Аристократия, безусловно, догосударственного происхождения, хотя, по-видимому, она моложе не только монархии, но и демократии. Прообразом аристократии является племя. Очень часто племенная аристократия реализуется в форме совета старейшин или собрания предводителей родов. Мы почти никогда не видим аристократию в чистом виде. Обычно она встречается в составных политических системах — вместе с монархией, вместе с демократией или вместе с обеими, и никогда не встречается совместно с одним из «искажений».

Объединение в одной политической системе монархии с аристократией имело место в некоторых греческих полисах. Такое объединение на протяжении большей части Средневековья встречается и в Западной Европе. Аристократии в принципе наиболее характерны для сословных обществ. Можно даже утверждать, что наличие аристократии как таковой уже делает общество сословным, потому что хотя бы одно сословие — сословие знатных — уже выделено.

Несмотря на то, что сословное общество, как мы уже говорили ранее, характерно для потомков арийцев, мы можем встретить аристократии и в других странах и в других культурах. Устойчивая аристократия была в старом Ашшуре (т. е. Ассирии древнего периода), а в Новоассирийском царстве, которое представляло собой уже опыт создания империи, мы видим остатки старой ашшурской аристократии и бурно формирующуюся новую (военную) аристократию, уже имперскую. В Китай аристократические традиции и институции попадают в эпоху Чжоу (примерно XII веке до н. э.) и оставляют мощный след в конфуцианстве — весьма и весьма аристократической этической системе.

Вообще, аристократии складываются очень медленно. Особенно медленно этот процесс идет в арийских обществах Востока, так как ему препятствует четкое деление общества на сословия или варны (не будешь же считать аристократией всю варну кшатриев, т. е. воинов)! Тем не менее аристократия складывается. В Иране, например, она сложилась в период существования империи и дальше уже не исчезала.

Бесспорнейшим достоинством аристократии — здесь она ни с кем не сравнима — является умение повиноваться и отдавать приказы (вещи связанные, ибо человек, не умеющий исполнять приказы, никогда не научится их отдавать). Для аристократии это умение традиционно и воспитывается с младенчества. Между прочим, в демократические системы чисто аристократические добродетели (в т. ч. и упомянутую) привносит воинская служба.

Аристократия — хранительница национальной и, шире, великой культуры, ибо никогда не совершает резкой измены собственной традиции. Собственной культуре может изменить монарх (далеко ходить не надо — Петр I), это может произойти с демократическими кругами, но этого никогда не случится с аристократией.

Надо отметить, что, формируя имперскую элиту, или имперскую знать, или имперскую аристократию (это не совсем одно и то же, но можно говорить в т. ч. и об аристократии), создатели империи всегда включают в нее представителей аристократии различных народов и таким образом цементируют империю. Это в высшей степени характерно для русской истории, но не только для нее.

Однако, если целью ставится не созидание империи, а порабощение того или иного народа, любой поработитель наносит первый удар именно по аристократии, стремясь ее уничтожить во что бы то ни стало. При этом способы уничтожения могут быть разными. Аристократию могут истреблять физически. Ее могут уничтожать социально, вытесняя в социальные низы (наиболее сложный путь, ибо сопротивляется и знать, и народ). Ее могут и ассимилировать, т. е. попросту украсть. Так украли, окатоличив и ополячив на протяжении XV-XVII веков, западнорусскую знать. В результате предки тех, кого сейчас зовут украинцами и белорусами, вошли в Новое время вообще без собственной знати. В Польше, пожалуй, больше аристократических фамилий русско-литовского происхождения, нежели исконно польского. Выиграли же от этого не литовцы и русские, а поляки. Даже величайший польский поэт Мицкевич белорусского происхождения, но он себя ощущал вполне поляком.

Не следует ждать от аристократии бурной инициативы, особенно в проведении реформ. Аристократия консервативна. Инициативна демократия, инициативна монархия, а аристократия всегда стабилизатор. Именно эту функцию она с успехом выполняет в составных системах. История Позднего Средневековья и Раннего Нового времени показывает: королевская власть и демократические палаты парламентов Западной Европы были инициативными составляющими, аристократия — всегда стабилизирующей.

Необычайную важность роли аристократии понимали еще в XIX веке, а может быть, и в начале XX. Именно поэтому аристократию, при ее отсутствии, пытались чем-нибудь заменить. Таков итальянский Сенат, включающий в себя известное число пожизненных сенаторов. Таков и Сенат США. Вообще, политическая система США списана с трехсоставной политии Великобритании, но вместо короля в ней учрежден президент, а вместо Палаты лордов квазиаристократическая палата — Сенат (безусловный стабилизатор уже хотя бы потому, что сенатора избирают на 6 лет, т. е. на более длительный срок, чем президента, и сенат каждые 2 года обновляется на 1/3, т. е. в нем всегда заседает большинство тех, кто уже вошел в сенатскую традицию).

Особым достоинством аристократии и, шире, знати является аристократическое воспитание. Так, на Руси в XVII веке молодого человека знатной фамилии с младенчества готовили к тому, что к 15-ти годам он, например, станет рындой (почетным телохранителем при особе государя), а следовательно, будет присутствовать при важнейших государственных церемониях, посольских переговорах и т. д. К 17-ти годам он, собственно, вступит в службу и станет младшим офицером в войске или младшим членом посольства и в этом качестве будет стажироваться ряд лет. Потом он получит функции государственного чиновника — коронного представителя на местах, т. е. городского воеводы. Позднее он начнет командовать самостоятельно полком или поедет вторым послом, далее станет послом или главнокомандующим. И венец его карьеры — заседание в Государевой Думе.

В семьях, причастных к аристократии, воспитывается недосягаемая для других семей ответственность каждого члена семьи. Не случайно в очень многих странах и у многих народов, сохранявших аристократию, было принято отрока знатного рода воспитывать в чужой семье. Там перед ним не заискивали, ибо в нем никто не был заинтересован (ведь он не здесь будет знатным человеком), и не сюсюкали с ним. В итоге он получал мужественное воспитание. Наследников престола также нередко воспитывали при чужом дворе (уважение будет максимальное, но искательства не будет — он же будет чужим королем)!

Даже те общества, которые не управляются аристократиями (повторяю: аристократия — явление достаточно частое, но частое именно в составных политических системах), стремятся сохранить определенный круг аристократических должностей. В Афинах при полном торжестве демократии первый архонт, именем которого назывался год, был эвпатрид всегда. В фиванской системе, более аристократической, стратигами (главнокомандующими) и беотархами (представителями городов Беотийского союза) бывали только аристократы. Великий, если не величайший, полководец эллинского мира Эпаминонд был фиванский аристократ и, кстати, очень бедный, как сообщает его биография. В Великобритании еще относительно недавно большая часть офицеров Королевского флота принадлежала к знатным фамилиям, а Министерство иностранных дел и по сию пору, в основном, комплектуется из представителей аристократии, чего так не хватает нашей дипломатической службе.

Уже говорилось, что аристократия отличается высокой совместимостью. Аристократии с демократиями — не редкость в средневековых городах-государствах. Новгород и Псков управлялись совместно аристократией с демократией вплоть до включения этих городов в состав единой России на рубеже XV—XVI веков. Аристократия бывает очень часто терпима к правам как демократического элемента власти, так и монархического. Все дело в том, что аристократия никогда не сомневается в своем праве управлять. И аристократия более, чем все остальные граждане, все остальные соплеменники считает государство своим, а потому и соплеменников — своими. Но при своей высокой совместимости с другими формами власти именно аристократия наиболее устойчива среди них к отклонениям.