«А сама ты кто?» – подумал Витя мрачно и тихо отошел.

Подслушанный разговор не открыл ему ничего нового, он давно знал, что тяжело болен и скоро умрет. Витя знал это еще до того, как попал в больницу. Начитанный мальчик, он без труда поставил себе диагноз «туберкулез», когда ощутил симптомы, ярко описанные в классической литературе. Ужас и острый страх смерти он испытал всего один раз, когда вдруг вместо привычного кровохарканья горлом сильно пошла кровь. Тогда он понял, что жить осталось недолго, и горько плакал, но быстро смирился с неизбежным.

Витя не ходил к врачам, но однажды упал прямо на улице, и нашелся человек, вызвавший ему «скорую». Так, против воли, он оказался в этой больнице. Сбежать не хватало решимости, Витя понимал, что первая же ночь под открытым небом окажется для него последней.

С передышками Сотников поднялся на последний этаж и устроился на широком подоконнике. Из окна виднелся больничный парк, солнце садилось, и голые деревья отбрасывали на снег длинные тени. По узким дорожкам последние посетители торопились к воротам, за деревьями тихо проехала машина «скорой помощи», но, выезжая из ворот, врубила сирену с маячками и рванула, выбросив из-под колес фонтан снеговой жижи.

А он никогда больше не окажется за этими воротами. Интересно, увидит ли он, как тает снег, или не успеет?

Витя закурил и попытался представить, как выглядит парк летом. Должно быть, здесь красиво и приятно гулять, деревьев много, даже в самый жаркий день можно найти тень.

Летом в парк выползают такие гопники, как он, усмехнулся Витя. Сидят на полянках, курят, сосут пивко, а приличные люди осторожно придерживаются центральных дорожек. Небось вся территория усеяна пустыми бутылками и шприцами, туберкулез – социальная болезнь… И ничего удивительного, что, узнав о его смерти, все только порадуются – на земле чище стало. О нем поплачет один-единственный человек. А может быть, и не поплачет. Это сейчас ей жаль его, а потом Анна вздохнет и скажет: ну что ж, может, оно и к лучшему. И будет права.

Витя устал от жизни, тяготился ею. В шестнадцать лет он чувствовал себя глубоким стариком, познавшим все и ни в чем не нашедшим радости.

Он был приемным ребенком, и родители не скрывали от него этого обстоятельства. Витя до сих пор не понимал, зачем они взяли его, ведь он совершенно не был им нужен. Да, осиротевший младенец Витя Сотников приходился им родственником, но не настолько близким, чтобы отказ воспитывать его в своей семье выглядел подло. Но бездетная пара его усыновила.

Сколько Витя себя помнил, в доме всегда царила атмосфера настороженной неприязни. Он ходил, как по минному полю, боясь неловким движением вызвать скандал.

Приемные родители были астрономами и, занимаясь иными мирами, ненавидели и отвергали мир окружающий. Приверженцы чистой науки, они жили на невеликую зарплату, не пытаясь подработать, гордясь собой и считая все остальное человечество торгашами. Впрочем, свою астрономию они, похоже, тоже не любили. Вернувшись домой, Сергей Иванович разражался речами о том, что общество больно, все культурные и нравственные ценности давно похоронены, а Маргарита Семеновна вторила ему. Но несмотря на сходство мировоззрения, супруги жили не дружно, ссорились едва ли не каждый день. Властный Сергей Иванович требовал безоговорочного подчинения, выговаривал жене за неудачно купленный кусок мяса, а то, что она вытирает пол неподходящей, по его мнению, тряпкой, могло вызвать у него настоящий приступ ярости. Маргарита Семеновна боялась мужа, выполняла все его прихоти и считалась поэтому доброй и самоотверженной женщиной. Но она ни разу не защитила Витю от гнева приемного отца, а когда того не было дома, отыгрывалась на пасынке сама. Ее разносы, полные долго сдерживаемой, перебродившей ярости, были, пожалуй, пострашнее скандалов отчима, который начинал беситься сразу, как только ему захотелось.

Оба в один голос твердили, что жили душа в душу, пока не появилось это исчадие ада, то есть Витя. Он верил и просился в детский дом.

Но Сергей Иванович и Маргарита Семеновна очень дорожили своей репутацией в глазах родственников и сослуживцев, а отдать ребенка, пусть приемного, в интернат означало бы пятно на этой репутации.

С пеленок Витя знал, что должен соответствовать. Что он воспитывается в такой образцовой семье, каких уже и не осталось.

Витя вздохнул и поудобнее устроился на подоконнике. По мнению его родителей, мир вокруг населяли сплошные недоумки. Родственники, ближние и дальние, тоже подходили под это определение. Несколько раз в год родня собиралась у кого-нибудь дома, выпивали, пафосно восклицали, что надо чаще встречаться и держаться вместе. Потом расходились до следующей официальной даты, причем на обратном пути Сотниковы выливали на родню ведра яда. Тем не менее вся жизнь Сергея Ивановича и Маргариты Семеновны была подчинена тому, чтобы выглядеть в глазах «этих подонков» образцовым семейством.

Когда на него находило, Сергей Иванович произносил длинные прочувствованные речи о прошлых поколениях, хороших манерах и вечных ценностях. В тот же вечер он мог заорать «Звереныш, волчонок!» и наотмашь ударить пятилетнего Витю по лицу. В таких случаях Маргарита Семеновна рыдала и сокрушалась, почему Витя такой нехороший мальчик, что довел отца до нервного срыва.

Будучи в хорошем расположении духа, Сергей Иванович иногда откровенничал с Витей и говорил ему, что Маргарита Семеновна бесхребетная дура и не умеет вести хозяйство, но приходится мучиться, ибо развод – это позор. В свою очередь, Маргарита Семеновна жаловалась мальчику на мужа, утверждая, что живет с ним только ради него, любимого Вити. Она вообще склонна была к сентиментальности и часто плакала, рассказывая, как любит своего маленького мальчика, но Витя почему-то не верил.

Странная вообще семейка, усмехнулся Сотников. Ненавидя весь мир и даже друг друга, они ни разу не усомнились в собственной правоте. С другой стороны, несчастные звездочеты, что они знают о жизни? Они же не знакомы с Агриппиной Максимовной и не знают… Он зажмурился, как перед прыжком в воду, и храбро додумал: не знают Анну, дочку богатого отца, которая плачет по обматерившему ее бомжу.

Их сил хватало только на осуждение других, и, кажется, они были уверены, что этого достаточно для праведной жизни. Так же как ругани – для воспитания ребенка. О, если бы они просто жили вместе с ним, как это делают миллионы родителей! Но в этой семье роли были распределены четко. Родители и ребенок, которого нужно воспитывать. И они воспитывали из него идеального ребенка.

Впрочем, в чем заключалось это самое воспитание, было непонятно. Никто не водил его в секции, не сидел с ним часами, обучая правильно и красиво вести себя за столом. Зато в подверженности простудам и угрюмости родители усматривали признаки аристократизма, о чем не стеснялись говорить детсадовской воспитательнице.

Когда Витя пошел в школу, от него потребовали хорошей учебы. При этом Витины учителя были объявлены идиотами, а школьная программа – полным маразмом. Каким-то причудливым образом призывы хорошо учиться прошли Витину голову навылет, зато тезисы об идиотах-учителях, наоборот, пустили там глубокие корни, и Витя быстро потерял вкус к учебе.

Время от времени они выезжали за город, посещали музеи и театры. Но нервное напряжение от этих выходов в свет, когда полагалось играть роль образцовой семьи, давало о себе знать, и все заканчивалось скандалом, стоило только вернуться домой.

«Неблагодарная дрянь», «подонок», «дебил» – чего только Витя не наслушался в свой адрес! Но страшнее всего была привычка Сергея Ивановича устраивать с сыном задушевные беседы. Успокоившись после скандала, он приходил в Витину комнату и подводил под свои обвинения теоретическую базу, снабженную стройной системой доказательств.

Витя до сих пор вспоминал бессонные ночи после этих разговоров, когда он лежал, с ужасом осознавая собственную мерзость и не понимая, как же ему исправиться.