Эпитет Дева носила богиня Анату, о которой речь пойдет позже. На этом основании некоторые исследователи выдвинули предположение, что Рахмайу — другое имя Анату и, следовательно, именно Анату была второй супругой Илу. Однако в некоторых угаритских текстах ясно говорится, что Анату — дочь, а не жена Илу, так что она относится ко второму поколению богов, в то время как Рахмайу — явно к первому. Порой Рахмайу идентифицируют с Асирату, счи–тая, что их имена принадлежат не двум разным богиням, а одной. Но в тексте о рождении Шахару и Шалиму эти две богини выступают самостоятельно. Так что надо признать Рахмайу самостоятельной богиней. А само по себе «двоеженство» Илу совершенно неудивительно. В мифах различных народов боги, особенно наиболее важные, имеют не одну жену. К тому же на Ближнем Востоке существование нескольких жен у знатного человека, а тем более царя (а Илу был царем богов и людей) вообще не считалось чем‑то необычным.

К сожалению, никаких мифов, в которых Рахмайу играла бы значительную роль, не сохранилось, кроме рассказа о рождении богов Шахару и Шалиму. Да еще в сказании о Карату она упоминается среди богов, пришедших к этому герою на пир по случаю его свадьбы, где она вместе с другими собравшимися богами благословляет новобрачных. В этом же сказании Асирату выступает врагом Карату, так как он не принес ей обещанной жертвы; Рахмайу же вместе с другими оказывается покровительницей этого героя. Кстати, думается, это еще раз подтверждает самостоятельность фигуры Рахмайу. Отсутствие же этой богини в других мифологических текстах с более ясным контекстом и в известных нам ритуальных текстах не позволяет точнее определить функции Рахмайу. Однако очевидно, что она, как и Асирату, относится к богиням–родительницам, первоначально почитавшимся как богини плодородия. Наличие двух богинь с очень близкими «обязанностями» может объясняться и историей становления утаритского общества. Вероятно, в его основе лежали две аморейские племенные общности — Дитану, к которой принадлежал Карату, и Харнаму. Может быть, каждая из них принесла в утаритский пантеон свою богиню–мать, что и привело к удвоению этой божественной фигуры.

Охота — одно из древнейших занятий человечества, и оно, естественно, требовало наличия своего божественного покровителя. У семитов Южной Аравии охота в ряде случаев приобретала священный характер. Особое значение охота на диких зверей, прежде всего таких опасных, как лев, имела у ассирийских царей. Эта, как принято говорить, сакрализация (от латинского слова sacer — «священный») могла, скорее всего, восходить к временам существования общесемитской общности. Тогда Рахмайу оказывается, как и Илу и Асирату, очень древним божеством, чей культ возник задолго до появления амореев в Сирии. Отметим, несколько предвосхищая дальнейшее, что и для более молодых богов, таких, как Балу и Анату, охота тоже была очень важна.

После открытия текста с рассказом о рождении Шахару и Шалиму была выдвинута гипотеза, что это — два имени одного бога. Параллели такого двойного именования в угаритских мифах имеются. Однако внимательное изучение этого текста и то, что в списке богов и в нескольких ритуальных текстах Шалиму упоминается отдельно, позволило ученым утверждать, что это два самостоятельных бога, хотя обычно они и упоминаются вместе.

Илу был верховным богом по преимуществу, в то время как его потомки, включая Балу, который не был его родным сыном, являлись «владыками». Поэтому именно им и было передано конкретное управление отдельными местностями или сферами человеческой деятельности. Положение Илу схоже с положением египетского фараона или хеттского царя по отношению к их сиро–финикийским владениям: фараон или царь Хатти являлись верховными государями, и местные царьки полностью им подчинялись. Но в то же время непосредственно в дела Угарита, Тира или какого‑либо другого города–государства этого региона они не вмешивались, передав конкретное управление ими местным царям. В какой‑то степени это напоминало взаимоотношения сеньоров и вассалов внутри западноевропейской феодальной системы. В случае необходимости верховный государь Хатти и Египта мог вмешиваться в дела своих «вассалов». Так, хеттский царь Тудхалийя IV в качестве последней инстанции решает спор между утаритским царем Аммистамру II и его женой Бит–Рабити. Царьки финикийского побережья, подчиненные Египту, в момент опасности или споров друг с другом взывают о помощи к фараону. Илу тоже можно рассматривать как «сеньора», а более молодых богов — как «вассалов» в системе божеств Угарита.

Такое толкование в настоящее время стало общепринятым, хотя в первое время после открытия угаритских текстов существовали и другие, а именно, что Йамму — бог дня или бог солнца.

Слово «судья» довольно рано приобрело значение главы или представителя политической власти. В таком значении оно встречается уже в III‑II тысячелетиях до н. э. в месопотамском царстве Мари и северосирийском городе–государстве Эбла. У евреев до возникновения их царства такие судьи возглавляли племенной союз Израиль во время его войн с различными соперниками за обладание Палестиной. Библейский материал показывает, что «судья», хотя и обладал довольно значительными полномочиями и бывал даже пожизненным главой союза, все же не являлся царем. Недаром в конце библейской Книги Судий подчеркивается, что в те дни не было царя у Израиля. В I Книге Самуила довольно ясно противопоставляется положение судьи и положение царя в обществе: в отличие от судей, даже неправедных, какими были сыновья Самуила, царь будет принудительно забирать юношей в армию, заставлять их возделывать его поля и изготовлять ему оружие, девушки будут готовить для царя еду, а все остальные — отдавать царю лучшую часть своих полей, виноградников и оливковых рощ и платить ему десятину со всех оставшихся доходов. Судьи же явно такой властью не обладали. Позже, когда в Тире престол оказался пустым, власть на это время перешла к «судьям». В финикийских городах запада, в том числе в Карфагене, «судьи» были высшими должностными лицами, возглавлявшими правительство. Возможно, что такое словоупотребление использовано раннехристианскими авторами для обозначения главы германских племен готов, который обладал значительной властью, но не был коронованным согласно традициям королем. Исходя из этих параллелей, можно говорить, что Йамму выступает не столько как собственно судья, сколько как правитель, но не имеющий монархических полномочий и соответственно не увенчанный знаками царского достоинства; ведь в мифе рассказывается, что он потребовал у богов признания его именно в качестве царя, что и вызвало резкое противодействие со стороны Балу.

Что касается реки, то это та мировая река, которая обтекает всю землю и которая аналогична греческому океану, а отдельные видимые водные бассейны, включая Средиземное море, — части этой первозданной реки.

Хотя в Угарите мореплавание и морская торговля играли довольно большую роль, в городе пока не обнаружено храма Йамму, а некоторые «обязанности» покровителя мореплавания, по–видимому, как об этом будет сказано позже, перешли к его противнику Балу. Никаких других мифов, которые рассказывали бы о Йамму, кроме мифа о борьбе Балу и Йамму, пока не обнаружено, и Йамму явно выглядит в нем отрицательным персонажем. Связано ли это с тем, что найденные мифологические тексты относятся именно к храму Балу и являются «священным писанием» этого храма или вообще отражают мышление угаритян, точно сказать трудно. Но все же последнее представляется гораздо более вероятным. Видимо, угаритяне рассматривали Йамму как носителя мирового хаоса, противопоставленного цивилизации (см. ниже), и поэтому не столько уважали, сколько боялись его. Это не мешало им, однако, приносить Йамму жертвы, как и другим богам. В списке утаритских божеств Йамму занимает одно из низших мест.

Культ Астару (Аштара, Астара) был широко распространен у семитских народов Передней Азии. Еще в III тыся–челетии до н. э. культ этого бога существовал в Эбле. Его чрезвычайно почитали арабы и арамеи. Возможно, что у них он считался солнечным богом. У южных арабов имелся бог Аштаршамайн, т. е. «Аштар небесный». В Северной Аравии он был даже верховным богом. Но надо подчеркнуть, что поклонники этого бога жили преимущественно в пустыне или недалеко от нее, а некоторые из них были кочевниками, что объясняет неприятие Астару угаритянами.

Текст, рассказывающий о борьбе Балу с Прожорливыми и Разрушающими, дошел до нас в очень плохом состоянии. Неизвестно точно, какого размера текст предшествовал сохранившемуся и какой завершал его. В нашем распоряжении имеется, по существу, лишь середина рассказа. Поэтому точный смысл последнего вызывает огромные разногласия среди исследователей. И хоть как‑то совместить эти разногласия не представляется возможным, пока не будут найдены недостающие отрывки или хотя бы их более или менее значительные фрагменты. Пока ясно только одно: эти божества связаны с пустыней и противостоят Балу.

Людей всегда интересовала тайна смерти, и они пытались выяснить, чем жизнь отличается от смерти. Это легло в основу возникновения культа умерших, первые следы которого мы находим уже у неандертальцев. В более позднее время бог смерти становится одной из самых важных фигур божественного мира. Отношение к нему всегда двусмысленно. С одной стороны, его почитают, хотя и боятся, с другой — стараются как можно меньше о нем говорить. Это относится и к утаритскому богу смерти Муту. Он выступает как персонаж мифа о Балу в качестве противника этого бога. А мифов, где бы главным героем выступал Муту, не найдено, и думается, что и не будет найдено. Как у греков, строго говоря, не было подобных мифов об Аиде. Возможно, супругой Муту была Шеол, богиня подземного мира.

Отношение утаритских богов к смерти довольно двусмысленно. С одной стороны, боги конечно же бессмертны, чем они в первую очередь и отличаются от людей. Однако, с другой стороны, Балу недаром предупреждает своих вестников, чтобы они не приближались к Муту, потому что тот может их поглотить. И сам Балу первоначально пал в борьбе с Муту. А в конечном счете и сам Муту был уничтожен Анату (позже он явно воскрес, хотя в дошедшем до нас тексте об этом не говорится). Во всяком случае, божества боятся ужасного бога смерти не меньше, чем люди. И во многих случаях они бессильны перед ним. Когда Илу хочет спасти от неминуемой смерти своего любимца Карату, он не может сам выступить против Муту, а изготовляет магическое существо Шатикату, которому и поручает одолеть кровожадного Муту.

Чтобы избежать гибели общества от неплодородия земли и от бесплодия женщин (их «вдовства»), в Угарите совершали специальную церемонию, когда изображение Муту со скипетром бездетности и вдовства появлялось перед собравшимися, а затем жрец призывал на него судьбу обрезанной и связанной виноградной лозы.

Противниками Балу оказываются боги, образы которых олицетворяют угрозу гибели и саму гибель человека и созданной им цивилизации, — неукротимая морская стихия (Йамму), бесплодная пустыня (Астару) и, наконец, сама смерть (Муту). И в борьбе с ними Балу не только утверждает свою власть, но и спасает мир.

«Владыками» были и многие другие боги. Но Балу был владыкой по преимуществу. Его именовали также Балу–Цапану, т. е. «владыкой горы Цапану», но чаще просто Балу. Он мыслился хозяином Угарита и окружающей территории. Иногда в мифах угаритян даже называли «народом сына Дагану», т. е. народом Балу. И поэтому, когда угаритяне говорили «Балу», они подразумевали не какого‑либо другого «владыку», а именно только одного — Силача Балу, Владыку Цапану, главного покровителя Угарита. Культ этого бога пережил Угарит, он существовал в Тире. Причем в договоре ассирийского царя Асархаддона с тирским царем Баалом (VII в. до н. э.) он призывался (как гарант договора) вместе с двумя другими богами уничтожить тирские корабли в случае нарушения Баалом договорных условий. Характерно, что вне Угарита и после его гибели этого бога не называли просто Баалом (финикийское произношение имени Балу), но всегда Баал–Цафоном, т. е. «владыкой Цафона», а греки — Зевсом Касием в отличие от Зевса Олимпийского). В это время уже надо было уточнять, о каком «владыке» идет речь.

В угаритском списке богов Балу–Цапану отождествляется с месопотамским Ададом. Культ бога Халду (Хадада, Адада) был широко распространен среди семитов. Поклонялись ему и несемитские народы Передней и Малой Азии — хетты, хурриты. В Ассирии он был одним из величайших богов. Его называли великим властителем, а его имя входило в собственные имена ряда ассирийских царей, которые, таким образом, считались находящимися под покровительством этого бога. Ассирийский Адад обладал, в частности, способностью предсказывать будущее. В Эбле в XXIV в. до н. э. существовал культ этого бога. Во II‑I тысячелетиях до н. э. ему активно поклонялись финикийцы — как восточные, так и западные — и арамеи. И везде он был в первую очередь богом бури. Культ Балу проник и в Египет. Там его почитали под его семитским именем и отождествляли со своим богом Сетхом. Сетх был богом довольно противоречивым: с одной стороны, его противопоставляли благодетельному Осирису как злое начало, но с другой — его весьма почитали. Поскольку Сетх, как и Балу (Баал), был богом бури, такое отождествление становится понятным. Когда на полтора века в Египте установили свое господство пришедшие из Азии гиксосы, они объединили Балу (принесенного, по–видимому, ими) с Сетхом, в результате чего появился бог Сутех, бывший их главным покровителем.

Культ Дагану (Дагона) тоже был весьма распространен, его почитали народы Сирии и Палестины. Он был одним из высших богов Эблы. Одним из центров его культа был город Туттуль на Евфрате. Именно Дагона Туттульского благодарит аккадский царь Саргон за то, что тот дал ему захватить ряд городов и земель по Евфрату и в Сирии, в том числе Эблу. В Угарите в списке богов Дагану упоминается непосредственно перед Балу–Цапану. Филон Библский пишет, что Дагон был братом верховного бога Эла, т. е. утаритского Илу. В Угарите храм Дагану занимал даже более высокое положение, чем святилище его сына. Но, несмотря на тщательные раскопки в районе этих храмов, текстов, которые рассказывали бы о Дагану, в Угарите не обнаружено. Да и сами угаритяне признавали Туттуль культовым центром этого бога. Это не означает, что в Угарите Дагану был «чужаком»; вероятнее всего, его культ пришел туда вместе с амореями. Но все же некоторую инаковость по сравнению с их родным Балу угаритяне, видимо, ощущали, хотя и весьма этого бога почитали.

И имя Дагану, и сообщение Филона Библского связывают этого бога с зерном. Но в земледельческих обществах, к которым относилось и угаритское, Дагану покровительствовал земледелию вообще, а не только зерновому. Он помещает созревшее зерно в закрома, готовое вино в мехи, а приготовленное масло в кувшины. Есть сведения о его связях с рыбой. Видимо, там, где рыболовство играло одну из первенствующих ролей, этот бог выступает и как покровитель рыболовства. Одним словом, все, что давало пропитание человеку, находилось в ведении Дагану–Дагона.

Эпитет Скачущий на облаке может выражать связь между самим богом и его видимыми для людей проявлениями, каковы в первую очередь дождь и буря.

Первое время, когда стали читать утаритские тексты, термин «высший» («вышний») воспринимали как имя самостоятельного бога, сына Балу, и думали, что именно этот сын Балу сражался с богом смерти Муту. Но затем было доказано, что так именуют самого Балу. Однако позже произошло, вероятно, разделение этой божественной фигуры. И у финикийцев и у арамеев появился бог Элиун («вышний»).