— Прежде чем выполнить ваше приказание, мы по крайней мере должны узнать, кто вы такой? — не теряя самообладания, с достоинством ответил Абдель-Максуд после продолжительной паузы. — Прошу извинить, ваша милость, но мы вас не знаем.

— Не знаете — так узнаете! — угрожающе прохрипел незнакомец, не стирая с губ уже откровенно презрительной улыбки. — А собственно говоря, кто вы такой? Я требую выполнения приказа и роспуска собрания. Таково указание властей, и я его вам передаю. Кроме того, мне поручено выяснить, кто зачинщик данного сборища и кто подстрекает население к подозрительным выступлениям против властей. Вы можете мне ответить? Я обращаюсь к вам, заместитель омды!

Тауфик Хасанейн, отвесив подобострастный поклон, пробормотал что-то невнятное.

Все присутствующие недоуменно переглянулись: вот так сюрприз! Ай да Тауфик! Вот кто, оказывается, заместитель старосты! И когда только успел? А кто же его назначил? И за что, спрашивается? Ну и чудеса!

— Подойдите поближе! — поманил Тауфика незнакомец. — Откройте, пожалуйста, дверь. Я, наверное, временно займу эту комнату. Да позаботьтесь, чтобы здесь прибрали.

Но народ не собирался расходиться. Тогда незваный гость заорал, брызгая слюной, — слова он произносил явно на каирский манер:

— Собрание объявляю незаконным! Кто посмел созвать его без председателя кооператива и без секретаря комитета Арабского социалистического союза?! Это самоуправство! Анархия! Бунт против властей, против государства! И я не позволю!

— Государство — это народ, а мы и есть народ! — не выдержал Абдель-Азим. — Народ главнее любого председателя. Любого секретаря. Никто, ни один человек не может, будь он трижды председателем, навязывать свою волю деревне. Не те времена! Ясно?

— А это что еще за герой? — все с той же неприятной усмешкой спросил незнакомец у Тауфика. — Наверное, один из главных смутьянов? Как его зовут? Запишите-ка его имя! Мы разберемся, чем он дышит. Я уверен, он подкуплен реакцией.

— Сам-то он кто? — шепнула Инсаф своей соседке. — Точно с цепи сорвался. Ишь, как бешеный бросается. Так и норовит укусить побольнее. Ну точно взбесившийся кобель.

Женщина прыснула. Сидевшие рядом тоже рассмеялись. Народ загалдел, зашумел.

Незнакомец, обернувшись к Тауфику, что-то шепнул ему. Потом, уже сбавив тон, повторил, обращаясь к председательствующим:

— Немедленно распустите собрание. Слышите? В противном случае вас ждут большие неприятности. — И, быстрым шагом направляясь к двери, на ходу бросил: — После захода солнца жду вас в доме Ризк-бея.

В зале опять наступила тягостная тишина. Люди, боясь взглянуть друг другу в глаза, опускали головы. У каждого в уме вертелись одни и те же вопросы: что это за человек? Из города? Кто его сюда прислал? Почему он кричит на них? Угрожает, пытается нагнать страх на всю деревню. Страх, от которого уже успели отвыкнуть.

Абдель-Максуд, глядя на помрачневшие лица, понимал, какие сомнения закрадываются в души людей, что тревожит их сейчас. Неужели этому человеку, как злой дух ворвавшемуся в деревню, удалось вот так сразу погасить в людях веру в добро и справедливость? Потушить тот радостный свет, который загорался в их глазах, когда они читали написанные на стене лозунги? Нет! Нет, этому не бывать!..

Но первым поднялся шейх Талба.

— Аллах, аллах милостивый и всемогущий! — пробормотал он. — Пойдем, дочь, отсюда. Нам тут делать нечего. Кто заварил кашу, пусть тот и расхлебывает, а мы лучше помолимся аллаху. Да будет он милостив к нам и да минует нас его карающий гнев…

Вслед за шейхом потянулось еще несколько человек. Люди постепенно стали расходиться.

— А почему он сказал, что ждет вас в доме Ризка? — спросил Салем, остановившись у стола, за которым все еще сидели Абдель-Максуд и Абдель-Азим. — И почему он назвал Ризка беем? Тут что-то не так: человек, представляющий правительство, не стал бы называть его беем! Не кажется ли вам это странным? Да и сам этот тип из Каира уж очень подозрительный. Собаки и те почуяли что-то неладное. Мы-то знаем: на хороших людей они никогда не бросаются.

— Готова поклясться пророком, что тут дело нечистое! — поддержала сына Инсаф. — Я сама не откажусь поехать в Каир, только бы вывести этого проходимца на чистую воду. Завтра же вот возьму и поеду! Уж я-то добьюсь встречи с министром!

Я вышел из дома вместе с Абдель-Максудом и Абдель-Азимом. Некоторое время мы шли молча. Вдруг Абдель-Азим стукнул себя кулаком в грудь да так и остановился посреди дороги.

— Чует мое сердце, этот городской хлыщ всех нас обвел вокруг пальца. Это — пройдоха и жулик! — воскликнул он. — Не может такой прощелыга представлять правительство! Напрасно мы послушались — клянусь аллахом! Не надо было распускать собрание. Попробуй теперь созови его снова! Но мы и без собрания напишем жалобу и всей деревней подпишемся под ней. Пусть власти разберутся! Нам бояться нечего. Мы не феодалы и не эксплуататоры. А вот этот тип наверняка проходимец. И я докажу это. Вот помяните мое слово! Если он и представляет какое-нибудь правительство, то только не наше, может, какое подпольное — против народа, против революции!..

— …Многие пытались и все без толку. А я всем ходокам нос утерла. Сделала то, что никому не удавалось. А кто я? Старая, немощная вдова и к тому же еще неграмотная.

— Неужто, Умм Салем, ты самого министра видела? Как же тебе это удалось?

И Инсаф в который уже раз рассказывала, как была в Каире на приеме у министра. Она охотно рассказывала об этом каждому, кого встречала. Даже сама искала, кого бы еще оповестить. Первым был, конечно, Абдель-Азим. Ведь ему было особенно важно все знать. Он как никто другой может оценить по достоинству то, что проделала Умм Салем. Нет нужды ему рассказывать все подробности ее каирских приключений: он бывал там и хорошо знает дорогу в министерство. Да и тамошние порядки ему тоже хорошо известны. Кое-какие детали в рассказе она согласна была пропустить. Встретив Абдель-Азима, Умм Салем сразу начала с главного.

— Представляешь, — сказала она, хлопнув Абдель-Азима по плечу, — они и со мной хотели проделать такой же номер, что с тобой. Напишите, говорят, жалобу, подайте ее министру, оставьте свой адрес и ждите ответа…

— А каирский адрес, где ты остановилась, они у тебя не спрашивали? — с усмешкой спросил Абдель-Азим. — Не сказали тебе еще: «Мадам, оставьте также ваш номер телефона»?

Инсаф расхохоталась звонко и заразительно, как смеялась в те годы, когда слыла первой красавицей в деревне. Тогда, лет двадцать назад, по ней вздыхали и сохли многие парни…

— Да ладно тебе, — сказала она, опять хлопнув Абдель-Азима по руке. — Мне, братец, было не до смеха. И то, что я провернула, не под силу никакой мадам и никакому мусье. Ведь тебе там сделали от ворот поворот и ты приехал с пустыми руками. А я перехитрила их. «Ладно, — говорю, — ну а министр тут сидит? На него можно хоть одним глазком посмотреть?» — «Но его сейчас нет», — говорят мне. А я не поверила. Спросила у одного, у второго, у третьего. Поговорила с уборщицей, хозяином кофейни, со слугой, с привратником и даже с часовым. От них узнала, что он был недавно, но ушел на заседание в совет министров. Я тогда стала расспрашивать, где этот самый совет министров. Мне объяснили. Ну, я и отправилась туда. Прихожу, а меня не пускают. Солдаты, что у входа стоят, спросили у меня пропуск. Иначе, говорят, пройти нельзя. Делать нечего — пришлось вернуться обратно в министерство. Решила — дождусь министра тут, у входа. Рано или поздно должен же он в свое министерство вернуться. Притаилась, как лиса, у дверей и жду. А спрятаться там особенно некуда. Сижу прямо на солнцепеке. Жду час, жду два, полдень уже. Вижу, по коридорам народ забегал, засуетился. Ну, думаю, министр должен подъехать. У сторожа узнала на крайний случай, где его машина останавливается. Он, да благословит его аллах, показал мне: «Вот тут, прямо у дверей». И в самом деле именно к этому месту подкатила машина. Выходит из нее мужчина. Высокий такой, широкоплечий и смуглый, ну точно как наши деревенские мужики. Только выглядит он солидно и походка, конечно, у него другая. Шагает с таким достоинством…