По возрасту комиссар многим бойцам и командирам годился в отцы, но трудился с азартом, с шуткой-прибауткой, по-молодому. Вокруг него всегда и людей погуще, словно здесь снег легче бросать.
Когда эшелон тронулся после одной из таких вынужденных остановок, комиссар вскочил в вагон медсанбата. Отряхиваясь от снега, весело спросил: «Не прогонит медицина?»
- Сейчас - даже рады. А вот там,- женщина-врач махнула рукой на запад,- лучше к нам не попадайтесь.
- Уговор принят,- полусерьезно ответил гость.- Хотя меня уже штопали ваши золотые руки,- пошутил он.
Оказалось, не так уже случайно заскочил старший политрук к медикам. Вскоре у остывшей железной бочки-печки, тесно прижавшись друг к дружке, они слушали рассказ о последних новостях. Утешительного мало: враг под Москвой. Но в словах Евгения Семеновича Кутузова (Клава позже узнала имя, отчество и фамилию комиссара) звучала страстная вера в победу: она придет! Через жестокие бои, через раны и смерти, но победа будет за нами, враг будет разбит, уничтожен, изгнан с Советской земли!
- Нам в гражданскую было трудней,- говорил старший политрук.- Мы воевали за власть, при которой еще никто не жил. Сейчас мы уже четверть века живем при Советской власти. Народ полюбил ее, принял, как родную. И поэтому грудью встал на ее защиту…
Эшелон отстукивал километры, проскакивал полустанки. Но сейчас никто не считал их. Комиссар приковал к себе внимание пожилой женщины-врача, молоденьких медсестер и юных санитарок, вчерашних школьниц.
- Главное, девчата, не падать духом,- поднялся комиссар, когда поезд начал сдерживать бег.- Правильно сказал Верховный Главнокомандующий, что будет праздник и на нашей, советской, улице.
…Эшелон выгружался в прифронтовой полосе. С запада доносился гул не то бомбежки, не то артиллерийской канонады. Мерзлая земля часто вздрагивала. Полки 29-й стрелковой дивизии, получив районы сосредоточения, уходили в ночь. Вместе с медсанбатом двигалась ближе к фронту и медсестра Клокова.
Некоторое время Клава ничего не слышала о комиссаре Кутузове. Но вот попалась в руки дивизионная газета «Советский богатырь», в которой рассказывалось о подвигах бойцов, командиров, политработников в боях за Сталинград. Встретилась в ней и фамилия Кутузова. Он поднял бойцов в контратаку и отбил у врага важную высоту, а в другой раз отличился в ночном бою… Однажды комиссар Кутузов прибыл в медсанбат проведать раненых своей части. Тот короткий визит - шли тяжелые бои, и комиссар спешил возвратиться на передовую - оставил след в памяти раненых и медиков. Для каждого нашел он теплое слово, добрую шутку, дружеский совет. Клаву похвалил за внимание к раненым, просил почаще с ними беседовать.
- Слово тоже лечит,- уже на пороге землянки сказал Кутузов.- С людьми надо уметь разговаривать. Вот так, дочка…- И помахал рукой.
А на следующий день комиссара Кутузова санитары принесли на носилках. Комиссар шесть раз в течение дня водил бойцов в контратаки. Полк вернул оставленные рубежи, но противник обрушил на них шквальный артиллерийско-минометный огонь. Снарядный осколок пробил комиссару грудь.
Клава не знала о ранении Кутузова. Сделав раненым перевязки, рассказала им о фронтовых новостях, о последней сводке Совинформбюро. И вдруг услышала слабый, но очень знакомый голос:
- Подойди ко мне, сестричка.
В углу на плащ-палатке лежал весь перебинтованный комиссар Кутузов.
- А ты молодец… Хорошо говоришь… Сердечно… - комиссар с трудом выговаривал слова.- Из тебя может выйти настоящий агитатор… Нашей, ленинской школы…
Он устало закрыл глаза и словно уснул. Клава выбежала из палатки, не в силах сдержать слезы…
В течение дня она несколько раз, куда бы ни спешила, заглядывала в эту палатку. Комиссар, казалось, уже пришел в себя, шутил с ранеными, старался поднять им настроение, помочь справиться с непереносимой болью. Врач медсанбата, та женщина, которая советовала Кутузову не попадаться к ней на фронте, горько пожурила: «Не сдержал, комиссар, слова!» Потом, передавая другому военврачу дежурство, сообщила: «Плох, очень плох Кутузов. Видимо, до утра не дотянет…»
Он умер под утро. Похоронили его на высоком кургане в приволжской степи, обозначив место жестяной красной звездой. Клава долго стояла у свежего холмика. Сама не знала, почему так вошел в ее душу этот удивительный человек. Хотелось стать такой же, всю жизнь отдать служению людям…
На фронте Клава вступила в партию. С дивизией прошла весь боевой путь. Войну закончила старшим лейтенантом медицинской службы.
Нелегко сложилась послевоенная жизнь Клавдии Кузьминичны. Но она везде и всегда чувствовала себя бойцом, боролась за лучшее в человеке. И радовалась, когда оно побеждало. Вот тогда и говорила сама себе: «Это одобрил бы комиссар Кутузов».
НАЧАРТ ДИВИЗИИ
Не изрекал он: «Будь самоотвержен!»,
А говорил: «Не бойся, ни хрена!
Ты будешь артиллерией поддержан,
Тебя прикроют танки, как стена».
Я.Козловский
В городе Краснограде Харьковской области, при освобождении которого отличились артиллеристы дивизии, одна из центральных улиц названа именем Н.Павлова. Я шел по этой улице, внимательно вчитывался в жестяные таблички на стенах домов и думал: на конвертах и бланках телеграмм, на разных документах жители украинского городка тысячи раз будут писать название: «Улица Н.Павлова». Привычной станет для людей эта фамилия, она войдет в их память и сознание.
Николай Николаевич Павлов, начальник артиллерии нашей дивизии - один из тех советских командиров, которые создавали Советскую армию, водили в бой ее первые полки.
Он гордился тем, что до войны служил со славным героем гражданской войны Е.И.Ковтюхом, будущим маршалом артиллерии Н.Д.Яковлевым, с командующим армией И.М.Чистяковым, командиром дивизии, отличившейся под Сталинградом, Л.Н.Гуртьевым.
Павлов считал счастливым для себя число 13. Потому что тринадцать лет служил в 13-м полку 13-й дивизии. Это были годы его мужания как командира, как артиллериста.
Впервые я встретил Николая Николаевича в конце сорок первого года в казахстанских степях. Сорокаградусный мороз, обжигающий ветер больно хватали за нос, за щеки, выдавливали из глаз слезу. Невысокий и худощавый майор в белом полушубке, перетянутом двойной портупеей, с тросточкой, прихрамывая, шагал рядом с артиллеристами, шедшими в степь на занятия.
Уже несколько недель длилось формирование новой дивизии, получившей наименование 29-й стрелковой. Каждая очередная партия пополнения сразу же начинала занятия в поле, где гуляли злые ветры, свирепствовал мороз. Особенно доставалось артиллеристам. Начальник артиллерии дивизии был строг и предельно требователен. С рассвета дотемна находился он на огневых позициях, наблюдал за тренировками расчетов, «жучил» командиров, подбадривал бойцов. Бросал короткие, чеканные фразы:
- Больше пота - меньше крови. Суворова слова. Война вся впереди. Учитесь побеждать…
Он уже прошел первый класс этой науки, войну встретил командиром артиллерийского дивизиона на западной границе. Двадцать лет службы в армии воспитали в нем артиллериста, почти фанатически уверенного в несокрушимой силе своего оружия. А тут вынужденное отступление! Тяжелые гаубицы, развернув стволы на запад, отходят на восток. Где тот рубеж, с которого все изменится? Запыленные, уставшие, злые, артиллеристы с надеждой смотрят в глаза командиру.
Но враг превосходит в силе. Он перерезает дороги танками, выбрасывает воздушные десанты, давит сверху авиацией.
И вот капитан Павлов получил приказ помочь стрелковому полку отбить железнодорожную станцию.
Не знали тогда артиллеристы дивизиона о том, что их пушки окажутся главным огневым заслоном на пути передовой части вражеской танковой армии, нацеленной на Москву. Но и без того дрались они с большим остервенением. Однако враг прорвался на флангах, смял поредевшие стрелковые части, проник в тылы. Пришлось спешно отводить артиллерию.
