками направление движения, на случай если мы попали в разветвленный лабиринт. Вооружившись фонариками, мы тронулись вперед по этому душному, пахнущему вековой пылью подземелью. Коридор поначалу напоминал довольно просторную пещеру и позволял нам передвигаться в полный рост. Он, по-видимому, был некогда вырублен в скальной породе холма, и луч фонарика везде высвечивал окружности из камня, упирался ли он в пол, потолок или стены. Метров через сто коридор начал сужаться, одновременно заставляя нас двигаться в гору, причем подъем иногда был едва заметным, а иногда крутым. Вскоре стали встречаться ответвления от главного пути. Рисуя жирный указатель на стене главной дороги, мы ныряли в боковую ветвь, где частенько нам приходилось идти, согнувшись в три погибели, а то и ползти, пока мы ни упирались в тупик или завал.

– Коля! Ни-ко-ла-ай! – звала я во всю глотку.

– Ко-ля-а-а! Ау-у! Ни-ко-ла-ай! – кричал Андрей.

Голоса наши будто тяжело плюхались и тонули в тишине, подобно тому, как идет сразу ко дну брошенный в воду грузный предмет, не успевая даже оставить расходящиеся круги на водной глади. Мы возвращались на основную, на наш взгляд, дорогу, однако, если нам попадались ответвления, мы изучали их очень внимательно. Завалы, которые мы встречали на своем пути, были, по мнению Андрея, вековыми. И все же мы, скорее для собственного успокоения, чем в надежде на успех, звали Колю, хотя и понимали, что его здесь быть не могло. Боковые дорожки иногда приводили нас в небольшие камеры, некогда, наверное, служившие либо хранилищами, либо тайниками.