Упомянул Горбачев и о той лжи, которую он еще 18 августа услышал от приехавших к нему путчистов – будто Ельцин уже арестован:
– Элементом… шантажа по отношению к Президенту страны было сообщение о том, что Президент России уже арестован. Иначе говоря, расчет был вот такой: нанести удар, изолировать Президента страны, если он не согласится на сотрудничество с этими реакционными силами, и изолировать Президента Российской Федерации.
Отвечая на вопросы, президент коротко сказал о своем будущем политическом курсе, сказал довольно расплывчато и общо: «нужна мощная перегруппировка политических сил, нужны надежные властные структуры и расстановка сил, кадров, которая обеспечила бы продолжение реформ».
Конкретным был лишь один пункт, касающийся любимого детища Горбачева − Союзного договора:
− Мы должны идти, и быстрее, к Союзному договору. Ведь в общем-то именно подписание нового Союзного договора при всей его критике с разных сторон подстегнуло все реакционные силы предпринять этот путч, потому что они знают, что такое новый договор и его последствия.
По словам Горбачева, «все республики, все руководители республик высказывались за то, чтобы мы сейчас взаимодействовали вместе в рамках единого Союза».
Подобные слова он еще долго будет произносить, словно заклинание: все республики − за Союз. Будет говорить их даже и тогда, когда от Союза уже ничего не останется.
Горбачев, «глядя в глаза» собравшимся, признался, что он пережил тяжелейшую личную драму, близко столкнувшись с предательством и предателями: ведь в числе тех, кто привез ему ультиматум, были начальник его президентского аппарата Болдин, человек, которому он «полностью доверял», член Политбюро, секретарь ЦК Шенин, заместитель Горбачева по Совету обороны, бывший секретарь ЦК Бакланов…
Как говорилось в сообщении ТАСС, Горбачеву было задано немало «трудных» вопросов. На многие из них ему пришлось отвечать, «преодолевая смущение и самолюбие».
В общем, эта встреча с российскими депутатами 23 августа, включая сюда и ельцинский демарш с подписанием «антикоммунистического» указа, стала очередным серьезным испытанием для нервной системы президента СССР.
Горбачев − больше не генсек
24 августа во второй половине дня Горбачев заявил, что слагает с себя полномочия генсека ЦК КПСС, объясняя это тем, что руководство партии «не выступило против государственного переворота», «не сумело занять решительную позицию осуждения и противодействия, не подняло коммунистов на борьбу против попрания конституционной законности»; более того, «среди заговорщиков оказались члены партийного руководства», «ряд партийных комитетов, средств массовой информации (надо полагать, имелось в виду − партийных. − О.М.) поддержали действия государственных преступников».
Слагая с себя полномочия генсека, Горбачев призвал и ЦК КПСС принять «трудное, но честное» решение − самораспуститься.
Казалось бы, странно: всего лишь двое суток назад Горбачев заявил, что «до конца» будет бороться за реформирование партии, за реализацию «обновленной» программы КПСС и вот… Конечно, сохранять это намерение, этот порыв можно было и расставшись с должностью генсека, оставаясь рядовым членом партии (из нее Горбачев не выходил), однако на практике… На практике, как мы понимаем, такие возможности у него резко сокращались, сокращались почти до нуля.
Не думаю, что Горбачев покидал свой пост с большим сожалением. Он собирался его оставить еще на апрельском пленуме 1991 года. Но, вообще-то, если задуматься, для сожаления, наверное, могли быть причины. В конце концов, именно благодаря этой своей партийной должности − генсека − Горбачев получил возможность совершить главное дело своей жизни, великое дело − начать и достаточно далеко продвинуть гигантские демократические преобразования в стране, стать инициатором фантастических по своим масштабам изменений в мире.
Но вот – ушел. Покинул свой пост, исходя не из смены идеологических пристрастий, а из трезвого политического расчета. С его уходом бесславно завершилось непомерно затянувшееся, семидесятичетырехлетнее «триумфальное» бытие бывшей «руководящей и направляющей», с позволения сказать, «ума чести и совести нашей эпохи». Помимо того, что Ельцин небрежно, как бы мимоходом, подмахнул на встрече с российскими депутатами указ о приостановке ее деятельности на необъятных российских просторах, она теперь лишалась и своего вожака. В общем, как говорится, для нее наступил «полный абзац».
Впрочем, осколки ее, возглавляемые уроженцем деревни Мымрино, что на Орловщине, бывшим инструктором ЦК КПСС и капитаном волейбольной команды этого высшего партийного органа, верным ленинцем-сталинцем товарищем Зюгановым, еще долго будут коптить небо, мороча голову довольно значительной части российской популяции набившими оскомину разговорами о несбыточной коммунистической утопии.
ГКЧП нет, угрозы остаются
Итак, после путча, который вроде бы был направлен на то, чтобы спасти советскую империю, она, напротив, стала стремительно разрушаться. В конце августа у нее еще оставались три главные опоры − президент, Верховный Совет и Съезд. Кроме них, были разнообразные союзные властные структуры, но они играли в общем-то второстепенную роль. Главных властных опор было три.
Президент Горбачев лишь короткое время по возвращении из Фороса пребывал в растерянности − как быть, в какую сторону грести. Но быстро сориентировался, понял: в прежнем виде Союз сохранить уже невозможно, надо приложить все силы, чтобы, включившись в набирающий обороты процесс его трансформации, спасти союзное государство хоть в каком-то виде, предотвратить его полный и окончательный распад.
За вычетом президента, на пути этого не вполне ясного по своей сути процесса оставались две преграды, олицетворяющие старый Союз и вроде бы не собирающиеся расставаться с ним, − союзный Верховный Совет и Съезд народных депутатов СССР. Насколько серьезны эти препятствия, в общем-то тоже было не вполне ясно. По крайней мере, Съезд мог оказать достаточно серьезное сопротивление. Так или иначе, чтобы как-то трансформировать старый Союз, решительным образом обновить его, не обязательно его разрушая, эти барьеры предстояло преодолеть.
Однако все более очевидно становилось, что и до разрушения совсем недалеко…
Украина объявляет о своей независимости
24 августа Верховная Рада Украины провозгласила ее независимым демократическим государством. Согласно постановлению Рады, отныне на территории республики действуют лишь ее Конституция, законы, постановления правительства и другие республиканские законодательные акты. Пояснялось, что этот шаг предпринят, «исходя из смертельной опасности, нависшей над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР 19 августа 1991 года».
В общем-то, если читать текст постановления, это была еще не совсем независимость, не та независимость, которую провозгласила, например, Литва 11 марта 1990 года. Там предполагался выход республики из СССР, здесь пока еще – нет. Здесь декларировалось лишь верховенство республиканских законов. Точнее, даже не верховенство, а их единственность в качестве законодательных актов. Короче, постановление о независимости было скорее все той же декларацией о суверенитете.
Вопрос о настоящей независимости предполагалось решить на всеукраинском референдуме 1 декабря.
Такие референдумы в ту пору проводились не во всех республиках. Почему на Украине решили к нему прибегнуть? Ну, формально – чтобы придать акту о независимости больший вес, чтобы потом можно было говорить: ну, смотрите, почти весь народ, в едином порыве, проголосовал за независимость. Подозреваю, однако, что тут еще был некий политический расчет Кравчука, в то время председателя Верховной Рады. Думаю, три остававшихся до референдума месяца ему нужны были, чтобы поиграть с Москвой «в кошки – мышки». Нетрудно было догадаться, что из Москвы, из союзного Центра его каждый день будут увещевать: «Остановитесь! Не покидайте нас!» (Всем было ясно, что с уходом Украины Советскому Союзу – конец). А он будет надувать щеки и сквозь зубы цедить: если, мол, будете себя хорошо вести, может, и не покину. И выторговывать под это дело разнообразные поблажки.
