Перс простился и уехал, сказав, что появится вновь ровно через два месяца, на закате.

На следующее утро я принес обильные жертвы всесожжения у храма Аполлона Дидимейского[8], и жрец сказал мне, что жертвы благоприятны. Однако еще в продолжение целой недели я не смог написать ни строчки и только бродил по берегу моря в отчаянных размышлениях, призывая себе на помощь и Аполлона Мусагета, и разом всех муз.

И вот однажды я заметил какое-то копошение среди прибрежных камней. В воде плескался крохотный щенок и отчаянно карабкался на сушу. Наверно, кто-то решил утопить его и, может статься, – не одного, а целый выводок, а этот новорожденный силач сумел выбраться из мешка и теперь изо всех сил бился за свою жизнь. Я зашел по щиколотку в море и подцепил его концом посоха. И в тот же миг догадался, почему так легко подчинились Пастырю цари и государства всех четырех сторон света. Вернувшись домой, я обмакнул палец в молоке и напоил щенка, а уж потом обмакнул в чернила кончик тростника.

Я решил рассказать потомкам о том, что видел и слышал, не обременяя их своими рассуждениями и выводами. Пусть они найдут в моих воспоминаниях свою собственную правду – такую, которая, возможно, не доступна и мне самому. И первый мой рассказ будет о том,

Первым делом потомки конечно же спросят меня:

– А кто ты такой, Кратон, и откуда взялся?

Моего отца звали Исагор. Он был одним из богатых торговцев Милета и происходил из древнего ахейского рода. Мой отец умер, `когда мне было всего восемь лет от роду.

Моя мать, Афрена, была родом из Сирии, по крови набатейка. Она рано умерла, и я совсем не помню ее. Говорили, что она была необыкновенной красавицей. От нее мне достались темные волнистые волосы и карие глаза.

Два года за мной присматривал попечитель из магистрата, а потом меня забрал в свою школу Скамандр.

И ныне Милет славится своими школами и учеными людьми, а в ту пору мой родной город, как небесный факел, освещал знаниями и мудростью весь мир.

Великий Фалес, который постиг тайны чисел и звезд и с легкостью предсказывал затмения светил, заметил у меня способности к геометрии. Знаменитый технит Демодок просил отдать меня в свой гимнасий, а искусный врач Каллисфен считал, что раз я с детства легко различаю по запаху все вина и масла, то из меня несомненно выйдет прекрасный лекарь.

Однако слово Скамандра имело наибольший вес. Он сказал, что ему нужен такой юнец-полукровка, как я, и магистрат молча повиновался.

Хозяин своей таинственной школы, Скамандр, не водил знакомств. Его остерегались, как духа из царства теней, но уважали. Ведь именно благодаря стараниям его предшественников и самого Скамандра Милет, в отличие от соседних эллинских городов Ионии, никогда не подвергался опустошительным нападениям. Они называли себя «невидимыми стратегами» и умели уладить дела с любыми правителями, зная загодя их намерения. В пору моего отрочества Скамандр был главой милетской школы Посланников, которую шепотом называли «школой Болотных Котов». О силе, способностях и заработках Болотных Котов ходили легенды.

Как только я очутился в доме Скамандра, он приказал мне:

– Покажи, как собака обнюхивает угол дома.

Я показал, как мог.

– Теперь прокричи петухом, – потребовал он.

Пришлось кричать.

Пока я изображал всяких зверей, он подбрасывал на ладони несколько разноцветных камешков и вот, внезапно сжав кулак, резко спросил:

– Сколько их было и какого цвета?

Услышав мой ответ, Скамандр улыбнулся левым уголком рта и велел, чтобы меня накормили.

Потомки спросят, кто же такие Посланники и чему их учат. Связанный еще одной клятвой – клятвой молчания – я могу сказать немногое. Если один правитель хочет узнать замыслы своего соседа, а в чужом дворце у него нет верных людей, то скорее всего этот дальновидный правитель пошлет своего гонца в Милет, к стратегу Болотных Котов. Если один правитель хочет о чем-то договориться с другим втайне от всех иных царей и тиранов, а заодно – и от всех своих приближенных, то скорее всего он поступит так же, как первый, и пришлет в Милет задаток. Обоим известно, что Болотным Котам из Милета можно доверять. Об остальном потомки пусть догадываются сами.

Я дал клятву Посланника, когда мне исполнилось девятнадцать лет, в довольно неудачное время. В мире стояло удивительное затишье. Во многом оно оказалось результатом неустанного труда моих предшественников. Школа Скамандра очень обогатилась. Однако Посланнику платят за возложенное на него дело, а не за заслуги предтечей. Пропивать обычное недельное пособие – довольно унизительный труд.

На востоке, откуда поступали основные «прошения» и, следовательно, большая часть золота, царила идиллия Золотого Века. В соседней Лидии уже тридцать семь лет кряду правил самый богатый, самый просвещенный и самый суеверный царь на всем белом свете. Его звали Крез. Он преклонялся перед эллинской мудростью и, что ни месяц, посылал гонцов ко всем оракулам Эллады с вопросами, с какой ноги ему вставать и какой рукой брать кусок с блюда. Для таких дел и советов Болотные Коты не годились.

В соседнем дворце, а именно в Эктабане, сидел и мирно правил великой и могучей Мидией еще один любитель тихой и сытной жизни – Астиаг. Отец Астиага, Киаксар, сокрушил ассирийское царство и справился со скифами, заполонившими его страну. У его ленивого сына не хватало ни желания, ни сил, ни врагов, чтобы расточить мир, богатство и процветание, доставшиеся ему в наследство.

Когда Мидией правил Киаксар, а Лидией – отец Креза, Алиатт, между этими царствами шла большая война, однако во время главного сражения на реке Галис день внезапно померк и наступила ночь. Случилось затмение, загодя предсказанное многомудрым Фалесом, моим земляком. Цари так испугались этого знамения, что заключили мир на долгие времена, установив границу по той реке. Алиатт поддался настояниям посредников – эллинов и вавилонян – и выдал свою дочь Ариенис замуж за Астиага.

Кое-какие ветры поначалу ожидались из Вавилона. Там после смерти буреподобного Навуходоносора на трон взошел его сын, но вскоре был убит заговорщиками. Потом какие-то безродные самозванцы сменяли друг друга чуть не каждый год, будто шишки на кипарисе. В ту пору в Вавилон из Милета уехало полдюжины Посланников, и все во главе со Скамандром, выручили из той вавилонской суеты немалую прибыль. Однако за два года до того дня, как завершилось мое учение, коллегия вавилонских жрецов сумела крепко усадить на трон некоего Набонида. Тут ушлые вавилонские жрецы обошлись без услуг Скамандра и за богатые подношения выпросили у Астиага сестру – в жены своему новоиспеченному царю. Таким образом в Вавилоне мне работы тоже не хватило, а весь Восток прибрала к рукам одна семейка, которая уже терялась в догадках, что ей еще под небесами нужно.

В Египте правил фараон Амасис Второй. Он был и сам неглуп, и власть его держалась на войске ионийских эллинов-наемников, и жена его была чистокровной эллинкой, которую в свое время предложил ему сам Скамандр.

Оставалась Эллада. В Элладе всегда хватало дел, но и тут мне не повезло. В ту пору эллинам хватало своих благоразумных правителей, своих советчиков и своих проныр. В Афинах мудрец Солон[9] придумал для своих сограждан такие замечательные законы, что у тех от счастья уже три десятка лет кружились головы. Наконец появился хитрый и предприимчивый Писистрат, который привлек на свою сторону простолюдинов и, захватив славные Афины, сделался тираном. Он оказался дельным и незлопамятным человеком, способным не только расточать, но и создавать, так что избавиться от него оказалось не так-то просто. Эллинских грубиянов, спартанцев, в ту пору тоже поглотили домашние неурядицы, и, значит, обоим великим городам было не до их старой вражды.