А потом олигархия, стремясь сохранить за собой уверенность в завтрашнем дне, вступает на путь последовательной деградации. Как известно, при Сталине проштрафившийся руководитель любого уровня мог исчезнуть из жизни; при Хрущеве уже не мог, но мог быть отправлен куда-нибудь в Красноярский край улучшать колхозное управление; а при Л. И. Брежневе и это было уже невозможно (непонятно, какое прямое преступление нужно было совершить руководителю, да еще всеми замеченное, чтобы он, действительно, был вычеркнут из олигархии, т. е. из номенклатуры)! Но за такую спокойную жизнь приходится платить дорогой ценой — всех наиболее талантливых людей из собственной среды эта новая олигархия выбраковывает, обычно отодвигая куда-нибудь на периферию. В результате олигархия деградирует достаточно быстро. Олигархическое правление еще продолжается, но все сильнее не устраивает общество, в котором возникают и более заметная демократическая тенденция, и менее заметная монархическая. И в начале 80-х гг. становится абсолютно очевидно, что далее править этот режим не способен.

Следует внутриолигархическая попытка навести порядок чисто бюрократическими методами. Однако времени у предпринявшего ее Ю. В. Андропова было слишком мало, поэтому анализировать перспективность его модели трудно.

А затем следует внеолигархическая попытка. Ее предпринимает еще один видный политический деятель, субпассионарий, конечно, но лично незаурядный М. С. Горбачев. Как и Хрущев, он, несомненно, делает это во имя спасения коммунистического строя и режима. Но то, что удалось Хрущеву, не удалось Горбачеву. Последний избирает способ, неоднократно применявшийся в истории. Он вызывает к жизни охлократию для атаки на олигархию. Ему-таки удается прижать олигархию, выпустив на нее непрекращающийся митинг, — как митинг на улице, так и митинг законодательный, под названием «Съезд народных депутатов». Последствия всем известны: страна расчленена на 15 государств, у власти в них повсеместно находятся олигархические группы, а охлократическое массовое давление к настоящему моменту, видимо, угасло.

Тем не менее, во-первых, олигархии в стране нет, а есть снова несколько олигархических групп, и они неизбежно будут противостоять друг другу. Ни в одном из государств постсоветского пространства, судя по всему, монолитная олигархия не сложилась.

Во-вторых, повсеместно весьма быстрыми темпами идет формирование общества и его структуризация. Если на уровне практических действий последние 12 лет истории страны представляют собой почти исключительно разрушение, то на уровне борьбы идей картина иная. Да, в стране нет реальной демократии как политической формы, но демократическая тенденция в обществе есть, и очень мощная. Более того, есть очень мощная монархическая тенденция и даже есть смутно ощущаемое понимание нехватки собственной аристократии. Все эти тенденции есть, и они не враждебны друг другу. Естественной попыткой любой олигархии в настоящей ситуации будет столкнуть лбами тенденцию демократическую с тенденцией монархической, хотя это едва ли удастся, ибо они исходно не противоречат друг другу.

Поэтому (хотя за последние 80 лет нам ни разу не пришлось жить не только в условиях Полибиевой схемы, но и в условиях «правильной формы власти») мы все же можем рассчитывать, что в относительно близком будущем увидим, как действуют именно правильные формы власти, а не их «искажения». Разумеется, подобная экстраполяция выходит за пределы моих профессиональных полномочий, как историка (следовало бы остановиться чуть раньше). Будем считать, что я лишь высказал свое мнение.

И последнее. Основной принцип, характеризующий Полибиеву схему, есть принцип дополнения властей. Он исходит из первоначального признания несовершенства человеческих институций, несовершенства любой политической формы. Это несовершенство и стремились веками компенсировать люди, вводя в одну систему разные формы, дабы они дополняли и укрепляли друг друга. Для религиозных обществ, исповедующих единобожие, это тем более понятно. Христиане, хоть и симпатизировали монархии (о «симфонии» Церкви и государства см. раздел 5), прекрасно сознавали невозможность одному человеку сконцентрировать власть в своих руках.

Позволю себе осторожную гипотезу: появление принципа разделения властей, предполагающего, что для правильного функционирования государства в нем должны существовать независимые друг от друга законодательная (парламент), исполнительная (правительство) и судебная власти, — не что иное как реакция на исчезнувший принцип дополнения властей. Полибиева схема вышла из употребления, и в обстановке XVIII века утраченный принцип дополнительности властей стали компенсировать всем известным принципом разделения трех властей. Принцип разделения властей сам по себе не плох, но он — паллиатив. А в наших нынешних условиях стремление восстановить Полибиеву схему было бы разумным, так как она обеспечивает гораздо большую солидарность общества, нежели принцип разделения трех взаимоборствующих властей.

• Какие типы государств мы знаем

• Суверенитет

• Примат законодательства

• Законодательная власть

• Глава государства и правительство

Согласно классической схеме XX века, существует три типа государств: «унитарное государство», «федерация» и «конфедерация». Однако я эту схему оспариваю, полагая, что, во-первых, отдельным типом государства является «империя», которая разнится как с унитарным государством, так и с федерацией. А, во-вторых, спорно само существование такого типа государства, как «конфедерация», и многие склонны считать государством субъект конфедерации. Так что типов государств, возможно, четыре (если считать конфедерацию государством), а возможно, и три, но с поправкой на империю, т. е. «унитарное государство», «федерация» и «империя».

Прежде чем говорить об истории и историко-культурных основаниях государственных систем (не путать с системами власти!), построим простейшую типологическую схему для трех типов государств, которые встречаются, не в пример «империи», в политологической литературе, и посмотрим, чем они различаются в отношении суверенитета, примата законодательства, законодательной власти, главы государства и правительства.

Суверенитет (политическая независимость государства во внешних и внутренних делах) в варианте унитарного государства принадлежит государству и только ему, что совпадает также со средневековой традицией, когда сувереном, в т. ч. и в составных системах, являлся носитель центральной власти — монарх (т. е. суверенитет принадлежал королю).

В государстве федеративном суверенитет принадлежит федеративному государству, однако, существует возможность делегирования части содержания суверенитета вниз — субъектам федерации.

В конфедерации субъект суверенен, но часть содержания суверенитета союзным договором может делегироваться вверх — конфедерации. Кстати, именно вопрос о делимости суверенитета является главным в споре о том, государство ли конфедерация.

Преобладающая ныне европейская точка зрения (прежде всего, немецкая) исходит из того, что суверенитет неделим. Эта точка зрения традиционна — на протяжении тысячелетий истории человечества все исходили из представления о неделимости суверенитета (определенное исключение составляли иногда только империи). Например, когда Иван III принял после разрыва отношений с Ордой титул самодержца, это означало, что он объявляет себя суверенным государем (т. е. что над ним больше нет ордынского хана), и ровным счетом больше ничего, и лишь позже этот титул наполнился другим содержанием.