Наш современник и последний император Эфиопии несчастный Хайле Селассие тоже продолжатель древней традиции царя царей. Эфиопская империя, начиная с Аксумского царства, просуществовала на северо-востоке Африки не менее 17 веков в очень тяжелой ситуации — во враждебном окружении.
2) Распад империи никогда не происходит в силу центробежных тенденций, в силу, якобы, того, что порабощенные народы разрывают империю на части. Распад империи может произойти по двум причинам, и обе они обусловлены поведением стержневого этноса.
Во-первых, империя обычно распадается с обскурацией стержневого (имперского) этноса. Империя живет лишь столько, сколько живет ее имперский народ (в случае с древними персами не следует забывать, что Ахеменидская империя была создана этносом в фазе инерции и просуществовала столько, сколько оставалось ему жить). Значительно реже бывает, что функции имперского народа переходят от одного этноса к другому, и империя продолжает жить (как это случилось в Иране).
Полководца Аэция при жизни звали «последний римлянин». Вскоре после того, как он был убит, Рима не стало, что естественно — не может же существовать Рим, если не стало последнего римлянина! Конечно, «последний римлянин»— условность, но это — ощущение современников. Ромеи-византийцы совершили подвиг: их обскурация была заметна уже в 1204 году, когда крестоносцы в первый раз взяли Константинополь, однако, имперская традиция была сохранена в Малой Азии (в Никее), затем в 1261 году был возвращен Константинополь, и империя продержалась еще почти 200 лег — до середины XV века. Обскурация стержневого этноса — нормальная причина заката империи, не исключающая передачи эстафетной палочки (имперского скипетра) не только другому народу, выросшему в тех же имперских границах, но и соседу — родственному народу, что и произошло с переходом имперской традиции в Россию.
Во-вторых, империя распадается в случае отказа стержневого (имперского) этноса от исполнения своей роли. Тому примеры — Турция, Австро-Венгрия и, в значительной степени, Россия, хотя ее будущее нам неизвестно.
Турция, несомненно, была империей, сложившись в качестве таковой уже ко второй половине XIV века, еще за 100 лет до захвата турками Константинополя. Но Турции (в отличие от Рима, Византии. России) были присущи не все, а лишь некоторые имперские черты. Турция формировала очень своеобразную элиту как часть имперской знати — элиту рабского происхождения. Османские военачальники и наместники (паши), большинство высших чиновников Османского двора происходили из янычар — государственных военных рабов.
Комплектовались янычары за счет специального налога малолетними детьми с некоторых порабощенных народов и за счет прямой кражи детей. Янычары, пройдя в малолетстве короткое воспитание в турецких семьях, с отрочества воспитывались в казарме и были профессиональными воинами. О почестях и знаках вознаграждения рабам турки додумались удачно: каждый янычар знал, что он может стать офицером, пашой и даже великим визирем (такие примеры были известны). Тем не менее, занимая высшие государственные должности, янычар не переставал быть государственным рабом. Он мог быть сколь угодно богат и окружен в своей жизни баснословной роскошью, но не мог ничего передать по наследству, ибо по закону не имел наследников. Это — принципиально антиаристократический путь.
Янычары были лучшей пехотой мира и побеждали во всех сражениях, кроме одного: они проиграли битву при Анкаре самому Тамерлану, да и то янычар не удалось сбить с позиций — их растоптали слонами. Янычар боится вся Европа и постепенно начинают бояться султаны. Стамбул в XVI веке не боялся никакого внешнего врага, ибо в тот момент не было государства сильнее Османской Турции. Самое страшное, что могло произойти в Стамбуле, — это отказ янычар получать от султана пищу (в знак чего они переворачивали котлы). Некоторые султаны после этого лишались жизни.
Со временем султаны уступили и стали смотреть сквозь пальцы на янычарских детей, которых воспитывали в казармах же, а позднее разрешили янычарам обзаводиться семьями и заводить детей с тем, чтобы их дети становились янычарами. В конце концов, это сословие лютых и отважных государственных рабов превратилось в касту, в преторианскую гвардию и чем дальше, тем больше начало распускаться.
Надо сказать, ранняя Турция XIV-XV веков и даже XVI века со своей рабской знатью устраивала всех, кто жил в ее подчинении. Так, во второй половине XIV века турки захватили Сербию. Сербский король и все доблестное сербское войско полегло на страшном Косовом поле. Полвека спустя (кстати, отсрочив тем самым на несколько десятилетий падение Константинополя) Тамерлан разбивает при Анкаре султана Баязида Молниеносного и берет его в плен. И в этой битве, после янычар, наиболее доблестно из всей османской армии сражалось сербское ее крыло. А ведь свежа еще была память о Косовом поле!
Совершенно аналогичный пример из русской истории. В 1611 году был подписан казанский Земский приговор об участии во Втором земском ополчении, т. е. в ополчении Минина и Пожарского. Понятно, почему его подписывают русские. Более-менее понятно, почему черемисы, как тогда звали марийцев (они просто могли предпочитать русскую власть татарской). Но подписывают и татары, после чего садятся на коней и отправляются освобождать Москву. А ведь тоже память о присоединении Казани не могла еще выветриться (прошло всего 60 лет)!
И один случай, и другой свидетельствуют о безупречном поведение империи в отношении подчиненного и включенного в ее состав народа.
Но по мере разложения янычарского корпуса (точнее, его трансформации по пути к всевластию) турецкая власть вела себя все хуже и хуже. Паши обзаводились детьми и всячески стремились обогатиться за счет, разумеется, населения своих вилайетов и пашалыков, а подданные (сначала христиане, а затем и мусульмане-не турки) начинали все больше раздражаться и желать независимости от столь «милой» империи.
В свою очередь, на усиление янычарского корпуса и центробежные тенденции в провинциях Стамбул ответил вестернизацией. Турки начали учиться все делать на европейский манер, становясь все более западной и все менее мусульманской страной. Процесс вестернизации шел полтора столетия, и сегодня Турция — уже не страна исламского мира, а самая провинциальная, заштатная страна Запада. Кстати, турки начали молиться в храме Святой Софии как в мечети сразу после ее захвата в 1453 году, однако, крест на Святой Софии возвышался до рубежа XVIII—XIX веков. Он, в отличие от икон, мусульманам не мешал (для мусульман вероисповедно допустимы христианские символы, а иконы не подходят так же, как любые изображения одушевленных существ). Сняли же они крест, лишь став «менее мусульманами», пошатнувшись в исламе (к началу XIX века, когда Турция повернула к Западу, крест исчез).
Чем дальше, тем больше турки и их подданные не турки не устраивают друг друга. И в XVIII веке начинаются национально-освободительные движения. В ответ турки совершают поворот к национальному государству. На этом пути Турция все же была расчленена в результате Первой мировой войны, хотя и ухитрилась удержать за собой ряд территорий, благодаря исчезновению России из числа держав-победительниц. Укрепляясь как национальное государство, Турция провела «зачистку» своей территории — два геноцида армян, геноцид ассирийцев, депортацию греков. А сейчас при благосклонном невнимании мирового сообщества турки потихоньку вырезают последний мешающий им народ — курдов.
Поэтому те, кто пытаются сегодня навязать России границы Российской Федерации и модель национального государства, рискуют довольно серьезно. Конечно, не исключено, что русские закончат свою историю, ибо, как известно, из надлома выходят не все народы. Но если русские из надлома все-таки выйдут (а это будет видно уже в ближайшие годы) и примут антиимперскую национальную модель государства, я не позавидую 15-ти процентам нерусского населения Российской Федерации — турецкий опыт у нас перед глазами!