– Спасибо, – попыталась поблагодарить она. Голос еще не совсем ей повиновался. – Большое спасибо!
Чуть покачнувшись, она сделала несколько шагов. Встревоженные водители с готовностью расступились. Жанна быстро, как ей показалось, зашагала прочь на подгибающихся от слабости ногах.
Люди ошеломленно смотрели ей вслед.
Она шла и неожиданно чувствовала, будто что-то черное, сосущее ее душу, отступило от сердца, и стало немного легче дышать.
– Девушка, вы куда? – Высокий плечистый мужчина догнал Жанну и тронул за плечо. – Вам ведь плохо, вам нужно в больницу… Пойдёмте, я отвезу вас!
Жанна остановилась и попыталась улыбнуться.
– Просто минутная слабость… – сказала она. – Пройдёт!
Мужчина внимательно заглянул ей в глаза. Он настороженно молчал. Жанна не выдержала и отвела взгляд. И пошла дальше, как ни в чем не бывало, кокетливо покачивая бёдрами, – что поделаешь, привычка!
Внезапно неизвестный догнал ее и сунул что-то в руку.
– Деньги? – удивилась Жанна. – Зачем? Не нужно. У меня и так будет скоро много денег! Впрочем, спасибо! – Она, не глядя, сунула смятые купюры в мокрый карман куртки.
Теперь-то она знает, что нужно делать! Жанна не запомнила лица спасшего ее мужчины, зато он запомнил ее очень хорошо – ведь не так часто в жизни удается спасти кого-то, подарить кому-то жизнь. Гораздо чаще он убивал людей…
Мужчина стоял и смотрел вслед удаляющейся женской фигурке и не знал, что они вновь встретятся через каких-нибудь шесть лет при странных обстоятельствах… Но сначала судьба сведёт их в зале суда через полтора месяца – ведь уже на следующий день после инцидента на мосту Жанна очутится в следственном изоляторе за покушение на убийство. Впрочем, если бы граждане судьи знали всю подноготную этого дела, возможно, они бы дали ей больше, чем пять лет за неудачную попытку. Но граждане судьи ничего не знали!
Чтобы понять, что толкнуло Жанну шесть лет назад перелезть через парапет моста, чтобы кинуться в реку, надо хотя бы вкратце описать ее жизнь. Впрочем, вкратце вряд ли получится…
Жанна Степанкова родилась в крошечном провинциальном городке, вольготно раскинувшемся на степных просторах на подступах к матушке-Волге. Город со странным названием Выдра, где жила семья Степанковых, был обыкновенным райцентром, всё население которого едва дотягивало до тридцати тысяч. Выдринская жизнь текла размеренно и спокойно. Испокон веку над рекой Выдрянкой по воскресеньям звонили колокола древнего монастыря, испокон веку сидели, судача о ближних, старушки на завалинках, испокон веку в городе культивировалось одно-единственное, но никогда не приедавшееся развлечение – беленькая поллитровка.
Поллитровка заменяла людям книги, театр, кино и даже телевизор. Водка – это был первый и последний бестселлер и среди молодёжи, и среди стариков. Водка была разменной монетой, прозрачным эталоном, жидкой валютой. Все ценности имели строго оговорённый поллитровый эквивалент, все – и любовь, и дружба, и материнские чувства, и сыновняя любовь. Так было заведено исстари, во всяком случае, другой жизни уже никто не помнил, даже самые древние старики.
Мать Жанны была красивой и вполне обеспеченной особой. До перестройки, в благословенные советские времена, она работала в станционном буфете. Буфет в то время был залогом семейного благополучия и уверенности в завтрашнем дне, местом блатным и престижным. Он давал и еду, и питье, и даже твёрдую валюту (в жидком виде).
Маленькая Выдра считалась железнодорожной станцией. Дальние поезда останавливались здесь всего на минуту, в то время как пассажирские стояли целых десять. Железнодорожный путь вел из Москвы на восток, и длинные составы приносили в город пыль дальних стран, ошеломляющий привкус путешествий, аромат чудесных приключений. Железная дорога поддерживала жизнь тридцати тысяч выдринцев и была основным источником их связи с внешним миром: выдринцы поддерживали хорошие отношения с работниками станции, а работники станции поддерживали хорошие отношения с проводниками поездов дальнего следования, которые привозили из столицы всякие товары, начиная от колбасы и кончая дефицитными детскими колготками и запчастями для автомобилей.
Отец Жанны работал путевым обходчиком. Он погиб, когда его дочери было всего десять лет, – заснул пьяный на одном из подъездных путей, и его разрезало составом. Нельзя сказать, чтобы семья его сильно убивалась по своему кормильцу. Настоящим кормильцем у Степанковых всегда была мать. Дарья Степанкова, как положено приличной женщине, немного повыла у гроба супруга, опрокинула в горло стакан за то, чтобы земля была покойнику пухом, и деловито пересчитала деньги, которые начальство выдало в помощь осиротевшей семье. Сбросив маску показного горя, она быстро загорелась надеждой на новую жизнь, ведь мать Жанны в это время была еще молода, хороша собой, и притом работала в станционном буфете, то есть была со всех сторон завидной невестой.
Бабка девочки, недолюбливавшая своего непутёвого зятя, тайком перекрестилась и облегчённо вздохнула, когда узнала о его гибели. Запойный алкоголик, он пропивал не только свою зарплату, но и всё, что мог стащить из дома. Частенько он приходил клянчить трёшку у тёщи, а если та не давала, устраивал пьяные дебоши с битьём стёкол у нее под окнами. «Баба с воза, кобыле легче», – только и пробормотала старуха и немедленно занялась поиском нового перспективного жениха для дочери.
Казалось, только один человек на свете горевал по Ивану Степанкову – его дочь. Жанна любила своего отца. Он был хорошим тихим человеком в те светлые промежутки между запоями. Именно отец, вспомнив знаменитую героиню из учебника истории Средних веков, придумал дочери такое вычурное имя. Его обладательница, по мысли отца, должна была вырасти девушкой смелой и отважной, ведь такое имя предполагало красивую жизнь и успех на любом поприще.
Отец часто брал дочку с собой на работу, и она с удовольствием каталась с ним на дрезине по всему району. Пока отец возился на железнодорожной насыпи, обстукивая рельсы, Жанна собирала цветы по откосам и плела венки из иван-чая, полевых ромашек и болотной купальницы. Девочка росла такой хорошенькой – глянцево-черные волосы, большие глаза с поволокой, ослепительно белая кожа, к которой не приставал загар. «Невеста растёт!» – восхищённо качали головой подруги матери и собутыльники отца.
Первые твердили: «С такой красотой замуж хоть за министра!», и вторые дружно соглашались: «Не одному парню голову набекрень свернет!» «Замуж за министра», то есть за человека богатого и властного, – вот что отпечаталось в мозгу маленькой девочки. «Если замуж, то за министра», – перефразировала она для себя, и сама поверила в эти слова.
После смерти отца в доме стало пусто и скучно. Долгими зимними вечерами Жанна сидела одна-одинёшенька возле старенького черно-белого телевизора и тосковала над тетрадкой с домашним заданием, положив подбородок на сцепленные в замок руки. Дарья Степанкова или работала, или ошивалась где-то с новыми ухажёрами, а бабка жила на другом конце города и гостей не очень-то жаловала.
Когда девочке исполнилось двенадцать, мать привела в дом отчима. Это был огромный молчаливый мужчина с налитыми кровью глазами и кулаками размером с приличный кочан капусты. У него были покатые плечи исполина, круглая сгорбленная спина и угрюмый взгляд исподлобья. Говорить он не любил, ел много, жадно чавкая, а на Жанну не обращал никакого внимания. По ночам супруги бесконечно возились на своей широкой, с железными никелированными шарами кровати, и мать металась под массивной фигурой, иногда сладко полузадушенно вскрикивая. Временами девочка не могла заснуть до рассвета, прислушиваясь к возне в соседней комнате. Особенно не спалось ей в лунные июньские ночи, когда соловьи не смолкали до утра и до утра скрипела старая кровать.
А Дарья была без ума от своего благоверного. Поздняя любовь, говорят, самая сильная. Мать Жанны была влюблена в своего нового мужа как кошка. Тот принимал ее обожание с молчаливой снисходительностью, чуть ли не с брезгливостью, и порой под пьяную руку позволял себе поколачивать жену. Учитывая размеры его кулаков и животную силищу, дело когда-нибудь могло дойти и до смертоубийства, но пока всё как-то обходилось. Когда отчим являлся домой пьяным, а это случалось с традиционной для Выдры регулярностью, Жанна забивалась в дальний угол и оттуда следила ненавидящим взглядом за его перемещениями по дому. Вскоре поводов для ненависти стало еще больше.
