Спрятав свиток обратно в тушку и подумав, что теперь Судьба глумится надо мной, подсовывая зайцев, я честно признался в бессилии своего ума:

– Царь, эта загадка выше моего понимания воли богов или злых умыслов смертных людей.

И вновь подобно раскату грома раздался смех Кира.

Брат царя и его гость, видимо, привыкли к этим внезапным раскатам и, как говорится, ушами не повели.

– Приятно убедиться, что мы не глупее эллинов, – сказал Кир.

– Могу только сказать, царь, – поспешил я хоть немного исправить положение, – что не стоит доверять по крайней мере еще двум чужестранцам. Иудейскому купцу, который, насколько догадываюсь, уже появился здесь со своими повозками и грузом пшеницы.

– Шету? – уточнил Гистасп.

– Не знаю имени. Повстречал его около Ниппура. Следует заглянуть поглубже в его мешки. Второй чужестранец – Аддуниб из Вавилона.

Упомянув «ученого мужа», я пожалел о том, что лишил его ядовитых жал. Пойманный с ними, он послужил бы доказательством моего искреннего стремления оказать царю услугу. Теперь же мой навет попахивал клеветой. Вавилонянин же наверняка стал вдвойне осторожным.

– Нельзя больше верить никому из живущих за пределами Пасаргад, – задумавшись и помрачнев, проговорил Кир. – Весь мир вокруг наполнился ложью и темными духами. Надо воздвигать высокую стену. Таков совет эллина.

Он пристально посмотрел на меня и, показалось мне, заглянул в мою душу, как охотник заглядывает в темную нору.

Потом он шевельнул рукой, и меня живо увели, и я сам оказался в норе. То есть теперь меня столкнули в какую-то глубокую, но довольно сухую яму, покрывавшуюся железной решеткой. Мне сбросили сверху, сквозь прутья, одежду, десяток лепешек и бурдюк с водой.

В той яме мне суждено было провести девять или десять дней. И, надо признаться, чем дольше я сидел, тем меньше сомнений и страхов по поводу своей судьбы оставалось у меня. Я с удовольствием вспоминал тот царский «большой совет», на котором мне довелось оказаться не последним человеком. И вот, сидя в яме и не ведая о своей участи, Кратон Милетянин воображал, как его приведут на новый совет и сам царь персов предоставит ему новые тайные сведения и станет также учтиво и внимательно выслушивать соображения Кратона по поводу дальнейших действий против врагов Кира. В своих грезах я восходил по всем ступеням, что вели к царскому трону, и вот уж обнаруживал себя сидящим по левую руку Кира в роскошных одеждах и произносящим важные и мудрые слова. Тогда приходилось потрясти головой и оглядеться вокруг.

Мне казалось, что Кир уже внял моим советам и расставил капканы на иудея и вавилонского «ученого». Теперь ожидали мы оба. Каждый на своем месте. Как только чужеземцы будут уличены, меня сразу поднимут наверх и призовут торжественно подтвердить свое обвинение.

Был я рад и тому, что мне на голову не бросают ядовитых пауков и змей. В других царствах стражники наверняка бы потешались такой забавой. Здесь эта нечисть и сама не падала в яму, поскольку вовсе не водилась в пределах дворца и, верно, в целых Пасаргадах. Персы считают насекомых, ящериц и змей созданиями злого Аримана, а потому стараются уничтожать их, как только увидят. У них даже есть особые жрецы, которые разыскивают нечисть по всем щелям и убивают крепкими палками.

И вот наконец мне сверху протянули деревянную лестницу. Воодушевившись, я начал свое восхождение. Однако на земной поверхности меня схватили, связали мне руки и ноги, а лицо обмотали тряпкой. Потом я оказался над землей, но невысоко, то есть – перекинутым через седло подобно тюку или охотничьей добыче.

Путешествие продлилось недолго. Когда меня вновь спустили на землю и позволили осмотреться, я увидел, что нахожусь в узком ущелье, затянутом густым утренним туманом. По двум сторонам света вздымались гранитные стены, а узкий проход между ними закрывали неподвижно стоявшие всадники, числом в полдюжины с каждой из сторон, вооруженные копьями.

Кроме меня, был здесь только один пеший. Этот перс диковатого вида стоял с опущенным мечом в руке подле плоского камня.

И тогда я устрашился. Поначалу казалось, что просто начал мерзнуть, ведь утро было сырым и холодным. Но стало ясно, что зубы застучали не от холода, а от страха. Судьба немало потрудилась, чтобы провести меня извилистыми тропами к этому камню, с которого должна была скатиться моя голова, а душа – вновь, но уже оставив позади тело, сойти в Царство мертвых.

Грезы растаяли.

Кем я был? Только наемным убийцей, не справившимся со своим делом. Полагалось быть благодарным царю персов за то, что меня допрашивал он сам, не применял пыток и теперь в награду за правдивость дарит легкую смерть. Все кончится не так уж и плохо, если меня не станут душить, отчего прежде, чем испустить дух, сначала испустишь все остальное – семя, мочу и жидкое кало, и не станут живьем сдирать кожу.

С одной из сторон всадники расступились, пропуская царя, въехавшего в ущелье на крепконогом белом жеребце. В просторной шкуре горного медведя царь выглядел очень могучим.

Я стиснул зубы, желая показать, что эллин способен умирать достойно.

Два воина, ехавшие следом за царем, соскочили с седел и подхватили царского коня под уздцы. Кир неторопливо сошел на землю в десяти шагах от меня. Еще двое всадников соскочили с коней. Один поставил около камня высокий раскладной стульчик с матерчатым сиденьем, а второй бросил с другой стороны от камня тростниковую циновку.

Перс с мечом подошел ко мне, взял меня за плечо сильной рукой, подвел ближе к царю и не посадил, а прямо-таки вдавил меня в циновку. Не согни я колени, так, наверно, и ушел бы по пояс в землю.

Я боролся со страхом и холодом, но первые же слова Кира изумили меня до такой степени, что страх и холод отпрянули прочь, как стая мух при порыве ветра.

– Говорят, при игре в кости тебе сопутствует удача.

– Случалось, – пробормотал я.

Царь дал знак, воин поднес небольшую шкатулку и по указанию повелителя высыпал из нее на камень игральные кости, искусно выточенные из слонового бивня и, безусловно, весьма дорогие. Моему удивлению не было предела.

– Попробуй, эллин, – вовсе не повелел, а учтиво предложил Кир, будто мы сидели с ним в какой-нибудь таверне и играли на равных.

Я сразу протянул руку и заметил, что она дрожит. Тогда собрался с силами и крепко сжал кости в кулаке.

Воин Кира подал мне игральную чашку. Я погонял в ней кости изо всех сил и выбросил их на камень. Из чашки выпрыгнула «собака», то есть хуже не придумаешь – одни двойки.

Осужденный Судьбою ждал раската грома, ждал, что от царского смеха содрогнутся горы. Но царь персов, чуть подавшись вперед, мрачно взглянул на кости и тихо проговорил, будто хотел помочь моей последней, бесполезной игре с Роком:

– Попробуй еще раз.

Выпустив вторую «собаку», я смирился со своей участью и успокоился, даже пальцы мои потеплели и перестали дрожать.

Кир отвернулся от камня вполоборота и со вздохом сказал:

– Слышал, эллины преклоняются перед Судьбой, но считают, что Судьбу ничем не задобришь. В Вавилоне же и Египте подчиняются звездам. Теперь желаю знать, почему эллины считают силу Судьбы крепче силы богов и своих собственных сил.

– Потому что Судьба и есть высшая сила, не делимая на череду приказов и поступков, безучастная ко всему. У нее нет желаний, нет злобы и любви. Именно поэтому она сильнее всех – и людей, и богов. Судьба – это сила в чистом и первозданном виде.

Так я вещал в полном равнодушии, словно загробная тень, представляя самого себя лучшим доказательством своих слов.

– Не понимаю, – сказал Кир.

Тогда я стал рассказывать ему о царе Эдипе.

– Некогда фиванскому царю Лаю богами была предсказана смерть от руки его собственного сына, который только что появился на свет. Царь приказал оставить младенца далеко в горах и проколоть ему иглой лодыжки. Однако пастухи спасли новорожденного. Много лет спустя Эдип вопросил Дельфийского оракула о своем происхождении, но вместо ясного ответа получил прорицание, что ему суждено убить своего отца и жениться на матери. Ведь у нас, эллинов, брак на близких родственниках считается противоестественным.