Сегодня утром в горсовете состоялась пресс-конференция, а вечером — прием.

Мне были заранее известны некоторые вопросы корреспондентов, сформулированные письменно, но в ходе пресс-конференции они задали новые, касающиеся лично меня.

Бойкий, начинающий лысеть молодой человек в очках, занимающих едва ли не половину лица, спросил:

— Господин мэр. Вы занимаете в городе самый высокий пост. Как вы достигли его?

Что я ответил? Я сказал, что, прежде чем занять «самый высокий пост в городе», был солдатом пехоты, каменщиком, бригадиром, прорабом, директором треста, начальником главка, окончил вечернюю среднюю школу и заочное отделение строительного института.

И зачем я сказал тогда эти два слова «солдатом пехоты»? Корреспонденты словно забыли обо всем другом и начали засыпать меня вопросами о том, как я был «солдатом пехоты». Тот же, что интересовался моей карьерой, спросил:

«Господин мэр, как бывший солдат пехоты ныне относится к возможности возникновения новой войны?» — «Люди, готовящие ее, — преступники», — ответил я. «Их следует строго наказывать?» — «Бесспорно». — «Ого, господин мэр!» — «Я имею моральное право говорить это».

Корреспонденты начали шумно переговариваться, чаще защелкали затворами камер, у моего лица замельтешили микрофоны, но я перевел разговор на другую тему — о новостройках города и предложил совершить экскурсию на одну из них.

Я повез их на улицу без названия, застраивавшуюся шестнадцатиэтажными домами с улучшенной планировкой квартир, чем я особенно гордился.

Улица полого сбегала вниз от старой окраины к заливу, упираясь в его болотистый берег. Но я-то знаю, что на месте этого болота встанет одетая в гранит набережная и улица без названия явится украшением города.

Впрочем, почему без названия? Мысленно я уже дал ей имя и сделаю все, чтобы исполком поддержал меня. Мы назовем ее улицей архитектора Полонского. Ведь это под его руководством разрабатывался генеральный план застройки нашего города.

Вадим Вадимович не дожил до тех дней, когда плоды его таланта стали воплощаться в жизнь. Но архитектор уже давно видел город таким, каким он становится. Вместе с ним в мечтах мы уже ходили по его новым проспектам, скверам, возводили кинотеатры и кафе, детские сады и школы, стадион, водную станцию, телецентр.

Когда лет двадцать назад я приезжал в Ленинград на сессии вместе с семьей, мы всегда останавливались у Полонских. Их большая квартира сразу оживала. Лиля играла в прятки с нашей Маришкой, Полина с женой Полонского обсуждала свои детсадовские дела, а мы с Вадимом Вадимовичем «строили» наш город. Он — на ватмане, а я — мысленно.

— Господин мэр, — спросил через переводчика мой коллега по профессии, муниципальный советник небольшого курортного городка, — как будет называться эта улица?

— Архитектора Полонского, — неожиданно для себя ответил я.

— А чем он прославился? Я не слышал такой фамилии.

— Профессор Полонский всю жизнь строил дома, потом защищал построенное от врагов и опять строил. До самого последнего дня своей жизни, хотя с сорок пятого года ходил на костылях. У него были ампутированы ноги.

— ...Сережа, ты о чем задумался? — Полина кладет голову на мое плечо, плотнее укутывается шалью.

— Так, ни о чем, Полюшка.

— А в правом кармане куртки для тебя есть сюрприз.

В кармане письмо. Светлой июньской ночью даже без очков узнаю почерк Галямова, его крупные, неровные буквы.

— Чтобы ты не ходил за очками, скажу: Галямов опять зовет в гости на Волгу, в новый домик, который ему построили сыновья.

— Надо съездить, Полюшка, а?

— Надо, Сереженька. И к Сивковым надо. Алексей обижается. Помнишь, писал: «Каменщик Кочерин в гости ездил, а председатель горсовета — уже не хочет».

— И к Сивковым съездим. Обязательно! Интересно посмотреть, как он своим горкоммунхозом командует...