И именно на том северном перекрестке вскоре произошла страшная авария, унесшая жизни мамы и Жениного отчима…

Теперь Женя впервые поняла, о чем говорила мама. Особое чувство. Не страх и не надежда, не любовь и не ненависть. Но она знала, что Константин каким-то важным образом войдет в ее жизнь.

Природа одарила профессора Волчеткина не только прекрасным басом, но и незаурядным даром рассказчика. На его лекции студенты ходили с удовольствием. Артистичность сочеталась у него с естественностью, даже задушевностью, он умел обращаться ко всей аудитории в целом и к каждому слушателю в отдельности.

Мила иногда присутствовала на его лекциях, похожих на моноспектакли, собиралась и сегодня, но позвонила Женя, попросилась зайти, и Мила осталась в отделении.

Женя навещала ее редко, всегда под благовидным предлогом, но Мила понимала, зачем она приходит. Понимала и завидовала самоотверженной и чистой влюбленности девушки.

Какая нужна душа, чтобы радоваться редким случайным встречам, нанизывать их на нитку времени, словно жемчужины, а потом перебирать, как четки…

И Мила когда-то была так влюблена. В седьмом классе школы, абсолютно безнадежно, в круглого отличника из десятого. Они не были знакомы, но это не имело никакого значения. Прошло больше двадцати пяти лет, а она до сих пор помнит, как сжималось и екало сердце, стоило увидеть его. Причем встречи в школе не считались, нужно было увидеть его на улице…

И, странно, эти моменты и сейчас с фотографической точностью встают у нее перед глазами. Иногда так ярко, будто она проваливается на четверть века назад, попадает в узкий серый двор со снежной кашей под ногами и стоит возле трансформаторной будки, в голубых резиновых сапогах, которые немилосердно жмут, а он идет навстречу, размахивая сумкой, и равнодушно скользит по ней взглядом.

Или бесснежный январь, дома облиты темнотой, словно шоколадом. Мила снова в его дворе, делает вид, что гуляет. Она забыла большинство нарядов, которые переносила за всю свою жизнь, а его большую меховую ушанку помнит до последнего волоска!

Никогда больше мир не был таким чудесным, как в тот год! Детская влюбленность словно приоткрыла маленькую, микроскопическую щелочку в небеса, и жизнь Милы будто освещалась их неведомым светом.

Но у нее это прошло с взрослением, а Женя до сих пор живет в сказке.

Женя узнала о тяжелом положении Руслана, когда работала санитаркой. Волчеткин женился в свое время по любви, на очень приятной девушке, и был счастлив. Но через год жена заболела, проявилось наследственное психическое заболевание. Руслан делал все что мог, возил ее к лучшим специалистам, но болезнь прогрессировала.

Насколько Миле было известно, это была какая-то редкая форма шизофрении. Ольга оставалась милой и приветливой, не замыкалась в себе, но вела жизнь пятилетней девочки с куклами и прочим, а Руслана считала товарищем для игр.

Он преданно ухаживал за женой, занимался с ней. О полноценной супружеской жизни не могло быть и речи, но Руслан не оформлял развод и даже не имел связи на стороне. Хотя мог бы присоединить свой голос к стройному хору мужчин, поющих песню «дорогая, моя жена больна, надо только немного подождать», с большим основанием, чем кто-либо другой.

А Женя готова разделить и пожертвовать. Если бы Руслан только намекнул… Она бы спала с ним, ухаживала за его женой, а его нежелание развестись только подогревало бы ее чувство: ведь он такой верный!

Ирония состоит в том, что только несчастные забитые девочки, не видевшие в семье любви, способны без сожалений бросить свою жизнь на ее алтарь. От избалованных таких подвигов не дождешься.

Можно углубляться в психологические дебри, но ответ казался Миле простым. Этим девочкам подспудно внушили мысль, что любовь – очень ценный приз, который надо заслужить. А дети из дружной семьи вырастают в убеждении, что любовь повсюду, и жертвовать собой ради нее так же нелепо, как платить за воздух, которым дышишь.

Руслан знал о Жениных чувствах. Работая в клинике, девушка держалась с большим тактом, не навязывалась, но, даже не обладая чувствительной душой, достаточно было посмотреть, как она гладит профессорский халат, чтобы все понять.

Работа была тяжела для хрупкой Жени, общение с другими санитарками почти невыносимо, но она терпела ради Волчеткина.

А хуже всего было то, что она тоже нравилась ему. Все решил новогодний корпоратив, если можно так назвать обычную пьянку в конференц-зале. Мила тогда подарила Жене очень красивое платьице, но дело было, конечно, не в нем. И не в помаде, которой девушка слегка тронула губы. И не в том, что она распустила свой пучок, и оказалось, что у нее чудесные волосы…

Просто глаза ее сияли предчувствием чуда, и все смотрели только на нее.

Мила насторожилась, сердце заныло, когда она заметила, с каким выражением лица Руслан подошел к Жене… К счастью, зазвучала противная тягучая песня, которая неизвестно как попала на волну танцевального радио. И Мила увидела, что Руслан сразу расслабился. Как говорится, романтический момент был упущен.

А сразу после праздников Женя уволилась.

В ординаторской было почти пусто, только доктор Спасский, помятый, но спортивный мужичок неопределенных лет, что-то увлеченно писал на доске объявлений. Мила присмотрелась. Под новым перечнем медикаментов, которые больше нельзя назначать обычным больным, Спасский написал: «Доступные методы лечения по ОМС: 1. Лечебное голодание 2. Уринотерапия 3. Посещение часовни».

– Мы с Женей попьем чайку, ты не против?

– Я и сам собирался. – Спасский бросил штриховать лавровую веточку и сел за стол. – Только вас, девочки, ждал.

Женя достала из сумочки бутерброды, но не успел Спасский восхититься, зашел ординатор:

– Андрей Петрович, анализы готовы. Можно подавать?

– Анализы, анализы… – простонал Спасский, разрезая Женин бутерброд на интеллигентные канапе. – У меня сегодня за ночь три аппендицита и проникающее ножевое! Менялся-менялся дежурствами, вот и доменялся.

– В жизни всегда есть место подвигу, – хмыкнула Мила.

– Да, но лучше от этого места держаться подальше! Думал, после бурной ночи хоть днем не дернут, но нет! Изволь, четвертый аппендюк! Никогда не меняйся дежурствами, Мила, никогда! Ни при каких обстоятельствах. И сама всю смену не присядешь, и тот, с кем поменялась.

– Хочешь, я за тебя схожу? – предложила Мила.

– Спрашиваешь! А мне что для тебя сделать?

– Не знаю… С Женей чайку попей.

– Я хотела спросить… – Женя мягко взяла Милу за локоть. – Позже мы не успеем поговорить. Как быть с Константином? – тихо спросила она.

– С кем? – история с Жениным поклонником уже вылетела у Милы из головы.

– Если он опять позовет меня на каток, что ему сказать?

Девушка выглядела расстроенной. Мила пожалела, что у нее не хватает силы духа прямо заявить Наталье Павловне: не лезьте к людям со своей нафталиновой моралью!

– Ну хочешь, я попрошу Мишу соврать, будто он познакомился с твоим ухажером? Хотя эта за… то есть Наталья Павловна, не успокоится, пока ей его не подадут на блюде и с соломинкой в сонной артерии, чтобы она могла высосать у него пару литров крови. Боюсь, тебе придется тащить его домой.

– В чем проблема? – увлеченно жуя, Спасский с интересом прислушивался к разговору.

Женя моментально покраснела, но Мила не обратила внимания на ее смущение.

– Странно, знаешь ли, приглашать кавалера знакомиться с родней на втором свидании! – сказала она. – А Наталья Павловна требует.

Спасский был вторым человеком в клинике после Руслана, с кем Мила делилась своими бедами, поэтому он знал о Милиной свекрови намного больше, чем ему хотелось бы знать.

– Да приведи его в дом, успокой старушку! – засмеялся он. – Может, парень и не испугается. Главное, Женя, не оправдывайся.

Мила фыркнула. «Не оправдывайся!» – было жизненным девизом Спасского. Начальники орали на него до хрипоты, сулили выговоры и тюрьму, а ему все было нипочем. Он не снисходил не только до оправданий, но даже до объяснений. От этого и карьеры не сделал, хотя был очень хорошим врачом. На его идеях вырастали прекрасные кандидатские диссертации, а докторская самого Спасского почему-то оказалась недостойна защиты.