— Прошу, дорогие мои космонавты! — прогремел доброжелательным басом человечек, слегка наклонившись и показывая рукой на открытую дверь.

Это был директор!

Иван Макарович поздоровался с ним, как с давним знакомым, и отрекомендовал Ольгу.

Директорский кабинет был, очевидно, и лабораторией. Большую его часть занимали длинные столики и стеллажи с разнообразными приборами, поблескивавшими никелем и стеклом. Посредине, в большой кадке, стояла широколиственная пальма. Ольга заметила, что над нею в потолке находится иллюминатор, сквозь который на растения льются потоки солнечного света. В углу к стене приделана кровать-гамак на металлических кронштейнах. Видно, каждый кубический метр здесь используют максимально…

Директор сел за свой рабочий стол, коснулся пальцами каких-то кнопок, и на стене вспыхнул экран телевизора. Показалась нижняя часть «Кометы» и рядом две фигуры в скафандрах они приспосабливали толстый шланг к круглому люку ракеты.

— Ваши баки наполнят своевременно, — пробасил директор, так что вам не придется вместе с нами облететь вокруг матушки-Земли…

— Да, времени не хочется терять, — сказал Иван Макарович, — хотя у вас тут и много интересного. Пока что я хотел бы побывать в обсерватории и поглядеть на нашу прекрасную Селену.[1]

— Прошу! Здесь вам не будет мешать атмосфера. А когда вернетесь, покажу такое, что вы ахнете! — засмеялся директор, потряхивая своей рыжей шевелюрой.

Он рассказал, как пройти в обсерваторию, и, прикрыв за Плугарем дверь, обратился к Ольге:

— Надеюсь, вы устроитесь у нас хорошо. Вы, кажется, работаете над кандидатской диссертацией? — Ольга кивнула. — Ну вот и чудесно. Тут есть над чем поразмыслить. Советую вам исследовать новую болезнь, которую мы условно назвали «Боязнь пространства». Оказывается, на нервную систему человека отрицательно влияет безграничность космического простора. Он привык к Земле…

Ольга сидела, положив руки на колени, и с интересом слушала соображения директора. Она почувствовала, что этот внешне неказистый человек увлекает ее широтой своего мышления, многогранностью восприятия мира.

— Видите ли, — гудел директорский бас, — условности земной жизни сложились исторически. Чувство веса, ограниченность горизонта… А здесь — все непривычно, все иное! Да вот побудете, — сами почувствуете, Ольга Ивановна! Это я, так сказать, в порядке профилактики.

О, если бы он знал, какие мысли роились в голове Ольги! Наверное, не рисовал бы научных возможностей Розы космоса. Краска залила лицо Ольги так, что и веснушек не стало видно. Несколько раз начинала она говорить, но все не решалась. А время шло, скоро вернется отец — и тогда будет поздно…

— Я хотела попросить вас, товарищ директор, помочь мне в одном деле…

И она рассказала о своем замысле.

— Ну, что вы скажете о нашем инструменте? — спросил Плугаря директор, когда Иван Макарович вернулся из обсерватории.

— Это какое-то чудо! — восхищенно промолвил космонавт. — Сила его необычайна. Я читал, конечно, что здесь применяются увеличения в тысячи раз, но такого… Скажу откровенно, такого увеличения и такой четкости я не ожидал.

Директор улыбнулся:

— Да, условия наблюдений за планетами и даже звездами превзошли все наши ожидания. Садитесь, пожалуйста!

— Уже только из-за одной обсерватории стоило запустить этот спутник, — продолжал Иван Макарович, садясь на металлический стул, прикрепленный к полу возле стола. — Я рассматривал место нашей посадки. Видно, как на ладони! Считаю, что выбор правильный.

Они заговорили о допускающей силе телескопа, о посадке на Луну: уточнили порядок радиосвязи с Розой, которая будет служить ретрансляционной станцией между Луной и Землей. Радиоволны с «Кометы» понесутся к ее антеннам и, усиленные во много раз, будут штурмовать воздушный панцырь Земли, чтобы там потечь в репродукторы…

— Ax, и хозяин же из меня! — поднялся директор. — Гостей ведь, кажется, следует угощать! — Он снял салфетку, и Плугарь увидел на столе горку… бананов. — Прошу, это из наших тропиков… Скоро будут и ананасы!

Иван Макарович с удовольствием ел бананы. Сочные и нежные плоды приятно освежали горло.

— А теперь я сделаю вам сюрприз, — директор вынул из шкафа пачку фотографий и протянул их Ивану Макаровичу. Плугарь начал разглядывать. Это были фотографии неба. На фоне далеких звезд белели большие и маленькие кружочки. О, да они группируются вокруг центрального тела!

— Это что — семья Юпитера? — думал вслух Плугарь. — Но я не вижу на его диске характерных полос!

— В том то и дело, Иван Макарович, что это не Юпитер. Это фотография совершенно другой планетной системы. В инфракрасных лучах.

— Что вы говорите! Какая же это звезда?

— Проксима Центавра со своими четырьмя планетами. Мы как раз заканчиваем вычисление их орбит…

Глаза обоих сияли восторгом. Плугарь кинулся жать директору руку:

— Это такое открытие, такое открытие!.. Поздравляю, искренне поздравляю вас…

— Спасибо, Иван Макарович!

Нет, влюбленный не с таким волнением смотрит на портрет своей девушки, как эти двое — на фото далекой планетной системы! О существовании других солнечных систем давно высказывались догадки, предположения, но все-таки наша планетная семья оставалась единственной… А теперь вот они, соседи! Свет, распространяющийся со скоростью чуть ли не триста тысяч километров в секунду, доходит до нас от Проксимы более чем за четыре года. Такое расстояние, такую бездну трудно даже себе представить, но там есть рой планет, которые вращаются вокруг своего солнца… Может быть, на них и жизнь есть? Быть может, там разумные существа поймали луч нашего Солнца?

Задумавшись, сидели ученые в металлическом ящике на маленькой искусственной планетке. Лучом далекой звезды величие Вселенной заглянуло им в душу и на какое-то мгновение будто загипнотизировало их. Но дел много, а жизнь так коротка надо действовать!

— Будете лететь обратно — отвезете эти фотографии в Академию.

— Охотно!

С помощью телевизора проверили готовность экипажа «Кометы» к полету. Милько и Загорский только что закончили зарядку баков. Иван Макарович приказал им занять свои места в ракете. Ольга сидела в санчасти: там лежал Петров, нога его уже была в гипсе.

— Как вы себя чувствуете, Ермил Ермилович? — спросил по радиотелефону Плугарь.

Петров повернулся лицом к экрану:

— Благодарю, Иван Макарович. Везет мне, как утопленнику. Придется с месяц лежать…

— Ну, что ж… Желаю вам выздоровления и… осторожности!

Экран погас.

— А теперь, так сказать, вопрос организационный, — обратился Иван Макарович к директору. — Не могли бы вы отпустить с нами кого-нибудь из добровольцев?

Директор всей пятерней расчесал свои огненные волосы, и они, казалось, вспыхнули в лучах Солнца.

— Здесь уже был разговор на эту тему. Доброволец есть.

— Кто?

— Ольга Плугарь.

— Скажите, пожалуйста, какая дипломатка! — Иван Макарович всплеснул руками. — Нет, нет, на Луну я ее не возьму. Категорически! Она и так меня обошла с этим назначением сюда, к вам, а теперь… Нет! Прошу вас назначить кого-нибудь другого. — Плугарь устало опустился на стул. — Что за настойчивость! Ей бы следовало мальчишкой родиться…

Директор улыбнулся.

— А я не вижу причин для отказа. Послать с вами кого-нибудь другого — это значит оторвать его от работы, нарушить ее ритм. А Ольга Плугарь еще не включилась… Это не отразится на программе наших исследований. И потом, хотя все вы и прошли медицинскую подготовку, но врач может вам пригодиться…

Иван Макарович поглядел на часы.

— Где она?

Директор вызвал Ольгу. Она подошла к отцу сосредоточенная, нахмурившаяся. Плугарь поглядел на нее сердитыми глазами. Девушка побледнела, веснушки выступили еще ярче. Воцарилась тишина. Губы у Ивана Макаровича шевельнулись, он хотел что-то сказать, но только махнул рукой.