А чего только не было в густой траве!

Вот коса срезала небольшой муравейничек, и белые яйца, как рисовые зерна, просыпались по кошанине. Выпорхнула из-под лезвия серая луговая куропатка и с жалобным писком побежала по траве. Точно капельки крови, мелькнули в зелени красные ягоды земляники.

Но не к лицу серьезному косарю бегать за куропатками, нагибаться за земляникой.

И Санька косил не останавливаясь. Уже побежало тепло по жилкам, разгорелись плечи и спина, все веселее и звонче пела коса.

Но чьи это впереди ноги?

— Берегись! Пятки подрежу! — озорновато закричал Санька.

Алеша Семушкин мельком оглянулся, стряхнул с носа капельки пота и еще быстрее замахал косой, чтобы оторваться от наседавшего сзади Саньки.

— А кого за вихры привязывать будем? — засмеялся Санька, оглядывая Алешин прокос, где оставались стебли нескошенной травы. — Эх ты, косарь-травоглад! Макушки только сбиваешь.

Алеша не нашелся что ответить, но косить стал медленнее и чище.

А Санькина коса посвистывала все ближе и ближе.

— Порядка не знаешь, — напомнил Санька. — Отстаешь — сворачивай в сторону, других не задерживай.

Семушкин с кислым видом уступил свое место Саньке, а сам пристроился позади всех косарей.

Санька поглядел на идущих впереди Степу и Федю. снял гимнастерку и, размахнувшись, бросил ее к ногам девчонок, которые разбивали граблями скошенную траву. «Ну что ж, была не была! Пусть Маша посмотрит, как ее дружок Федя запросит сегодня пощады. Это ему не в игры играть за околицей, не на грядках копаться».

— Смотри, раздевается, — толкнула Машу Зина Колесова. — Будет дело!

Девяткин поплевал на ладони, хекнул и крикнул:

— Правильно, Коншак! Загоняем их до упаду. Эгей, векшинские! Береги пятки!

Федя и Степа оглянулись и тоже разделись.

Молодые косари достигли конца делянки, сделали второй заход, потом третий, но порядок оставался тот же: Федя со Степой шли впереди, Санька с Петькой — сзади.

Неожиданно Степа чиркнул косой о булыжник, запрятавшийся в траве. Острие затупилось, и, сколько Степа ни шаркал по нему бруском, коса уже не срезала, а только приминала траву.

Санька с Петькой между тем наседали сзади.

Степа занял место вслед за Семушкиным.

Из-за леса неторопливо выкатилось огромное оранжевое солнце, решив, что наконец-то пора и ему начинать свой трудовой день. И луг, до того сизый и дымчатый, заиграл миллионами цветных огней, словно осыпанный самоцветами, расцветился такими яркими и чистыми красками, что молодые косари невольно залюбовались. Но ненадолго. Через минуту они вновь размахивали косами.

Теперь впереди Саньки и Девяткина оставался один Федя Черкашин. Он косил ровно, размашисто, крепко упирая ноги в землю и выставив вперед правое плечо. «Все равно догоню», — распаляясь, подумал Санька. Девяткин между тем начал выдыхаться.

— Не догнать нам, Коншак! — заныл он. — Ты поуже захватывай.

Санька оглянулся, вытер пот с лица, но ширины прокоса не уменьшил.

Но тут Петька заметил, что Федя сам косу точит редко, а все больше бегает к деду Захару.

— Неправильно так! — закричал он. — Мы сами точим, а тебе нянька помогает. А после деда Векшина любая коса, как бритва, режет.

Федя ничего не ответил, но после этого косу точил только своими руками.

«Нашла коса на камень», — подумал Девяткин и все чаще поглядывал на солнце, прикидывая, как скоро объявят перерыв на завтрак, или подолгу рассматривал лезвие косы, трогая его пальцем, и покачивал головой: я, мол, еще бы поработал, да вот коса затупилась.

Неожиданно он разрезал косой скрытое в траве осиное гнездо.

— Осы, осы! — закричал Девяткин и, схватившись за шею, бросился к реке.

Зная, что с осами шутки плохи, молодые косари побежали вслед за ним.

Но Санька с Федей продолжали косить. Они только посмотрели друг на друга, ожидая, кто же из них первый оставит работу.

Осы с сердитым жужжанием кружились над их головами.

Федя вдруг нагнулся и обсыпал голову и плечи мокрой травой. «Хитер!» — подумал Санька, но невольно проделал то же самое.

Мальчики еще сильнее налегли на косы. Майки у них потемнели от пота, но никто не хотел уступать друг другу.

Растревоженные осы вскоре успокоились; ребята, попрятавшиеся в кусты, вернулись к своим косам и с любопытством следили за состязанием.

Маша не сводила с косарей глаз. Она даже не могла сказать, кто же из них лучше косит.

То девочке казалось, что Федя выбивается из последних сил, и ей хотелось, чтобы у Саньки поскорее затупилась коса; когда же Санька начинал отставать, Маше становилось за него немного обидно.

— Жми, Коншак, газуй! — подзадоривал Девяткин. — Давай третью скорость!

— Чего ты зудишь! Не мешай им! — шикнула на него Маша.

Сзади подошли дед Захар с Катериной.

— Так, косари, так, травобреи! — Старик довольно погладил бороду. — Не торопись, ровнее бери. Не дергайся, Федюша, на пятку налегай, на пятку… А ты, Санька, не жадничай, поуже захватывай да валок подкашивай чище… Смекай, Васильевна, — обернулся он к Катерине, — какой народ подрастает. Боевой резерв, пополнение нашему брату колхознику.

— Работники, что и говорить, — вздохнула Катерина. — Мой так уж совсем взрослым себя почуял… школу забросил. Не знаю, что и делать с ним.

— Загадал задачку, — посочувствовал Захар. — А ты покруче с ним, по-отцовски.

— Да уж придется, — согласилась Катерина и внимательно пригляделась к Феде.

Майка на нем была залатана неумелой рукой, сапоги прохудились.

— А и вы, Захар Митрич, незавидно с внуком живете. По-лесному, как партизаны.

— Чего там — незавидно! — с досадой отмахнулся старик. — Живем в свое удовольствие.

— Переходил бы он ко мне, Федя. Все женские руки.

— У тебя своих полный штат… Да и характером они с Санькой не сойдутся. Задиристы, петухи, раздерутся… — И Захар поспешил перевести разговор на другое.

Вскоре на лугу объявили перерыв на завтрак.

Санька насухо вытер травой косу, вскинул ее на плечо и, встретившись с Федей взглядом, кивнул ему:

— Крепче заправляйся да косу поточи! Мы еще потягаемся.

— Потягаемся! — согласился Федя.

Но после завтрака косить мальчишкам не пришлось. Их послали сушить сено и сгребать его в копны. Самое же интересное предстояло на другой день — возить сено с лугов в Стожары, где его должны были складывать около конюшни в огромные стога.

Узнав об этом, Санька прибежал к Татьяне Родионовне.

— Сказывают, старшого над возчиками нужно? — спросил он.

— Требуется.

— Так вы меня поставьте. Я на конюшне у тетки Васены работаю. Меня кони вот как слушаются! Я смогу.

— Ну-ну, доглядывай, молодой Коншаков, старайся, — оглядев крепко сбитую, ладную фигуру мальчика, согласилась Татьяна Родионовна.

Наутро Санька с приятелями пришел на конюшню. Здесь уже были Федя, Семушкин и Степа.

Санька нахмурился: возить из лугов сено — дело нешуточное, ребят он подобрал для этого самых надежных и умелых.

— Мне людей хватает, — сухо сказал он Феде.

— А нас Татьяна Родионовна прислала: «Присоединитесь, говорит, к Коншакову».

— И мне сказала: «За подводы головой отвечаешь и подбирай в помощники кого хочешь».

— Ты и подобрал со своего конца, — заспорил Семушкин. — А мы чем хуже?

— А лошадь распряжется в дороге — что будете делать? — спросил Петька Девяткин.

— Ну и что! — дернул плечом Семушкин. — Опять запряжем, хитрость невелика.

— А колесо свалится?

— Вагой поднимем телегу и наденем.

— Тю… вагой! И сможешь? — фыркнул Петька.

Алеша похлопал по спине коренастого Степу Так-на-Так.

— Ничего, осилим, — улыбнулся Степа.

— Ну, а к мосту как съедешь? Знаешь, там крутогор какой! — наступал Петька.

— Ты, Девяткин, не задавайся очень-то, — тихо проговорил Федя. — Поедем — значит, поедем.