— И меня возьми с собой на Северный полюс, папочка!

— Хорошо, сынок. Тебя возьму, а Надьку не возьму. Пусть остается со своей прекрасной мамочкой, — в голосе и взгляде Петухова был сарказм. Он искренне верил, что отправится сейчас на Северный полюс. Пусть неблагодарная жена пеняет на себя. Петухов снял с вешалки пиджак, в котором ходил на службу, то бишь выполнял свои судейские обязанности, надел его, с трудом попадая руками в рукава, отстранил сына и громко хлопнул дверью.

— Вот так уходят оскорбленные люди, — говорил он сам себе, спускаясь по лестнице с четвертого этажа.

Петухов шел по улице с гордо поднятой головой, изо всех сил стараясь идти строго по линейке и в ногу с воображаемой колонной спортсменов. Он считал себя абсолютно трезвым. Его непреднамеренный путь лежал в сторону городского сада, неподалеку от которого он жил. Из сада доносились призывные звуки духового оркестра. Петухов был в черном костюме и ядовито-желтых носках. Туфли он забыл дома. Впрочем, их отсутствие он как-то и не замечал. Да и, признаться, идти без туфель было гораздо удобнее. У пивного ларька он выпил кружку пива, пососал пустую клешню рака, которую кто-то с коварной улыбкой подсунул ему, и затопал дальше.

Стемнело. В городском саду зажглись голубоватые огни фонарей. Петухов шагал по центральной аллее в сторону, откуда доносилась игривая танцевальная музыка. Он вспомнил молодость — ему захотелось потанцевать. Сидящие на скамейках с недоумением смотрели на его ноги в ядовито-желтых носках, но не успевали ничего понять: Петухов исчезал из поля их зрения.

На танцплощадку в суматохе его пропустили беспрепятственно по служебному удостоверению. Петухову было около тридцати, к тому же он второй день не брился, и в глазах юных посетительниц танцев он выглядел безнадежно старым. Но он считал себя неотразимым и потому смертельно обиделся, когда три девицы подряд отвергли его приглашение.

И если бы сейчас ему поднесли конец бикфордова шнура, привязанного к земному шару, он, не задумываясь, поджег бы его огнем своей папиросы.

Петухов разочарованно сел на скамейку. Мыслей в голове не было. Ни одной. Даже самой завалящей. Он просто сидел, покачивался и слюнявил потухшую папиросу.

Напротив остановились два молодых человека.

— Жулики? — в упор спросил Петухов, обливая молодых людей презрительным взглядом. — Я вашего брата по запаху за километр чую. Одни бегают за рублем, другие за бабами. Разницы никакой.

— Нет, уважаемый, мы не бегаем, — учтиво ответил Алик, ибо это был именно он. — Мы копаем. Честь имею — младшие научные сотрудники, археологи. Специалисты, так сказать, по части раскопок. Типа Шлимана. И этого, как его… академика…

Петухов с сомнением покачал головой:

— Может быть… Но откуда у нас раскопки? На кладбище разве что…

Алик и Юраша отошли от пьяного.

Пока Юраша галантно приглашал на очередной танец приглянувшуюся ему девицу внушительных габаритов, Алик вновь, повинуясь какому-то безотчетному порыву, подошел к пьяному в желтых носках. Тот уже неподалеку от выхода держался рукой за ограду.

— Дань новой моде? — осведомился Алик, по-приятельски трогая его плечо и кивая на ноги в желтых носках. — Или пощечина общественному вкусу?

Как видно, ирония не понравилась Петухову: он насупился и брезгливо пожевал губами.

— Хочешь в компанию по рваному? — угрюмо спросил Петухов. Его охватила небывалая апатия. А тут еще этот тип пристал с дурацкими вопросами.

— О чем бормочет ясновельможный пан? — наклонился к нему Алик. — О какой рваной компании?

— Не о компании, а о рубле, — досадливо дернулся всем корпусом Петухов.

— А сам ты уже готов, накосился на горлышко, — глядя на Петухова как на неодушевленный предмет, изрек Алик. — Ишь, пропойца, шары выкатил. Чего уставился?

Петухов, не мигая, смотрел на ухмыляющегося Архипасова и молчал. Тот достал пачку «Нашей марки», размял папиросу, пошарил спички, не нашел, попросил:

— Дай-ка огоньку, приятель.

Петухов полез в карман пиджака и вытащил пустую красную скорлупу рака с выпученными черными дробинками глаз и длинными усами. Недоумевая, он долго рассматривал находку. Алик тихо смеялся. Петухов осоловело глядел на него.

— Чего зубы скалишь? — он вяло взмахнул рукой. — Врежу — и с катушек. Мигом улетишь на Северный полюс. — Мстительная мысль приласкала душу. Петухов желчно улыбнулся — Ишь, ублюдки, блайзеры нацепили.

— Спичек дай и не шуми, а то схлопочешь.

— Я отхвачу? На, выкуси, — Петухов поднес к носу Алика вялый кукиш. — Вот где они у меня сидят, понял? — Петухов похлопал себя по карману. Там что-то хрустнуло. Он полез туда и вытащил двумя пальцами за длинный ус еще одну скорлупу рака. — Сволочи! Мои карманы им не мусорная яма! — выкрикнул он и качнулся на ногах. — Чего тебе, жулик, надо?

— Мне нужны спички, — рассердился Алик. — II не ори, какой я тебе жулик?

— Спички? А может, и брюки дать? — с пьяным дурашливым вызовом спросил Петухов.

— А то! — с подначкой согласился Алик. Ему захотелось проучить наглого и грубого пьянчугу. — Ведь не дашь, побоишься.

— Это я не дам? — с полуоборота завелся Петухов. — А ну идем.

Пошатываясь, Петухов пробрался сквозь толпу у прохода. За ним следовал Алик. Из предосторожности он оглянулся по сторонам — милиции нигде не было. Петухов напролом лез через кусты. На небольшом, слабо освещенном пятачке сухой бугристой земли остановился, ни слова более не говоря, стал стаскивать брюки. Алик поддерживал его под руку.

Петухов аккуратно сложил брюки, с глупой ухмылкой протянул их Алику. Какие фантастические мысли бороздили кору его головного мозга? Алик принял подарок, прижал его локтем, кивком поблагодарил и направился прочь. Он решил вывесить свой трофей для всеобщего обозрения у входа на танцплощадку.

— Эй! — окликнул его пьяный. Алик, не сделавший и двух шагов, остановился, обернулся. — Может, и бумажник с деньгами возьмешь?

— Давай! — весело согласился Алик и протянул руку. Происшествие забавляло его, как мальчишку. Петухов сунул руку во внутренний карман пиджака и быстро вскинул темный предмет навстречу Алику, целя чуть ли не в самое его переносье.

Алик отшатнулся, хотя еще ничего не понял и, еще улыбаясь, готовился взять бумажник, когда в луче света отчетливо обозначился пронзительно холодный вороненый блеск пистолета. Он отскочил в сторону. Раздался оглушительный выстрел. Из длинного ствола вырвалась ослепительная, огненно-белая вспышка пламени. Алик ойкнул, присел и в следующий миг, как заяц, прыгнул вперед, ломая кусты. Что только не пронеслось сейчас в его голове! Конечно же Петухов притворялся пьяным. Он переодетый агент уголовного розыска и сейчас схватит его.

Как метеор, мчался он по дорожке, параллельной центральной аллее. Следом за ним, спотыкаясь, бежал Петухов, размахивая внушительным стартовым пистолетом, и вопил: «Держи его!» Алик машинально прижимал локтем к груди чужие брюки. Одинокие граждане и парочки испуганно шарахались в стороны. Все было неправдоподобно, как во сне.

Петухов отстал, крики его стали слабее. В городском саду не слышно было никаких признаков тревоги. По-прежнему темпераментно играл духовой оркестр.

Гибель кардиналов

 — Ну за что мне такое наказание? — притворно вздохнул Генка Осипов. — Люди культурно отдыхают, идут в кино, театры, а я, извольте видеть, должен дежурить.

Генка посмотрел на часы, выглянул в окно. В половину неба полыхал пронзительно красный закат. Прозрачный воздух уже наливался легкой вечерней дымкой, на город вот-вот опустятся вязкие голубовато-сиреневые сумерки.

Генка — рослый двадцатитрехлетний парень. У него широкоскулое волевое лицо, прямой открытый взгляд серых глаз, на лоб свисает русый чуб.

— Мам, если Петька зайдет, я жду его в парке.

В прихожей он внимательно оглядел себя в зеркало и быстро сбежал вниз по лестнице.