И вот на нашем пути новый, по-весеннему бурный и широкий водный рубеж. Преследуя противника, мы дни и ночи вели короткие, быстротечные бои. С Поповым встречались редко, но постоянно чувствовали локоть друг друга. Я знал - Игнат Федорович находился в боевом напряжении. Таким я его запомнил еще с первых встреч в Сталинграде. Он был постарше меня годами, имел больший боевой опыт. «Когда готовишь бой,- любил повторять Попов,- продумай все его сто вариантов, а выбери один, но единственно верный». Он знал, как это делать. И сейчас, начав форсирование Южного Буга, казалось, все предусмотрел, все учел до мелочей.

Когда передовые подразделения полка Попова уже были на плаву, я начал сворачивать батальоны своего полка и выводить их на участок форсирования, чтобы сразу оказать другу боевую поддержку. Мне хотелось как можно полнее использовать опыт днепровских переправ на Южном Буге.

На фронте высоко ценятся дружба, готовность прийти на помощь в трудную минуту. Ровно год назад, в марте сорок третьего, полки, которыми командовали Попов и я, вместе вышли к Северскому Донцу. Под ногами была такая же грязь, на дорогах - распутица. От Валуек до Белгорода километров сто пятьдесят шли по бездорожью. А тут еще с ходу завязали встречный бой. Противник хотел помешать нам занять рубежи вдоль левого берега Северского Донца. Ему удалось выйти в тыл на фланги полка. Положение создалось тяжелое. И тогда Попов лично повел в атаку батальоны своего гвардейского полка, ударил противнику во фланг и перерезал пути отхода. Гитлеровцы понесли тяжелые потери и вынуждены были отойти на исходные позиции.

При встрече я крепко поблагодарил друга. «Здорово ты нас выручил,- говорю.- Долг платежом красен». А он отвечает: «Какие могут быть долги в бою. Сегодня я тебе помог, завтра - ты мне».

Так и было. Когда мы перешли в наступление под Белгородом, 229-му полку удалось первым захватить небольшой плацдарм на правобережье Северского Донца. Батальоны Попова воспользовались переправами и под нашим прикрытием форсировали реку. Вот и сейчас на Южном Буге весь план форсирования строился на тесном взаимодействии полков и личном контакте их командиров.

С офицерами штаба я выбрался к переправе. Мартовская ночь была холодной, от реки тянуло сыростью. Небо озаряли редкие вспышки стрельбы. Попова я нашел в небольшом овражке, возле самого уреза воды. В окружении офицеров штаба и связистов он руководил переправой подразделений.

Обрадовался Игнат Федорович моему появлению. Возбужденный и в то же время деловой, сосредоточенный, он сообщил:

- Можешь поздравить - передовой батальон уже на том берегу…

Противник вел слабый огонь, видимо, не ожидал, что наши части с ходу начнут форсировать широкую весеннюю реку. Снаряды рвались где-то за спиной или плюхались в воду впереди нас.

Пока что все складывалось удачно. Еще час-второй - и к утру полк Попова основательно зацепится за тот берег. А за ним и я начну переправу. Надо было оборудовать где-то поблизости пункт управления. Вместе с офицерами я отошел в балочку, находившуюся в сотне метров от переправы.

В это время совсем недалеко разорвался тяжелый снаряд. Вижу, бежит солдат и что-то кричит. Посылаю офицера узнать, что произошло. А случилось непоправимое. Прямым попаданием снаряда в овражек, где находился пункт управления полка, смертельно ранен Попов, убито и ранено человек десять солдат и офицеров. Кроме всего нарушены управление и связь с подразделениями.

Я застал Игната Федоровича еще живым. Его грудь пробил осколок. Попов лежал на плащ-палатке, голова повернута в сторону реки. Говорить он не мог, в груди что-то хрипело и булькало. В темноте я не разглядел его глаз, лишь молча пожал чуть приподнятую руку. Санитары сразу же увезли раненого в медсанбат, который находился в селе Благодатное. Там мой боевой друг и скончался.

В ту ночь главные силы нашей дивизии форсировали Южный Буг. Утром завязали бой на правом берегу и сбили противника с его позиций. Все эти дни невидимая тяжесть сжимала сердце. Ни горячка боя, ни подстерегавшие каждую минуту опасности не могли заглушить горечь потери. Сколько их, славных и верных боевых друзей полегло на долгом пути войны!

…Через много лет мне удалось побывать в Благодатном. В школьном музее я увидел пластинку из латунной гильзы, на которой то ли ножом, то ли штыком было выцарапано: «Гвардии подполковник И.Ф.Попов. Март 1944 г.».

Табличку с могилы моего друга после перезахоронения оставили в школьном музее. В 30-летие освобождения жители села Семеновка одну из улиц назвали именем И.Ф.Попова. Это имя носит и пионерский отряд местной школы.

Мы побывали на месте бывшей переправы, нашли тот самый овражек. Склонив голову, долго стояли, размышляя о прошлом, о той далекой мартовской ночи.

А по Южному Бугу плыли венки. Это местные жители опускали их в воду, отдавая дань павшим в боях.

ФОКШАНСКИЕ ВОРОТА

Но как жизнь на земле дорога,

Лучше многих известно пехоте.

А.Ивушкин

Сколько бы ни прошло лет с того дня, когда я впервые услышал название румынского городка Тыргу-Фрумос в предгорьях Карпат, оно всегда отзывается в моем сердце болью и гордостью.

К маю сорок четвертого части нашей дивизии вышли к Государственной границе СССР. Каждый хутор и деревню, каждую высотку брали с боем, за каждую сотню метров платили жизнями.

В то раннее майское утро 229-й гвардейский полк продвинулся вперед всего на два километра. Батальоны заняли лощинку между высотами и, натолкнувшись на сильно укрепленный район противника, попали под губительный огонь вражеских дотов.

Так называемые Фокшанские ворота прикрывали стокилометровый проход между отрогами Восточных Карпат в глубь Румынии. Командование противника было уверено в неприступности Тыргу-Фрумосского укрепрайона.

- Да, крепкий орешек! - изучая первые донесения разведчиков, качали головами командиры полков, собравшиеся на короткое совещание в штабе дивизии.- С ходу не расколешь. Но расколоть надо!

О том, что представлял собой весь укрепрайон, мы узнали позже. Это была действительно серьезная преграда. Мощные доты были в шахматном порядке расположены по склонам господствовавших над местностью холмов, и линии их убегали в глубину обороны. Доты связывала друг с другом многослойная огневая система и подземные ходы. Лобовая стена железобетонного подземного сооружения имела двухметровую толщину. Сверху бетонное перекрытие было обваловано трехметровой земляной насыпью. У каждого дота - несколько пулеметных амбразур, бойницы для стрелкового оружия, выдвижные бронеколпаки со скорострельными орудиями. В подземной железобетонной крепости-редуте находился гарнизон численностью до взвода, состоявший из отборных румынских войск с немецкими инструкторами. За передней полосой через каждые один-два километра - новые укрепления на отсечных позициях. И так - до двенадцати километров в глубину. С тыла укрепрайон подпирали гитлеровские танковые и моторизованные части.

Казалось, неприступнее рубежа не найти, враг все использовал и предусмотрел. Полоса укрепрайона тянулась по гребням высот без малейших щелей в «Фокшанских воротах».

Наши войска находились на равнинной, местами заболоченной местности. Вдоль линии холмов протекала речушка с трясинными, почти непроходимыми для танков берегами.

229- му гвардейскому полку достался участок, в котором насчитывалось около двадцати крепостей-дотов.

Гвардейцы получили приказ перейти к жесткой обороне и начать тщательную подготовку к прорыву Тыргу-Фрумосского рубежа.

Решили зарываться в землю и метр за метром постепенно приближаться к дотам; ночью рыли траншеи в направлении к противнику, днем, если позволяла обстановка, делали «усы» - поперечные отсечки-ответвления. Выброшенную землю тщательно маскировали. Это называлось рыть «сапой». Каждая такая «сапа» была шириной в двести-двести пятьдесят метров, а на участке их было четырнадцать. Наши инженеры подсчитали: за три с половиной месяца саперной лопаткой было вырыто 60 километров траншей и ходов сообщений.