Хорошо хоть, что по плану операции подразделению Лафорэ полковником был отведен сектор Айт-Ваабан, где его никто не знал. Там-то уж он может убивать феллага без зазрения совести. И когда настал наконец этот день, капитан с легким сердцем отдал роте приказ выступать по направлению к ближайшим горным отрогам. Впереди него под командованием какого-то молодого капитана шло подразделение из стратегического резерва, за ним — солдаты лейтенанта Делеклюза, с которым Лафорэ успел уже познакомиться.

Спеси в этих парнях из стратегического резерва хоть отбавляй. Наверняка они про себя думают: «А ну, подать-ка нам сюда этих феллага. Мы-то уж с ними разделаемся. И в темпе. Нам еще предстоит их давить и в других местах». Но из донесений разведки Лафорэ было известно, что дело обстоит не так-то просто, что этим молодчикам не удастся «передавить» всех феллага, как они того хотели, ибо феллага, опередив операцию «Бинокль», разбили уже свои крупные части на небольшие автономные группы, которые получили строгий приказ: бой принимать только в самом крайнем случае.

Рота Лафорэ должна была выступить в девять часов вечера вместе с отделением «железных» парней из стратегического резерва.

Когда они вышли из Тигмунина и стали спускаться в овраг, луна стояла уже низко над горизонтом. Солдаты устали. Капитан видел, что они рыскали по зарослям, осматривали ограды, шарили в соломенных шалашах, однако все это они делали без всякого желания.

Солдаты спустились на дно оврага, и Лафорэ наблюдал, как их длинная цепочка извивалась между белыми, отполированными водой камнями.

Склоны оврага были сплошь покрыты кронами олив, их густая темная зелень шла по самому краю обрыва, нависшего над сухим руслом ручья. Солдаты брели, опустив голову, целиком поглощенные мыслью об опасности, таившейся в каждой пяди этой земли, в каждом бугорке, за которым их могли подстерегать феллага. Но самым надежным укрытием для алжирцев, подумал капитан, могли бы служить эти пышные кусты, что прилепились к стене обрыва, прямо над ними. Он посмотрел на один куст, на другой, на третий… Кинув взгляд на четвертый, он ничком бросился на землю, за большой круглый камень. Достал кольт, снял ударник с предохранителя.

Огляделся: колонна его солдат, похожая на жирную слепую гусеницу, все так же ползла вниз по оврагу. Он подкатил еще один камень к тому, что служил ему укрытием, и посмотрел в образовавшуюся бойницу. Тени, разбросанные луной по дну оврага, словно застыли. Вокруг, куда ни глянь, никакого движения, ни единого дуновения ветерка. Лишь зловещие причитания филина нарушали безмолвие ночи.

И все-таки это не было галлюцинацией. Он был уверен, что видел, как дрогнули ветви. Капитан глянул в конец оврага: рота его ушла далеко, и он уже слышал первые приглушенные шаги солдат лейтенанта Делеклюза. Он прополз несколько метров, потом, резко выпрямившись, сбежал вниз, на дно оврага, не заботясь о том, что камни с шумом катились у него из-под ног. Позади себя Лафорэ услышал сдавленный гневный возглас Делеклюза: «Что за…»

Вскоре он догнал ординарца, тот шел последним в колонне и ждал его. Капитан устало зашагал с ним рядом. Время от времени он оборачивался, чтобы еще раз взглянуть на выстроившиеся друг за другом кусты, с которыми сейчас, верно, поравнялись первые солдаты Делеклюза. Но, по мере того как капитан спускался вниз по оврагу, очертания кустарника становились все менее ясными. И вот уже последняя шапка листвы канула куда-то в ночную мглу, где перекатывался назойливый вопль неприкаянного филина.

Когда последние солдаты капитана Лафорэ исчезли в темноте, Али вытер мокрое от пота лицо. Осмотрелся: деревья в лунном свете выглядели празднично. В воздухе посвежело, первые петухи начали прочищать заспанные голоса, ночь была на исходе. За соседним кустом он услышал звук заряжаемого автомата. «Только бы этот болван не начал стрелять», — подумал Али.

В этот самый момент показалась фигура первого солдата следующей роты, за ним шли другие. Когда француз, шедший впереди, приблизился, Али узнал лейтенанта Делеклюза. У него не было никаких знаков отличия ни на гимнастерке, ни на каске, и вооружен он был только кольтом. Он прошел мимо Омара, стал спускаться, потом, спохватившись, показал кольтом: «Обыскать эти кусты». Али почувствовал, как у него забилось сердце.

Один из солдат подобрался к кусту, в котором сидел Омар. Солдат заметно устал, еле волочил ноги. «Сейчас Омар выстрелит», — подумал Али. Солдат уцепился было за нижние ветки, но они обломились, и он упал. «Сволочь!» — выругался француз. Повернувшись спиной к кустам, он глянул вниз, в овраг, проверяя, смотрит ли еще лейтенант в его сторону. И снова ухватился за ветки.

Автоматная очередь разорвала черную ночь. Раздался истошный крик, один-единственный, и солдат, раскинув руки, рухнул на камни. В тот же миг, словно повинуясь бешеному ритму какой-то безумной пляски, остальные солдаты сорвались со своих мест и кинулись вниз, на дно оврага. Они еще не определили, откуда раздалась стрельба, и бросались кто за камни, кто за деревья, падая ничком в малейшие впадины, вырытые водой. Секунда, вторая, третья… Не прошло и полминуты, как, словно по мановению волшебной палочки, видение безумной пляски сгинуло столь же внезапно, как и возникло, оставив взору Али неправдоподобно красивую декорацию, на фоне которой все это произошло и которая теперь стояла недвижна и безмолвна.

Омар не стал долго ждать и тут же дал еще одну очередь. Французы не отвечали. Они еще не определили, откуда стреляют, а палить наугад не хотели, боясь перестрелять друг друга. Али снял затвор с предохранителя и, держа палец на спусковом крючке, подстерегал тени и шорохи. Омар стрелял уже куда попало: вверх, вниз, прямо перед собой. Он тратил драгоценные патроны на камни, на деревья, на все, что, казалось ему, шуршало и шевелилось. «С ума сошел парень», — подумал Али. А французы упорно не отвечали.

Вдруг наверху, на краю обрыва, Али заметил тень. Человек полез прямо к тому кусту, где не переставая заливался автомат Омара. Не в силах оторвать взгляд от оврага, Омар не видел и не слышал ничего из того, что происходило у него над головой. А тень между тем не торопилась. Размеренно, с кошачьей осторожностью она скользила по земле все ближе к Омару. На мгновение человек обернулся. Луна осветила лицо под темной каской. Али узнал лейтенанта Делеклюза, подумал про себя: «Хочет взять его живым, подлец!»

Он тихонько повернул автомат в сторону приближавшейся тени. Прицелился, нажал. Крючок не поддавался. Нажал посильнее — нет, ничего! Автомат заело. Али прошептал как заклинание: «Нет бога, кроме аллаха, и Мухаммед — пророк его». Снова попробовал сдвинуть крючок, но он по-прежнему не поддавался. Тогда Али вытащил из-за пояса нож с широким коротким лезвием и стал ждать.

Омар услышал возле себя шум скатившегося камня, но было уже поздно, лейтенант Делеклюз был рядом. Али уловил во тьме глухой шум борьбы, длившейся несколько секунд. Потом оба покатились вниз по откосу. Лейтенант Делеклюз закричал: «Ко мне! Не стрелять!» Сначала ползком, потом выпрямившись во весь рост, солдаты, которых становилось все больше и больше, начали подходить к тому месту, где лейтенант продолжал бороться с Омаром. Омар дрался отчаянно, пока один из солдат не уложил его ударом приклада.

Лейтенант приказал обыскать все вокруг, «каждый камень, каждую травинку». Али увидел, как прямо к нему направился приземистый смуглый солдатик с автоматом на изготовку. Тогда он поднял руки и громко сказал: «Не стреляй. Сдаюсь». Смуглый позвал на помощь других. Али вытащили из укрытия, связали ему руки за спиной и отвели в овраг. Он увидел распростертого на камнях Омара. Из горла его вырывался хрип, на виске запеклась струйка крови.

После того как в отряде Али Лазрака было решено пробиваться поодиночке, Акли простился с товарищами и направился к деревне. «Если повезет, — размышлял он, — то по краю гребня я смогу проскочить на ту сторону». Акли устал, но помнил: зазевайся на минутку — нарвешься на врага, и тогда конец. На черном экране неба Акли уже различал бурые, сплюснутые, словно ячейки пчелиных сот, хижины Тигмунина. Еще несколько минут — и гребень холма останется позади…