— Ты бы умерил свой пыл, Адли! А то смотри, как бы отец с тебя штаны не спустил за такие революционные речи. Во всяком случае, он тебя не погладит за это по головке.

— Да заткнись ты наконец! — взорвался Адли. — Я лучше тебя знаю своего отца. Чего ты суешь свой нос, куда тебя не просят? Смотри, как бы сам без штанов не оказался!..

— Что? Что ты сказал? — Тауфик придвинулся к нему вплотную. — Клянусь аллахом, ты ответишь за свои слова! Хочешь присоединиться к той четверке? Завтра же я тебе предоставлю такую возможность. Ты еще поползаешь передо мной на брюхе!

Тауфик размахнулся и сильно ударил Адли кулаком по голове. Не ожидавший удара, парень упал. Навалившись на него всей тяжестью своего рыхлого тела, Тауфик стал его тыкать лицом в землю и душить за горло. И тут на него посыпались удары ребят и даже девушек. Они колотили его по спине, по шее, по голове, по лицу — Тауфик едва успевал от них отбиваться, не глядя награждая ударами любого, кто подворачивался ему под руку. И вдруг он взревел, как раненый бык, он успел обернуться и увидел прямо перед собой возбужденное лицо Тафиды, которая держала большой камень в руке и готова была снова опустить его на голову Тауфика. Превозмогая боль, Тауфик успел отскочить в сторону. Чтобы не упасть, он прижался спиной к стене, глядя на Тафиду глазами затравленного зверя.

— Это ты, Тафида? Дочь уважаемого шейха? — прохрипел он. — И у тебя поднялась рука ударить меня! А я еще собирался сделать тебя госпожой в своем доме! Я тебе за это отомщу! Всех до единого, и тебя в том числе, упрячу в тюрьму! Никому никакой пощады!

Переводя испуганный взгляд с одного лица на другое, Тауфик слал проклятия и угрозы парням, девушкам и их родителям, инстинктивно все плотнее прижимался к стене, будто старался уйти в нее, скрыться от презрительно-насмешливых взглядов своих новых врагов.

Кто-то из девушек обнял Тафиду и крепко ее поцеловал. Посмеиваясь над Тауфиком, молодежь направилась к мечети, полная решимости постоять за себя и за своих старших товарищей.

Тауфика довел до дома цирюльник, который вернулся, чтобы оказать ему помощь. Он промыл рану, смазал йодом, перевязал. Но Тауфик не хотел выходить на улицу с забинтованной головой, поэтому пришлось подождать, пока рана подсохла и цирюльник снял бинт.

— Ну вот, теперь ты здоров и можешь отправляться в мечеть! — подбодрил он своего пациента.

Тауфик, однако, не чувствовал себя окончательно выздоровевшим. Он признался, что у него все еще кружится голова и подкашиваются ноги. Хорошо бы сейчас принять немного опиума. Но где его взять? Весь запас, который был у цирюльника, отобрал Исмаил, оказывается, без гашиша или опиума он и дня прожить не может. Да еще подавай ему девушек. И не кого-нибудь, а Тафиду, дочь шейха…

Тауфик хотел пройти к мечети переулками, чтобы не встретить опять этих сосунков, которые были свидетелями его позора. Но как ни старался он не попадаться людям на глаза, все же около мечети столкнулся со своими обидчиками, которые продолжали шумно обсуждать предложение Адли о приобщении школьных комитетов к решению проблем, связанных с жизнью деревни. Стараясь не обращать внимания на насмешки и ехидные замечания, которые летели ему вслед, когда он проходил мимо группы молодежи, Тауфик направился прямо к Тафиде.

— Слава аллаху, вы, кажется, выздоровели, — произнесла Тафида с явной издевкой.

Стоявшие рядом с ней девушки засмеялись.

Тауфик, чтобы не остаться в долгу и желая отомстить ей, пристыдил Тафиду:

— Так, так, Тафида! Разве подобным образом должны вести себя честные девушки? Тем более дочь шейха? Вряд ли ты поднимешь руку на каирского бея, когда пойдешь к нему на квартиру. Хочешь не хочешь, а придется тебе ублажать его. Попробуешь пикнуть — он и тебя, и отца твоего так упечет, что и концов никто не сыщет.

Тауфик произнес это при всех и нарочито громким голосом, желая унизить Тафиду, бросить тень на ее девичью честь. Подруги Тафиды замолчали, опустив глаза.

Тафида растерянно осмотрелась по сторонам, будто ища у кого-то поддержки, и вдруг бросилась с кулаками на Тауфика. Не ожидавший такого резкого натиска, он свалился на землю, а Тафида без оглядки побежала к мечети.

Шейх Талба тем временем обводил взглядом собравшихся, выбирая, кого бы из молодежи послать к себе домой принести книгу с текстами проповедей. Как назло, куда-то запропастилась Тафида, которая скорее всех могла это сделать. Шейх поднял было уже с места одного юношу и стал ему объяснять, где лежит эта бесценная книга, но его перебил учитель Райан:

— Да не беспокойся ты напрасно, дядя Талба! Зачем тебе утруждать свои старые глаза чтением проповедей дедовских времен, которые сейчас никому не интересно слушать? Теперь другие проповеди нужны. А раз нет устаза Абдель-Максуда, так и быть, сегодня я за него произнесу проповедь. Да и ты, дядя, отдохни. Ты так часто и много читал эти книжные проповеди, что они успели людям оскомину набить.

— Побойся аллаха, Райан! Разве могут слова божьи набить оскомину? — беззлобно огрызнулся шейх Талба. — Но коли ты знаешь новые проповеди, почитай нам! — примирительным тоном добавил шейх.

Устаз Райан с достоинством, подобающим человеку, который должен читать публичную проповедь в мечети, уверенным шагом направился к мимбару, сопровождаемый удивленным шепотом:

— Устаз Райан… Устаз Райан… Вместо Абдель-Максуда произнесет проповедь…

Взоры всех присутствующих обратились к учителю. Он поднялся на мимбар. Чуть выше среднего роста, плотный, с круглым гладковыбритым лицом, лучистыми светлыми глазами, внимательно и добродушно взиравшими из-под густых, сросшихся черных бровей — он производил впечатление совсем еще юноши, хотя было ему уже около тридцати лет. Глядя на него, трудно было представить, что ему приходится содержать не только своих троих детей, посещающих среднюю школу в уезде, но и младшего брата, обучающегося в Асьютском университете, и сестру, которая училась в Каире.

— Опасный парень, — прошептал Ризк стоявшему с ним рядом Исмаилу. И, осмотревшись вокруг, недовольно проворчал: — Куда делся этот Тауфик?

— Тауфик шел, да не дошел, засмотрелся на одну девушку и споткнулся, — хихикнул кто-то из учеников за спиной Ризка.

— Мне кажется, этот учитель слишком молод, чтобы в мечети проповеди читать, — тоже шепотом сказал на ухо Ризку Исмаил. — Может, он и не женат даже, тогда его надо просто столкнуть с мимбара, не позволительно холостым стоять на месте имама. В самом деле, куда запропастился Тауфик? Он нам понадобится. Если этот парень начнет загибать не в ту сторону, Тауфик мог бы заставить его замолчать. Это по его части, он в таких делах мастак.

Райан начал говорить. Свободно, без всякого напряжения, размеренно и убежденно говорил он о том, что жадность является одним из самых больших людских пороков, осуждаемых Кораном. В подкрепление своей мысли прочел наизусть соответствующий стих из Корана. Затем он напомнил, что еще пророк Мухаммед выступал против тех, кто, злоупотребляя своим положением, грабил, обманывал и эксплуатировал бедных людей, однако зло это не изжито до конца и в наши дни, творцы его умеют приспособляться даже к социалистическим законам.

— Не прямым грабежом, так обманом, — продолжал Райан, — корыстолюбивые люди используют свое высокое положение и связи, пытаются приумножить свое богатство и навязать свою власть другим…

— Это ложь! — закричал вдруг Исмаил, вскочив с места. — Я запрещаю подобные речи, запрещаю поносить социалистический строй. К тому же этот человек вообще не имеет права выступать с публичными проповедями. Он для этого слишком молод, он, наверное, даже не женат!

— Садись! Не мешай! — зашикали на него сидевшие сзади. — Продолжайте, устаз Райан! Не обращайте на него внимания!

И устаз Райан с невозмутимым видом продолжал рассказывать о том, как еще правоверный халиф Омар[18] стремился распределить богатство поровну между людьми, как он добивался установления справедливой власти. Шейх Талба забился в самый дальний угол и даже голову вобрал в плечи, так он хотел, чтобы никто его не видел, да и сам он не хотел никого видеть и замечать, особенно Исмаила. А тот, вытаращив глаза, делает ему какие-то знаки и даже пытается окликнуть. Но шейх Талба упорно ничего не слышит и не видит — он молится. Наконец Исмаил не выдерживает и вскакивает. И сразу как по команде между ним и Райаном поднялись несколько человек, настороженно вглядываются они в лицо учителя и в злые глаза каирца, готового помешать им слушать проповедь.