Уже стемнело, дождь по-прежнему лил, как из ведра, и я, рассеянно вглядываясь в темноту, достала из сумочки термос с горячим шоколадом, налила себе, поставила чашку на специальную подставочку. Со вкусом закурила сигарету, и подумала, какое счастье, что у меня в машине стекло

тонированное.

Представляю, как сейчас обрадовалась бы милиция, увидев, что я курю, пью шоколад, и разговариваю по мобильному за рулём, то есть нарушаю правила дорожного движения.

- Дим, - воскликнула я, воткнув себе наушник в ухо, - ты, когда узнаешь, где живёт этот Перилин?

- Завтра, - ответил он, - завтра я за тобой заеду.

- Сделай одолжение, приезжай ко мне в ресторан, - попросила я

его, - Анфиса Сергеевна и так на нас косо смотрит.

- Хорошо, - со смешком ответил Дима, - любовь моя, мне кажется, что эта история шита белыми нитками.

- Ты это о чём? – рассеянно осведомилась я, глядя одним

глазом на дорогу.

- Я хиппи имею в виду, - пояснил он, - за каким чёртом он вообще поселился в этой деревне?

- А где ему селиться?

- Я ещё одного не понимаю. Нам сказали, что в клубе торговали наркотиками. Так?

- Так, - согласилась я.

- Едем дальше. Наркотики принимали первые хиппи, причём в Америке. В то время тогда не было на ЛСД и транквилизаторы запрета. Современные хиппи слушают Дженис Джоплин и « Грейтфул дед», и на этом всё кончается. И не мог хиппи убить старушку, они пацифисты, ты сама это сказала.

- Это бред, - воскликнула я, - если они хиппи, то они не могли! А вдруг он не настоящий хиппи?

- Это как?

- Это так. Может, он специально делал вид, что он такой. В деревне, как он и хотел, думали, что он идиот.

- Вот теперь ты какие-то глупости мелешь, - перебил меня Дима, - зачем ему это? Если он хотел сделать так, чтобы на него подозрение не упало, то он просчитался. Не в деревне такие шутки шутить. И потом, за ним тут же стали все следить, и, сразу после того, как умерла старушка, его тут же заподозрили.

- Ну, тогда ответь мне, что происходит? Что вообще происходит? Кто такой этот лже – Перилин? Зачем убили Власову? Кого Табардеев запихнул в машину? То есть, ясно кого, Веронику, тётку Фриды. Но как она оказалась в морге в качестве бомжа? Я ничего не понимаю! Понимаешь, я ничего не понимаю! – всё это я выпалила на одном дыхании и на повышенных тонах.

Выпалила, и тут же потеряла управление. Со злости я выпустила руль, и, поехала куда-то в бок. В последний момент, когда перед носом возник бетонный забор, я вцепилась в руль, и нажала на педаль тормоза.

Раздался пронзительный визг, и я остановилась в двух

сантиметрах от забора.

Сработала подушка безопасности, горячий шоколад оказался у меня на брюках, а сигарета вообще не знаю где.

Чувствуя, как дрожат руки, я достала салфетки, и попыталась

оттереть пятна с белых джинц и голубого свитера, но только сделала хуже, размазав жидкий шоколад по одежде.

Не было печали, пока я оттиралась, к машине подошёл гаишник, и тихо, но требовательно, постучал по стеклу.

- Добрый день, - сказал он, когда я опустила стекло, - сержант Николаев, права, будьте добры.

- Пожалуйста, - протянула я ему документ.

- Гражданка, Миленич, - обратился он ко мне, - почему нарушаем? Прав хотите лишиться? Во-первых, здесь нельзя тормозить, и вы что, пьяная?

- Трезвая, как стёклышко, - воскликнула я, - могу дыхнуть.

- Зачем тогда такие фортеля выкидываете? Кто так тормозит?

- Я случайно, - вздохнула я, но тут сержант углядел пятна на моей одежде.

- Вы что, пьёте какао за рулём? – строго спросил он, - вы что, спятили? И наушник висит. Теперь я вас точно прав лишу.

- Не надо, - поспешила воскликнуть я, - давайте договоримся.

- Это как? – прищурился сержант.

- Сто долларов, - улыбнулась я.

- Дорогуша, - тоже заулыбался гаишник, - сто долларов я сдираю с дурочек на малолитражках, а с тебя не меньше тысячи слуплю, - с этими он выразительно оглядел мой огромный красный внедорожник.

- Да вы спятили! – вскричала я, - двести.

- Девятьсот, - выпалил этот нахал.

- Триста.

- Шестьсот, и точка, - рявкнул сержант, - хватит торговаться, а то прав лишу.

- Чёрт с вами, - скрипнула я зубами, и взяла с сиденья сумочку.

Но, едва я её открыла, из сумочки полыхнуло пламя, и я выронила её на асфальт.

- Да вы что, совсем спятили? Зачем вы сумочку подожгли? – вскричал сержант, а я тупо смотрела на это безобразие.

Дима видимо понял, что мне нужна его помощь, и затормозил

рядом.

- Что случилось? – спросил он, - Ева, зачем ты сумочку подожгла?

- Вы знаете эту женщину? – спросил сержант.

- Она моя жена, - Дима, наверное, хотел сказать, что бывшая, но его последние слова потонули в грохоте, который произвела моя сумочка.

Да, да, вы не ослышались, она попросту взорвалась.

Я в ужасе уставилась на горящую сумочку на тротуаре, Дима попятился, а сержант, без лишних слов, застегнул на моих запястьях наручники.

Можно подумать, на мне браслетов мало.

- Да отпустите, - кричала я, вырываясь, - я не виновата.

- А взрыв сам по себе случился? – поинтересовался сержант.

- О Боже! – простонала я, до меня дошло, что случилось, - сигарета!

- Сигарета? – прищурился сержант.

- У меня в сумочке газовый пистолет был, - воскликнула я, - и я выронила сигарету. В сумочку.

- Обалдеть, - хрюкнул Дима, а сержант нахмурился.

- Позвоните моему мужу, - вскричала я, - в МВД.

- А разве не он ваш муж? – кивнул сержант на Диму.

- У меня их много, мужей, - злилась я, - целых четыре.

- Целых? Странно, а я подумал, что по половине от каждого, - глупо пошутил сержант, и запихнул меня в патрульную машину.

Через час я сидела в милицейском управлении, и сержант и ещё один, чином постарше, майор « кололи » меня.

У меня глаза на лоб лезли от того, что они мне предъявляли, какое обвинение. Вплоть до терроризма.

В конце концов, они мне надоели, и я избрала тактику ледяного молчания, не отвечая ни на один из их вопросов.

Запихнуть в камеру они меня не успели, приехал Максим, его, наверное, вызвал Дима. Почему я так решила?

Так они прибыли вместе.

Максим показал «корочки», чем здорово испугал « районников », поговорил с ними, уж не знаю, о чём, разговор был не при мне, и меня отпустили.

- Вика, что это было такое? – заорал он, когда мы вышли из

управления, - ты что себе позволяешь?

- Ничего я себе не позволяю, - обиделась я, - подумаешь, чуть маленько в столб не въехала.

- Ты дура? – холодно осведомился мой муж.

- Что? – вскричала я, - да как ты смеешь?

- Как я смею? А ты как смеешь нарушать правила дорожного движения? Между прочим, ты могла погибнуть, и из-за тебя могли пострадать люди. Ты непроходимая дура! Невменяемая идиотка! Да тебе за руль садится нельзя. У психиатора давно была?

У меня от обиды дыхание перехватило, а в горле запершило. Ладно, хорошо, я ляпнула дикую глупость. Чуть маленько в столб не въехала!

Но это не означает, что он может меня оскорблять.

- Если ты немедленно не извинишься, я уйду от тебя, - холодно произнесла я.

- Извиниться? Перед тобой? – переспросил Максим таким тоном, что мне от обиды и злости кровь в голову ударила.

Размахнувшись, я влепила ему звонкую пощёчину.

Максим такого не ожидал, отпрянул, схватился за щёку, а я развернулась, и села в машину раскрывшего рот от изумления Димы.

- Что это было? – ошарашено спросил он, заводя мотор.

- Прогулка под кипарисами, - процедила я, открыла окно, и на глазах у Максима закурила.

- Что? – не понял Дима.

- Проехали, - ответила я, и нарочито громко добавила, - а, вернее, поехали. К тебе.

До конца жизни не забуду выражение лица Макса, когда он это услышал. В его красивых, зелёных глазах читалась боль,

горечь, и, кажется, раскаяние.

- Вот негодяй, - воскликнула я, выпуская колечки дыма.