- Где-то лежат твои награды, Виктор Александрович. Я сам представлял тебя к ордену Красной Звезды. Потом тебя ранило, в госпиталь увезли…
Юра внимательно слушает разговор. Сын уже от многих слышал, как храбро воевал его отец, и гордится им.
Эта гордость за прошлое - залог славных дел в будущем. Мудро поступил Виктор Александрович Меренков, приехав с сыном на свидание с далекой юностью.
Своим мнением я поделился с кандидатом военных наук, доцентом, генерал-майором Борисом Павловичем Юрковым, который во время сражения на Курской дуге был капитаном, начальником оперативного отделения дивизии, и которого я хорошо знал с той поры.
Борис Павлович на минуту задумался:
- Для меня полем боя всегда была карта. Бывало, все на ней продумаешь, согласуешь, увяжешь, обозначишь. Но есть один вид оружия, для которого штабные работники пока не нашли условного обозначения на карте. Оно оказывает решающее влияние на исход боя. Догадываетесь, о чем речь? О моральном духе войск. О силе боевых традиций, о преемственности боевой славы. У нас арсенал этого оружия всегда был большой. И можно радоваться тому, что он неиссякаем.
После войны Б.П.Юрков закончил две академии, читал лекции по оперативному искусству. Он - признанный специалист по истории сражения на Курской дуге. О многом мы вспомнили и переговорили во время встречи на берегах Северского Донца.
К реке вместе с группой участников боев шли лугом. То здесь, то там виднелись ямы, залитые водой, поросшие травой и бурьяном. Виднелись следы от траншеи, словно шрам на зеленом лугу, затянутый временем и корнями растений.
Вдруг кто-то вытащил из земли ржавый кусок металла.
- Смотрите, штык…
Василий Афанасьевич Двойных, бывший комбат-2, берет его в руки. С волнением осматривает местность:
- Здесь оборонялся мой батальон. Не раз доходило до рукопашной…
То и дело встречались рваные гильзы, обрывки пулеметных лент без патронов, пряжки от ремней, кожухи разорванных мин. Даже спустя десятилетия земля не успела все спрятать, убрать следы войны. И каждая находка отзывалась болью в сознании людей, она была частью их фронтового бытия, чьим-то оружием, чьей-то смертью.
Рассматривая местность, Борис Павлович Юрков обратил внимание на то, как неузнаваемо заросли берегареки верболозом, появились деревья, которых тогда не было. И вдруг спросил:
- Помните наш дуб на опушке, где НП дивизии находился? Наверное, уже и дуба того нет.
Конечно же, я помнил тот дуб. Он стоял на опушке леса, высокий, с густой кроной, толстыми и сильными ветвями. С его вершины на десяток километров, до самого Северского Донца, открывалась широкая панорама. Лучшего наблюдательного пункта и не придумать, и командир дивизии, по достоинству оценив выбор саперов и разведчиков, приказал строить смотровую площадку.
От смотровой площадки, расположенной на дубе, потянулись телефонные провода, рядом появились штабные блиндажи, щели, окопы связистов, наблюдателей, артиллеристов. Все июльские дни жесточайшего сражения на нашем участке фронта дивизионный НП был его центром, мозгом. Отсюда поступали приказы, здесь командиры частей докладывали обстановку. В первый день наступления гитлеровцам удалось продвинуться на несколько километров, и группа их автоматчиков прорвалась к Шебекинскому лесу. Свинцовые очереди сбривали листву и хвою, завязывались схватки и неподалеку от дуба. Но наблюдательный пункт оставался цел и невредим. С дощатой площадки хорошо было видно, как разворачиваются события. Вот у Масловой Пристани, сдерживая яростные атаки врага, дерется батальон капитана Двойных, правее его сражается в окружении батальон капитана Стриженко. Через полотно железной дороги прорвались танки, и все поле перед ними вздыбилось от разрывов: это наша артиллерия поставила огневой заслон. Танковые снаряды долетают до опушки, осколки прожигают дубовую кору, застревают в жилистом теле деревьев.
Сломив сопротивление врага, мы погнали его на запад. Остался позади Шебекинский лес и дуб со смотровой площадкой наблюдательного пункта…
Ветераны единодушно решили побывать там, где находился НП дивизии и, конечно же, найти тот дуб. Но кто-то сказал, что опушка Шебекинского леса давно вырублена и засажена молодыми деревьями. Что ж: время берет свое, меняется лицо земли. Появились новые лесные массивы, пролегли новые дороги. Не устоял, конечно, перед временем и дуб-ветеран.
И вдруг красные следопыты отряда «Наследник» Крапивненской восьмилетней школы сообщают: жив тот дуб! Из писем участников боев они узнали о славной истории лесного исполина и решили его разыскать. Поспели вовремя: лесничество как раз начинало плановую вырубку всего участка. Немало пришлось поволноваться пионерам и их руководителю заслуженной учительнице Марии Федоровне Линник, чтобы спасти славное дерево. Памятный дуб был оставлен.
И вот в сопровождении двенадцатилетнего Саши Беляева, светловолосого, веснущатого красного следопыта, мы едем на бывший дивизионный НП. Генерал-майор Юрков, который капитаном не один день провел на том дубе, старается скрыть за шуткой охватившее его волнение:
- Может, это совсем не тот дуб, а, Саша? Ведь там их было много.
- Нет, тот! - настаивает следопыт.- Мы с Марией Федоровной все проверили!
- Ну, если так…- соглашается старый воин, хотя все же сомневается.
Машина петляет лугами, выскакивает к зеленому полю ранних хлебов, ныряет в тоннели лесных просек. Мы с генералом Юрковым внимательно всматриваемся в местность. И почти ничего не узнаем. Не заблудился ли наш следопыт? Но Саша уверенно показывает дорогу. Наконец машина выехала на широкую поляну, и нашему взору как-то сразу открылся одинокий дуб-великан. Да, это был он! Среди густых зарослей малинника и терновника возвышался толстый ствол кряжистого дерева, покрытого сухой корой. Во многих местах она отстала, и там видны были следы осколков. По стволу вверх вела лестница из железных скоб, а высоко, между ветвями уже поредевшей, но еще достаточно густой кроны, виднелись перекладины бывшей смотровой площадки. На одной из ветвей висела красная повязка: знак красных следопытов, взявших под охрану дуб-ветеран, который стал свидетелем незабываемых боев.
От имени ветеранов дивизии мы с генералом Юрковым объявили красному следопыту Саше Беляеву благодарность. Строго сдвинув брови и вытянув руки по швам, пионер четко ответил:
- Служу Советскому Союзу!
В тот день Нам пришлось пережить еще один памятный момент. Мы возвращались из Шебекинского леса дорогой, у развилки которой состоялся митинг. Еще издали заметили на высоком постаменте 160-миллиметровый миномет - памятный знак воинам 7-й гвардейской армии. Вспомнилась еще одна история. Дело в том, что памятный знак стоял именно на том месте, откуда вела огонь минометная батарея, в которой служили Сергей Петрович Неделя и его грузинский друг Илья Ростомович Джамиашвили.
Встретив Неделю на митинге, Джамиашвили после крепких объятий и похлопываний по плечу пригласил бывшего минометчика:
- Поедем со мной, дорогой! Еще одного друга встретил! Пошли, познакомлю…
Подошли к памятнику.
- Наверх гляди! - показал Джамиашвили на миномет.- Понимаешь, кажется, он! - заговорщически шепчет Илья Ростомович.- Примета есть: у нашего вмятина от осколка на трубе…
Ветеран осмотрелся, не видит ли кто, и с трудом, не без помощи однополчанина, взобрался на пьедестал. Долго и внимательно осматривал миномет, нашел несколько вмятин. Затем тихо слез, вытер пыль на новом костюме.
- Не-ет, не он. Забыл номер миномета. Но точно: не наш. А жалко…
Сейчас у памятного знака гвардейцам стоял почетный караул.
Жаркий июльский полдень дарил жиденькую тень от высоко поднятого на пьедестал миномета. Здесь час назад в чистом поле побывали участники боев, провели короткий митинг. И все это время по четырем углам памятника, взметнув руки в салюте, стояли два мальчика и две девочки в красных галстуках. Почетный караул. Он менялся через каждые десять минут.
