— Это не женщина, это богиня! — восторженно зашептал он. Юраша обожал крупных женщин.

— Где ты увидел богиню? — поморщился Алик.

Откуда-то сбоку к ним подплыла, расцветая золотозубой улыбкой, внушительных габаритов женщина. Лицо ее выражало умиление высшей степени. Юраша вытянулся, ноздри его затрепетали.

Алик тоже мечтательно закатил глаза.

— Добрый день, мадам. Чем могу быть полезен? Духи «Шанель», номер пять, мадам? Узнаю Европу, — губы его расплылись в сладенькой улыбочке.

— Вы почти угадали, милый, это действительно парижские духи — «Елисейские поля», — заговорила она глубоким грудным голосом и безо всякого перехода продолжала — Я играю характерные роли. Если бы не пошлые намеки…

— Ах, патронаж, — Алик скривился, — что за гадость!

— Откуда вы знаете? — удивилась дама, мигая нестерпимо густо подведенными синью глазами.

— Мы все знаем, — ответил вежливый Алик, соображая, зачем он нужен ей и какую пользу можно извлечь из этой разнаряженной примы.

— Я слышала, вы набираете труппу. Возьмите же и меня, Ведь кадры решают все.

— Но, мадам… — начал было Алик.

— Зритель от меня в восторге. Я работаю только на кассу.

— Но, мадам, — Алик обеспокоенно улыбался.

— Учтите, я поеду куда угодно.

Разве мог Юраша стоять будто безмолвная статуя? Он начал задавать вопросы, правда, не совсем относящиеся к теме разговора. Дама зарделась, стала похожа на экзаменующуюся курсистку.

— Какие же у вас условия? — решился наконец Алик взять быка за рога.

— О, условия обычные. Разумеется, первая категория, разумеется, роли, разумеется, комната одинокой женщине. — Она игриво улыбнулась. — И, конечно, аванс. Я изрядно поиздержалась.

— Аванс? — испуганно вскрикнул Юраша, пронзая ее острым взглядом, как лучник стрелой святого великомученика Себастьяна.

— Да, аванс, — заранее заупрямилась дама. — А как же? Так принято. У меня не осталось ни копейки.

— Ни копейки? — переспросил наивный Юраша.

— Да, аванс, — подтвердила дама. — Как только будет достигнуто соглашение о работе, дирекция тут же по телеграмме высылает аванс. Для артиста — он гарантия. Ведь театр может передумать и отказать.

Сама любезность стояла перед дамой в образе Архипасова. Он улыбался, маскируя отступление, глаза его излучали огонь. Как у гения, только что сделавшего великое открытие.

— Увы, мадам, — просветленно заговорил он. — Произошло недоразумение. Вам дали не тот адрес. Мы скромные артисты и тоже ищем вакансии.

Дама не рассердилась, а хрипловато рассмеялась, достала пачку сигарет «Дымок»:

— Угощайтесь! У вас такой роскошный желтый портфель. Он вводит в заблуждение. С такими портфелями обычно ходят главные режиссеры и директора театров. — Улыбка медленно, как исчезает солнце при закате, уползла с ее лица. — Подойдите к Фреду, ему нужны два молодых героя, — посоветовала она.

— А кто такой Фред? — спросил Юраша.

— Вы не знаете Фреда? Это Ласточкин…

— Простите, а он может выдать аванс? — тоном ученика начальной школы поинтересовался Алик.

— Может, конечно. Он все может. Если вы понравитесь ему. Скажите, что вас рекомендует Верочка Моисеева. Это я, — любезно закончила она.

Шариков таращил на нее ничего не понимающие глаза. Алик потащил его за руку прочь.

— Мне все стало ясно, — говорил он Юраше, увлекая его в сторону бульвара. — Это пришло внезапно, как озарение. Я освобождаю себя от должности директора театра по собственному желанию. Ты, дружок, более не консультант, а драматический актер. Молодой любовник, трагик, отрицательный тип…

— Зачем? Директор театра больше получает, — резонно заметил Юраша.

— Надо лучше соображать, детка. Получает… Из пустого колодца воды не выкачаешь. Сегодня мы исчезаем. Нас компрометирует этот желтый портфель. Завтра возвращаемся в новом качестве. И тогда держитесь директора театров и главные режиссеры. Хочешь жить — умей перестраиваться… Не забывай — завтра у нас великий день. Мы будем собирать жатву на ниве любви театрального начальства к подающим надежды артистам.

…Утром, перед тем как завернуть в переулок к Дому культуры, Алик делал последние наставления:

— Не нахальничай. Главное — мгновенно адаптироваться. Держись скромно, но с достоинством. У нас хорошая театральная школа и отличные рекомендации, — говорил он. — Мы за современность в искусстве, но только в сочетании с добрыми традициями. Наши кумиры Станиславский и Немирович-Данченко. Были такие режиссеры!..

— Знаю, знаю, — нетерпеливо перебил Юраша. — Что дальше?

— Дальше? А ну повтори фамилии своих кумиров? — Алик отнюдь не смеялся. Он работал, ему было не до шуток.

Юраша наморщил свой круглый лоб.

— Станиславский и Немер… — Он испуганно взирал на Алика. — Фу, черт, забыл… Наверо… Немере…

— Немирович-Данченко, болван. Соглашайся на любые условия. В любой пункт — Улан-Удэ, Бийск, Рыбинск, Совгавань. Проси выслать телеграфом аванс, подъемные и проездные. Поиздержался-де. И проси пока не оглашать твое согласие: мол, пообещал в другом месте и тебе неудобно. Все понял? Да. Квартиры не требуй, у тебя там родственники. Ну, с богом! Да, минутку! Сними галстук… Слишком уж он павианий… Вот так… Расстегни ворот…

Шалопаи нырнули в толпу.

Вынырнули из нее спустя пять часов, что-то около четырех пополудни. Они были распарены и возбуждены.

— Ну как? — подмигнул Алик.

— Контракт и еще одно предложение. Один главреж занял у меня десятку под аванс. Пришлось дать. Переводы начнут поступать завтра.

— Вот подлец! — присвистнул Алик. — Пользуется моментом. Обирает несчастного артиста.

— Насчет Станиславского и Немировича-Данченко действует безотказно, — с гордостью сообщил Юраша. — Все прямо рты открывают.

— Молодец, — Алик похлопал по плечу Юрашу. — Ты делаешь успехи. Еще пару дней потолкаешься здесь, и твой интеллект вырастет сразу на два вершка. Тебя начнут принимать даже в приличном обществе. У меня тоже полный порядок. Три договора! Три аванса и проездные уже летят по проводам прямо в мои карманы. Бог мой, как прекрасно устроен мир. Провернуть такое крупное, такое красивое дело! Мне повезло. Я работал в театре, и есть запись в трудовой книжке.

В глазах у Юраши мелькнуло сомнение:

— Влипнем. Ох, чует мое сердце, влипнем. Чтобы так, ни за что ни про что отдавали деньги? Не верю! Ей-ей, притянут.

— Не каркай, Юрашка! Пока есть легковерные граждане, мы с тобой будем жить. И имей в виду — неплохо жить. И мы еще посмотрим — кто кого. У летчиков, которые резко набирают высоту, есть критическая точка, выше которой самолет не идет — заваливается в штопор. Так и мы — будем тянуть до критической точки. Сколько позволит обстановка.

К концу третьего дня Юраша получил пять, Архипасов — семь ангажементов.

— Точка. На этом кончаем. Нельзя больше испытывать судьбу, — решительно заявил Алик, и желваки на его овальном лице вздулись буграми. — Я суеверен. Двенадцать — наша критическая точка. Чертова дюжина может принести несчастье. — Они уходили победителями. Перед ними расстилался весь мир, и они топтали его своими модными штиблетами.

Юрашу охватил небывалый экстаз. Он строил прожекты, предлагал купить то моторную лодку и даже яхту-вельбот, то дачу, то легковой автомобиль. Но после того как Алик предложил отдохнуть на курорте, силы душевные в конце концов оставили Юрашу — он впал в транс.

— Я не могу гастролировать сразу в нескольких театрах, — плакался он. — Я не могу разорваться на несколько частей. Ты втравил меня в никудышную авантюру. Я все время буду думать о том, что вот-вот нас сцапают и посадят.

— А ты можешь заткнуться? — потирая пальцами подбородок, задумчиво спросил Алик. — Помнишь Пруткова: «Если у тебя есть фонтан — заткни его. Дай отдохнуть и фонтану!»

— Хорошо, я затыкаюсь, — неохотно согласился Юраша. — Но учти — я снимаю с себя всякую ответственность за последствия. А как мы все-таки выпутаемся из этой истории?

— Думать надо, дружок, — усмехнулся Алик. — Я тебе сколько раз советовал: думай. Это главное, что отличает одного человека от другого.