Подобный договор был заключен и с Институтом угля. «Ведь надо же наконец подытожить результаты разведки угля в Улутауских степях за несколько лет».

В такой маете дожили до лета.

Лишь в июле по ходатайству отдела ресурсов Госплана СССР Главцветмет выделил средства, которые были к тому же намного скромнее прошлогодних, причем предупредил: «Это в последний раз, и больше для Джезказгана не будет выделено ни копейки». Для Каныша теперь было все равно, лишь бы дали деньги. Пусть ругают, пусть закатят выговор. Только бы не оставили без средств. Он предчувствовал, что в выигрыше будет Джезказган, а не его противники. Ведь такую сокровищницу никакими резолюциями не закроешь. Богатства недр Сры-Арки обязательно станут предметом первостепенной заботы металлургов. Но вопрос, когда это случится?..

Конечно, он понимал, что всем уже надоел. Да и самому ему давно надоело попрошайничать. А каково тем, кто работает в поле? В неопределенном состоянии, без уверенности в завтрашнем дне, не зная, что получат за сегодняшние труды. Долго ли смогут они терпеть?

Летом при встрече в Москве со своим наставником Михаилом Антоновичем Усовым Каныш без утайки рассказал о своих мытарствах и попросил его совета. Через несколько дней они встретились с профессором Московского института цветных металлов В.А.Ванюковым. Тот сказал:

— Мне кажется, что в вашем деле сможет помочь лишь товарищ Серго. Только надо его убедить в этом. — И еще раз с нажимом добавил: — Вы меня поняли? Надо убедить Орджоникидзе в уникальности сокровищ Джезказгана.

— Если б я смог попасть к нему на прием, я бы убедил наркома. Фактов достаточно, больше чем надо. Сколько угодно самых неотразимых доказательств.

— Нет, дорогой, одних ваших материалов еще недостаточно. Не обижайтесь на мои слова. Результаты разведки надо еще довести до кондиции. Скажем, утвердить на каком-либо авторитетном заседании техсовета или коллегии, в общем, надо их провести через обсуждение больших, компетентных специалистов. А вот после такой апробации можно сказать: «Товарищ Серго, не только я так считаю, но и ученый совет такой-то организации...» Понимаете?.. И тогда можно отстаивать свое мнение. А насчет того, чтобы попасть к наркому, не беспокойтесь. Так как за вас просит уважаемый Михаил Антонович, я готов сказать несколько слов Григорию Константиновичу.

— Говорите, авторитетное учреждение? Об этом и мы в Джезказгане уже думали.

— На мой взгляд, нужно остановиться на Академии наук. Если б удалось протащить ваш вопрос на ее специальной сессии...

— Мне кажется, дельный совет, — сказал профессор Усов. — На технический совет вашего главка надежды нет, от Геолкома ждать помощи тоже нельзя — ясно, что эти организации настроены против идеи Большого Джезказгана. Они наверняка постараются провалить вашу затею. Зачем тогда напрасно время терять? Поэтому, перешагнув через них, надо идти прямо в академию. Если сессия поддержит Большой Джезказган, против ее постановления не сможет выступить ни одна организация, ни один ученый совет.

— Разумеется, если академия станет говорить с нами, ведь это такое научное учреждение... У меня ведь нет никакого веса в ученом мире... — проговорил Каныш Имантаевич.

— Но если академия станет говорить с вами, вы, судя по всему, не сомневаетесь, что ваше предложение будет поддержано, — с улыбкой заметил профессор Ванюков.

— Не знаю почему, но я уверен в этом. Мне кажется, что ученые должны безошибочно определить, что к чему.

— Михаил Антонович, кажется, ваш ученик пойдет далеко.

— Давайте сделаем так: я беру на себя переговоры с Владимиром Афанасьевичем Обручевым. А перетянуть на нашу сторону академика Андрея Дмитриевича Архангельского поручается вам, уважаемый, — сказал Усов, обращаясь к Ванюкову, — ну еще беру на себя и академика Ивана Михайловича Губкина. А если мы предварительно договоримся с этими тремя зубрами, то считайте сессию уже открытой. А дальше видно будет...

Вторая половина тридцать четвертого года была посвящена подготовке задуманного. Шутка ли: выйти с проблемами Джезказгана не куда-нибудь, а на сессию Академии наук СССР. Джезказганцев будут слушать прославленные корифеи, известные всему свету! На карту окажутся поставлены судьба месторождения и надежды всех, кто, безгранично веря в своего вожака, вот уже полтора года мужественно сражается вместе с ним. Победа или поражение? Середины не будет. Значит, все помыслы, все силы направить на то, чтобы победить.

Каныш Имантаевич с удвоенной энергией продолжал выступать в прессе. Журнальные и газетные статьи преследовали одну цель — как можно доходчивей рассказать о наболевших проблемах Большого Джезказгана, привлечь к этой идее новых сторонников.

Одновременно в ускоренном темпе, насколько это было возможно, продолжались разведочные работы. К осени 1934 года группа джезказганских геологов снова произвела генеральный подсчет запасов и представила на утверждение в ВКЗ. В отличие от предыдущих материалов в этом отчете были раздельно учтены запасы свинца, цинка и серебра. К выкладкам приложили геологическую записку, составленную самим Сатпаевым. По сути дела, это были предварительные наметки его доклада на сессии. Здесь были обстоятельно изложены основные черты геологического строения и закономерности металлогенеза Джезказганского района.

Медно-свинцовые руды Джезказгана образовались в результате длительных процессов. Они отлагались из среды газо-водных растворов глубинного магматического очага, рассекавших на своем пути куполовидную структуру Джезказганской свиты. Достигнув верхних слоев земной коры, рудные растворы пропитывали пористые песчаники, характерные для Джезказгана, и отлагали в их порах свой металлический «груз». Так возникли «слоеные пироги», иначе говоря, богатые рудные пласты этого месторождения.

Наиболее важным в этой работе явилось установление впервые в геологической науке определяющего значения горизонтальных внутрипластовых зон тектонических нарушений типа пологих надвигов и линз расслаивания, игравших решающую роль в процессах миграции и локализации первичного оруднения в пределах Джезказгана.

И еще один важный вывод следовал из этой работы: геолог-практик впервые выступал как серьезный теоретик. Это было очень существенно, так как Сатпаев собирался выступить перед ученой аудиторией.

В тот год состоялся XVII съезд партии. Читая Отчетный доклад ЦК ВКП(б) и материалы съезда. Сатпаев обратил внимание на те строки, которые говорили о необходимости «упорядочить дело цветной металлургии». Значит, и в Центральном Комитете знали о непорядках в Главцветмете. И это обнадеживало и вселяло уверенность в будущем успехе.

А делегат Казахстана, председатель Совнаркома республики Ураз Исаев, выступая перед посланцами партии, подчеркнул: «Запасы Джезказгана установлены с предельной точностью. Мы должны теперь же провести ряд подготовительных работ по освоению этого месторождения, чтобы к концу текущей пятилетки начать строить Джезказганский медеплавильный комбинат».

И вот подошло время созыва сессии Академии наук СССР. Она состоялась в Москве в ноябре 1934 года. Сессия была подготовлена казахстанской базой академии. Рассматривался вопрос «Производительные силы Большого Джезказгана и Большого Алтая».

В обсуждениях приняли участие представители 57 геологических и горнодобывающих организаций. Здесь были ученые с мировыми именами, видные инженеры, знаменитые геологи. Среди них признанный корифей Владимир Афанасьевич Обручев. Поговаривали, что вопрос о Большом Алтае был вынесен на рассмотрение сессии вместе с Джезказганом по его инициативе. Разве возможно было говорить отдельно о каком-то Джезказгане? Многие участники сессии и название это слышали впервые. Никому не знакомо и имя докладчика. Даже ученой степени и званий у него нет... И этого безвестного геолога будут слушать десятки академиков, профессора с громкими научными биографиями. Знаток нефти Иван Михайлович Губкин, строитель Днепрогэса Борис Евгеньевич Веденеев, ученый-геолог Андрей Дмитриевич Архангельский. Кто этот Сатпаев рядом с ними?..