Через пару месяцев горячей любви (первые два месяца – это самый сок, кто станет отрицать?) я ловко подстроил все так, чтобы Паола меня бросила, как всегда делают парни, если хотят избавиться от пассии. И все ради того, чтобы пофлиртовать с некоей Моникой, девицей из Марке, которая училась на психолога и не брила подмышки.
Потом мы не виделись почти десять лет. В любви все должно быть синхронно, а в то самое время у нас все было ровно наоборот: Паола уже мечтала о семье, в то время как я думал только о том, чтобы перепихнуться со всеми женщинами планеты, и не важно, бреют они подмышки или нет. Такие противоположные наклонности было бы сложно удовлетворить одновременно.
Однажды судьбе было угодно свести нас снова в очереди к кассе супермаркета. На самом-то деле, поскольку Паола превратилась из длинноволосой блондинки в обладательницу каштанового каре, поначалу я ее даже не узнал и проговорил с ней добрых десять минут в твердой уверенности, что говорю с внучкой одной из подруг моей бабушки. Но я так никогда и не признался в своей ошибке.
Я сразу пригласил Паолу на ужин и продемонстрировал ей свою проверенную годами технику чтения карт. Я поясню.
На площади Навона с давних пор работала старая гадалка, тетя Лоренца. Седые волосы собраны в пучок на затылке, изо рта – не заткнуть – потоком льются слова, в руках у тетушки – ветхая и потертая колода Таро. С предсказаниями будущего у нее, прямо скажем, было хуже некуда, и все же тетя Лоренца умудрялась обвести вокруг пальца любого, особенно если мухлевала. Я всегда пользовался ее услугами, чтобы произвести впечатление на девчонок. Работали мы следующим образом (если хотите, можете свободно пользоваться моим трюком, права свободны): я прогуливался с девушкой по одной из самых красивых римских площадей, мы разговаривали о том о сем, и когда проходили мимо лавочки старой ведьмы, я тихонько подкидывал ей скомканную бумажку. Развернув бумажку, моя сообщница получала необходимую информацию о жертве, читала о ее пристрастиях и тех немногих жизненных фактах, которые я успел разузнать. Когда мы шли в обратную сторону, я уже умудрялся аккуратно перейти к теме «паранормального», при этом изображал из себя скептика, если девушка верила в высшие силы, и разыгрывал увлекающегося сверхъестественным, если она считала, что все это чушь. Тут план переходил в следующую стадию: я предлагал ей пойти погадать на картах, так, смеха ради. Ни одна девушка ни разу не сказала «нет». И тут на сцену выходила тетя Лоренца, которая умудрялась невероятным образом воспроизвести всю жизненную канву потенциальной жертвы, коснувшись как прошлого, так и настоящего, и, разумеется, будущего. Прошлое и настоящее сообщал ей я, в то время как категория будущего оставалась за гранью видимости. Одним словом, результат был гарантирован, особенно эффектно звучало предсказание о том, что «имя мужчины твоей жизни начинается на Л». Л – то есть Лучио. И если девушка (подопытная свинка) уже верила в пятое измерение, этот вечер оказывался главным событием ее духовной жизни, если же нет, она долго пребывала в состоянии шока. В любом случае, мне было нетрудно воспользоваться ее состоянием: такой уникальный опыт контакта с паранормальным, как правило, единил не только наши души, но и тела. Не знаю, поняла ли хоть одна из них, что все это было подстроено, но работало на ура. И если кто-то станет утверждать, что паранормальное – это все чепуха, я с готовностью отвечу: «Что правда, то правда, будущего не знает никто… кроме меня, когда я в компании девушки отправляюсь на площадь Навона». В этом случае будущее мне прекрасно известно. Вот и с Паолой все прошло как по маслу. Но, смею вас уверить, это было в последний раз. В тот самый вечер, обласканные теплым ветерком, мы во второй раз обменялись первым поцелуем. Мы официально объявили о помолвке, и не прошло и трех месяцев, как мы уже жили вместе в однокомнатной квартирке напротив острова Тибертина. Классический случай вновь вспыхнувшего огня. На этот раз, наконец-то, мы оказались на одной волне и были безумно влюблены.
Как я уже сказал, мы поженились в небольшой церквушке мученика Святого Роха, что неподалеку от Милана, и таким образом наши римские знакомые были вынуждены предпринять не слишком близкое путешествие. Но такой странный выбор был сделан не случайно: примерно пятьдесят лет назад в той самой церкви поженились мои бабушка и дедушка (с маминой стороны), Альфонсина и Микеле, самые знаменитые консьержи. После исчезновения моих родителей (а они как раз-таки исчезли, в смысле, не умерли, а делись неизвестно куда, но об этом позже), бабушка и дедушка стали моей единственной семьей.
Как мне представляется, на седьмой день Бог вместо того, чтобы отдыхать, занялся созданием бабушек и дедушек. А когда создал, то понял, что это его самое гениальное изобретение, и решил устроить себе выходной, чтобы насладиться их компанией.
Я прожил с бабушкой и дедушкой пятнадцать лет, и наши вечерние бдения втроем за столом, на котором красовалась индейка в панировке или пюре с подтаявшей моцареллой, мне никогда не забыть. Даже сейчас, стоит закрыть глаза, я чувствую запах жареной индейки, который доносится с кухни, и слышу далекий бабушкин голос: «А ну-ка за стол, остынет!». Когда я прохожу мимо будки, где они работали и чуть ли не жили, мне до сих пор кажется, что я увижу их лица: дедушка нацепил очки и сортирует почту, а бабуля старательно поливает герани.
Альфонсина и Микеле были моими свидетелями. Наверное, это был лучший день в жизни обоих. Я никогда не видел, чтобы они так плакали от радости. Им было уже за восемьдесят. В какой-то момент священник, дон Вальтер, худой как швабра тип с сильным калабрийским акцентом, сделал им замечание, и пришлось даже прервать церемонию. Но все только посмеялись.
Несколько лет назад они ушли из жизни, сначала дедуля, а через несколько недель и бабушка. Оба умерли во сне, просто угасли, никого не побеспокоив.
Они не могли жить друг без друга. Дедушка и бабушка едва успели увидеть своих правнуков, Лоренцо и Еву.
Как несправедлива жизнь!
Дедушка и бабушка – как супергерои. Они должны быть бессмертны.
Спустя несколько месяцев я навсегда закрыл дверь их маленькой квартирки неподалеку от консьержной будки, но прежде обнаружил на антресолях огромный чемодан. С таким обычно уезжают в Америку, навсегда. В чемодане были фотографии. Сотни фотографий. Не какие-то дурацкие отпуска черт знает где, дни рождения неведомых знакомых и так далее, и тому подобное. Нет. Это были бабушкины фотографии. Дедушка фотографировал бабушку каждый день на протяжении шестидесяти лет. Каждый божий день. Не пропуская ни дня – на каждой фотографии была надписана дата. Черно-белые, цветные, из «полароида», и самые последние, снятые на цифровую камеру. Фотографии были сделаны в разных местах: в будке, на улице, на море, в булочной, в супермаркете, перед Сикстинской капеллой, на Народной площади, на колесе обозрения, на смотровой площадке собора Святого Петра, одним словом, куда бы ни забросила судьба. Я не мог от них оторваться. Я разглядывал юную бабушку, наблюдал, как у нее появляются первые морщины, как седеют волосы, как увеличивается талия, – только ее улыбка оставалась прежней. Меня поразило не то, как она стареет, нет, скорее, фон, на котором ее снимали. За бабушкиной спиной менялась Италия. Это была История. За ее фигурой можно было различить символы каждой эпохи: «фиат-1100», «ситроен-акула», шляпы с полями, панинари[1] и панки, афиши концертов Поля Анка, Шарля Азнавура и Робби Вильямса, скутеры «ламбретта» и «веспа», а потом и современные скутеры, Биг Джим, кубик Рубика, желтое такси и магазинные вывески, раскрашенные вручную. Печальное течение времени. Как здорово, что есть фотография! Какое все-таки потрясающее изобретение. Кстати, насчет фотографий. Первым фотографом был Жозеф Нисефор Ньепс, француз, непревзойденный гений XIX века. Как и в случае с линзами, Леонардо да Винчи, многоборец «ars inventandi»[2], начал экспериментировать с фотографией задолго до этого. Есть даже те, кто считает, что Туринская плащаница – не что иное, как зачаточный эксперимент с фотографической пластиной, проводимый тосканским гением. Потрясающее предположение.
