Полагают, что автором опровержения был сам И. В. Сталин. По-видимому, это действительно так. Ведь уже 30 июня 1937 г. Е. В. Тарле получил собственноручное письмо от вождя. «Товарищ Тарле, — отмечалось в нем, — мне казалось, что редакционные замечания «Известий» и «Правды», дезавуирующие критику Константинова и Кутузова, исчерпали вопрос, затронутый в Вашем письме насчет Вашего права ответить в печати на критику этих товарищей антикритикой. Я узнал, однако, недавно, что редакционные замечания этих газет Вас не удовлетворили. Если это верно, можно было бы, безусловно, удовлетворить Ваше требование насчет антикритики. За Вами остается право остановиться на форме антикритики, наиболее Вас удовлетворяющей (выступление в газете или в виде предисловия к новому изданию «Наполеона»). И. Сталин». Этим письмом, как справедливо пишет Б. С. Каганович, было окончательно определено положение Е. В. Тарле среди других историков как «ценного для советской власти спеца, к которому не следует предъявлять слишком строгих требований»{231}.
Не воспользоваться благоприятной для него ситуацией было бы грешно, и Е. В. Тарле 15 апреля 1938 г. пишет письмо И. В. Сталину с просьбой о восстановлении его в звании академика. «Я, — пишет он вождю, — беспартийный большевик, человек, неоднократно выступавший в печати как комментатор Сталинской Конституции, постоянно выступающий с лекциями и докладами по упорным требованиям парткомов и комсомольских организаций, чувствую себя вправе добиваться своей полной реабилитации. И для меня теперь единственной формой является восстановление в Академии наук в качестве действительного члена…»{232}
Реакция вождя на просьбу Е. В. Тарле была благоприятной, и 22 апреля 1938 г. вопрос благополучно прошел через Политбюро. 29 сентября 1938 г. решением Общего собрания АН СССР Е. В. Тарле был восстановлен в звании ее действительного члена{233}. Годом раньше, в 1937 г., Е. В. Тарле был зачислен старшим научным сотрудником Института истории АН СССР по Ленинградскому отделению.
Укрепившееся положение Е. В. Тарле среди советских историков позволило ему теперь уже вплотную заняться научной работой, хотя, учитывая тогдашние реалии советской историографии, он вынужден был несколько подкорректировать общее направление своих работ и сосредоточиться главным образом на истории войн и международных отношений в Европе. Первой ласточкой здесь стала его монография «Нашествие Наполеона на Россию в 1812 году» (М., 1938). Впервые после 1917 г. война 1812 г. была названа здесь «Отечественной». В следующем, 1939 г. увидела свет еще одна монография Е. В. Тарле — «Талейран» (М., 1939).
Особенно напряженный характер приобрела научная деятельность Е. В. Тарле в годы Великой Отечественной войны, носившая по обстоятельствам времени ярко выраженный патриотический характер. В 1942 г. за участие в подготовке первого тома «Истории дипломатии» Е. В. Тарле был удостоен Сталинской премии. В 1943 г. опять Сталинская премия. На этот раз за первый том книги «Крымская война», над которой он работал все эти годы{234}.
В 1943 г. Е. В. Тарле приступает к работе над большим трудом «Внешняя политика России при Екатерине II», к сожалению, так и оставшимся незавершенным{235}. В 1944 г. Е. В. Тарле был награжден орденом Ленина.
Тем не менее его положение в сообществе советских историков по-прежнему оставалось сложным. Несмотря на формальное осуждение национального нигилизма М. Н. Покровского и репрессирование ряда наиболее одиозных представителей его «школы», большая часть учеников Покровского сумела-таки выжить и по-прежнему сохраняла видное место в советской исторической науке. Е. В. Тарле с его демонстративным русским патриотизмом и государственничеством явно был среди них «белой вороной».
Крайне любопытна в этой связи их истерическая реакция на выступление Е. В. Тарле в феврале 1944 г. на заседании Ученого совета ЛГУ в Саратове, посвященном 125-летию университета{236}.
Свой доклад Е. В. Тарле начал с рассказа о тех затруднениях, которые возникли недавно у членов отборочной комиссии, куда входил и Е. В. Тарле, для рекомендации трудов советских историков на присуждение им Сталинской премии. При обсуждении вопроса о только что вышедшей под редакцией A. М. Панкратовой книги «История Казахской ССР»{237} выяснилось, что при освещении присоединения Казахстана к России в ней содержатся утверждения о якобы героической борьбе казахского народа с русскими захватчиками. Решительно осудив такое освещение проблемы территориального расширения России, Е. В. Тарле призвал присутствующих теснее увязывать эти процессы с современным положением народов России в составе СССР. «Хорошо, — заявил Е. В. Тарле, — Шамиль и его приверженцы героически сражались за то дело, которое они считали правым, все это так. Но уместно ли в 1943–1944 гг. или 1935–1939 гг. или когда хотите оплакивать окончательные результаты этой войны? Ведь история живет секундами, которые были. Спорить сегодня, прогресс или регресс в том, что кавказские племена живут теперь под Сталинской Конституцией, а не под «теократией Шамиля», нелепо, — заявил Е. В. Тарле. — Продвижение России в Крым и на Кавказ было необходимым{238}. И хотя, по словам Е. В. Тарле, «нелепо было бы повторять старые патриотические сказочки, которые во времена империи выставлялись, но диалектика требует, чтобы мы смотрели на историю с точки зрения 1944 г. Без этого не обойтись». Это же касается вопроса: «Плюс или минус, что Хива и Бухара со Средней Азией теперь с нами, а не находятся в прежнем дорусском положении». И здесь, по его мнению, двух ответов быть не может{239}.
Огромные пространства России, образовавшиеся в результате ее территориального расширения, всегда играли положительную роль в ее истории. Не является здесь исключением, подчеркнул Е. В. Тарле, и наше время и, если сейчас «мы начинаем побеждать этого мерзкого врага, который на нас напал, то один из факторов этой победы заключается в этой громадной территории; это один из моментов, который сейчас является одним из спасающих нас факторов. Говорить об этом факторе, о тех, кто создал этот фактор, как о каком-то недоразумении… совершенно не приходится»{240}.
Не менее интересным, чем сам доклад, был и ответ Е. В. Тарле на вопрос проф. О. Л. Вайнштейна, почему он не коснулся в своем выступлении вопроса о западных границах России. Е. В. Тарле напомнил профессору о живучести среди историков нелепой традиции изображать Россию как угнетательницу и душительницу польской независимости, что, по его мнению, в корне неверно. «Мы знаем, — заявил Е. В. Тарле, — секретную переписку Фридриха II с конфедератами и мы видим, что или Литва была бы прусской и вся Белоруссия была бы присоединена (к Пруссии. — Б.В.), или Екатерина должна была выступить». Упомянув в связи с этим о старой «добросовестной книжке» С. М. Соловьева (речь идет о его работе «История падения Польши») и «блестящей» работе «Последние годы Речи Посполитой» Н. И. Костомарова, Е. В. Тарле заявил далее, что в последней из них: «…Вы найдете в некоторых документах, как поляки распродавали свое Отечество тому, кто больше даст. Но и там не все написано»{241}.
Что касается «лживой пропаганды», что будто бы русское завоевание «задушило Финляндию», то, заявил Е. В. Тарле, и об этом «нужно и должно было написать» правду. Финляндия получила от России конституцию, и эту конституцию дал Финляндии Александр I, который фактически создал им государство, и «он совершил преступление, за которое заплатили кровью наши красноармейцы. Александр I пожертвовал им Выборгскую область» (в 1811 г. — Б.В.){242}.
