Меня так и кольнуло: явная ирония слышалась в этих словах.

Директор так поднял брови, что они почти коснулись волос. Что он этим хотел сказать?

У нас тут свои разговоры, - ответил господин Кренцке.

- А мне вы больше ничего сказать не желаете?

- Почему же, - возразил господин Кренцке. Он тщательно прочистил горло, потому что голос у него опять охрип. - Я был бы вам признателен, господин директор, если бы вы могли освободить меня от этого… от этого германского приветствия

Адам на какой-то миг так и застыл с разинутым ртом. Директор сделал глубокий вдох:

- Думаю, эту тему мы с вами обсудим после уроков, коллега.

Он вскинул руку в гитлеровском приветствии, кто-то из ребят открыл перед ним дверь, давая ему выйти.

- Небольшая перемена, - сказал господин Кренцке и нащупал позади себя стул.

Что и говорить, теперь он выходил победителем по всем статьям - для нас это, во всяком случае, не подлежало сомнению. Что касается педсовета, то о нем мы узнали позднее от господина Пите, когда встретились с ним, как обычно, в глухом конце двора, за спортзалом. И дело предстало перед нами в другом, более щекотливом свете, чем мы могли предположить.

- Да что же это такое? - недоумевал Эдди. - Пусть они там все плевали на свои убеждения, но ведь нацистов среди них нет. Все друг друга знают. Можно бы проявить немного великодушия. Разве не так?

- Так-то оно так. - Господин Пите еще раз, прикрыв глаза, понюхал свою сигарку и наконец закурил. - Да только что им было делать, если поступил донос?

- От кого? - спросил Адам.

- От кого-то из учеников, - сказал господин Пите и выдохнул дым.

- Не понимаю, - удивился Эдди.

- Объясни ему, - сказал господин Пите Адаму, - вот ты и объясни.

Адам раздраженно огляделся:

- Почему именно я?

- А ты подумай.

Что- то в Адаме дрогнуло.

- Но я сделал это только ради Пипеля!

- В том-то и глупость, - сказал господин Пите, - что лучше от этого теперь никому не будет. Зато господину Кренцке ты удружил. Ведь самим учителям до лампочки, вскидывает там кто-нибудь свои конечности или нет. Но раз уж в дело вмешались ученики, без официального расследования теперь никак не обойтись.

Адам заревел. И вовремя, не то бы мы все на него набросились.

Господин Пите положил руку ему на плечо:

- Ну, будет тебе. Ты ведь не думал, что так выйдет. Ошибиться может каждый. Доносчики вы неопытные. Глядишь, и накинулись не на того.

- А если его предупредить? - спросил я.

Господин Пите выдохнул дым мне в лицо.

- Директор обратился к нему перед всем педсоветом: «Скажите, коллега, чего вы, собственно, добиваетесь?» И знаете, что сказал этот Кренцке? Нельзя ли ему взять в рот леденец от кашля. «Пожалуйста, - говорит директор, а потом спрашивает: - Ну так что?» А Кренцке все сосет свой леденец. «Мне бы, - говорит этак хрипло, - не хотелось быть невежливым». - «Не бойтесь оказаться невежливым», - говорит ему директор. «Ну, все-таки, - говорит Кренцке. - Если позволите, я воздержусь от ответа на ваш вопрос». Тут между учителями прошел этакий шумок. «Спокойствие, господа!» И директор, подойдя вплотную к Кренцке, нервно прищурился и как можно тише говорит: «Но господи боже мой, дорогой коллега, теперь я обязан о вас доложить!»

Господин Пите пожевал погасший окурок и уставился отсутствующим взглядом куда-то возле правого уха; казалось, он совершенно забыл о нашем разговоре.

- Ну? - спросил я. - На это он ведь мог ответить!

- Он и ответил, - кивнул господин Пите. - А как же! «Делайте, что сочтете нужным» - вот что он сказал директору.

- Директор этого не сделает. - Эдди обмотал вокруг пальца травинку и теперь пытался ее снять. - Он все-таки был член партии Центра, наш Рэкс. Еще не все потеряно.

- Хотелось бы верить, - сказал господин Пите.

Вечером к отцу пришли несколько его старых товарищей. Они сидели на кухне и играли в скат. Я решил, что стоит с ними потолковать.

- Можете меня минутку послушать? - спросил я.

Отец слизнул с усов пивную пену и подмигнул мне.

- Похоже, тебе влепили кол за сочинение, а?

- Тут дело такое, - начал я. И рассказал им всю историю с господином Кренцке.

Отец был не очень доволен. И сказал своим приятелям, что напрасно я докучаю им своими школьными пустяками.

Те смотрели в карты.

- Дурацкая история, - пробурчал Альберт.

- Н-да, - протянул Карл.

Оттокар промолчал.

- А ты что скажешь? - спросил я отца.

Он протер рукавом буфет, к которому до этого прислонился головой.

- Мне кажется, есть простое решение.

- Ну-ка, - оживился я.

- Ваш педсовет свое дело знает, возьмут Кренцке в оборот, немного с ним потолкуют…

- Постой, постой, - перебил я. - Что-то я не очень тебя понимаю.

Усы отца чуть вздрогнули. Он откашлялся.

- Я думаю, если завтра он снова поприветствует вас, как положено, все может еще обойтись.

Оттокар кивнул:

- Это точно.

- Неплохая идея, - согласился я.

И все- таки что-то не давало мне покоя. Всю ночь я ворочался и думал, не уронит ли себя господин Кренцке, если начнет опять вскидывать правую руку. Наверное, нет, он ведь уже доказал нам, что на самом деле об этом думает. Можно ли требовать большего мужества!

Эдди, за которым я на другое утро зашел по пути в школу, думал так же.

- Но в классе, конечно, найдется достаточно идиотов, которые станут говорить, что Кренцке сдался.

Тут он был прав.

- А если попробовать им объяснить?

- Слушай! - воскликнул вдруг Эдди.

- Что случилось? - спросил я, потому что он внезапно остановился как вкопанный и лицо у него покраснело.

- Черт, черт, черт, - бормотал Эдди.

Я дернул его за рукав.

- Пошли, не валяй дурака, кругом люди.

Эдди едва плелся рядом со мной.

- А ты подумал, для кого он это делает?

- Ну, для себя, - сказал я. - Или, верней, для Пипеля. Потому что осознал.

- Он делает это для нас, - сказал Эдди. - И значит, считает, что нужно так делать и дальше. Ведь пример, который перестает быть примером, теряет смысл.

- Что-то слишком для меня сложно, - признался я.

- Да пойми же, надо ему наконец сказать, что мы его поняли, что мы им восхищены. Но что сейчас не нужно ради нас упорствовать до конца, лучше сохранить себя!

- Черт возьми, верно! - сказал я.

В тот раз мы впервые мчались в школу бегом. Мы надеялись перехватить господина Кренцке возле учительской.

Мы проторчали в коридоре, наверное, минуты три, когда мимо прошел господин Пите со стопкой папок.

- Мотайте, ребята, дело дрянь!

И в классе тоже что-то изменилось. Может, дело было просто в том, что первая парта, за которой когда-то сидел Пипель, вновь опустела. Потому что Адам решил доказать свою добрую волю и опять пересел на свое место к окну.

Но вот раздался звонок, и сразу стало ясно, какие дела имел в виду господин Пите: что-то случилось с господином Кренцке. Понимаете, еще ни разу с тех пор, как у нас преподавал господин Кренцке, он не появлялся до или после звонка: всегда он умудрялся открывать дверь точно в самый момент звонка.

И вот звонок отзвенел. Я глянул на Эдди. Он покусывал свою нижнюю губу и то открывал, то закрывал крышку чернильницы.

Другие тоже начали беспокоиться.

Тут в коридоре послышались шаги. Дверь толчком отворилась, и с бойким «хайль Гитлер» в класс вошел учитель Бедике.

Поднялся Адам.

- Вы ошиблись. У нас должен быть урок немецкого, господина Кренцке.

- Все правильно, мой мальчик. - Учитель Бедике положил на кафедру тетрадь. - Я просто его заменяю.

- А что случилось? - спросил я. - Он заболел?

- Нет, - сказал учитель Бедике.

- Значит, вы его видели? - спросил Эдди.

Вместо ответа учитель Бедике сказал, что сейчас он нам хочет прочесть одну очень интересную историю.

- Я говорю: значит, вы его сегодня видели? - повторил Эдди чуть громче.