До этой минуты заговор протекал, как видим, довольно четко и слаженно.

Тут еще стоит обратить внимание на одну деталь. Хотя Плеханов и отстранил начальника президентской охраны генерал-майора Медведева (мы всегда его видели по телевидению за спиной у Горбачева, – в штатском, разумеется) и отослал его в Москву, тот особо вроде бы и не сопротивлялся своему смещению и позже фактически примкнул к гэкачепистам. В то же время тридцать два человека из охраны президента заявили, что останутся ему верны и будут защищать его до конца.

Из воспоминаний Горбачева:

«18 августа на даче в Форосе, после обеда, я вернулся к работе над текстом речи, с которой должен был выступить при подписании Союзного договора. На 19 августа назначил вылет в Москву. О предстоящем подписании Договора и заседании Совет Федерации накануне был разговор с Ельциным и Назарбаевым. 18 августа – около полудня – разговаривал с Янаевым. Он, между прочим, благодарил меня, что я его предупредил о времени прилета в Москву, обещал обязательно встретить. Затем я разговаривал с Величко (заместитель премьера), Вольским (Научно-промышленный союз), Гуренко (первый секретарь ЦК КП Украины). Дементей (Белоруссия) не ответил на мой звонок – его не было на месте. И уже в 16-30 обсуждал по телефону предстоящую речь со своим помощником Шахназаровым (это был последний телефонный разговор Горбачева: за спиной у телефонистки уже стояли офицеры КГБ, готовые отключить связь. – О.М.)…

18 августа в 17 часов без десяти минут мне сообщил начальник охраны, что прибыла группа лиц, которые требуют встречи со мной. Я никого не ждал, никого не приглашал, и меня никто о чьем бы то ни было прибытии в известность не ставил. Начальник охраны сказал, что он также ничего не знал об этом. «Почему Вы тогда пропустили их?» – «С ними приехал Плеханов» (начальник управления охраны госбезопасности), – ответил он. Иначе охрана не пропустила бы их к Президенту. Таковы правила. Жесткие, но необходимые.

Первое желание – уточнить, кто их послал сюда. Поскольку со мной вся связь – и правительственная, и простая, и стратегическая, и космическая, и т.д., – поднимаю трубку одного из телефонов (я как раз работал в кабинете), – молчит. Поднимаю вторую, третью, четвертую, пятую – то же самое. Поднимаю внутренний телефон – выключено…»

В 16-32, сразу после разговора Горбачева с Шахназаровым те самые сотрудники УПС КГБ повыдергивали дужки из гнезд на спецкоммутаторе в Мухалатке. Были «вырублены» телефоны не только в резиденции Горбачева, но и в расположенных поблизости санаториях, где проводили свой отпуск различные высокопоставленные чиновники. На всякий случай. Чтобы никто ничего никому не мог сообщить.

Нетрудно было понять, что происходит нечто экстраординарное. Прежде чем принять гостей, Горбачев, по его словам, направился к своей семье, – жене, дочери и зятю. Рассказал обо всем. Горбачев:

«Для меня ясно: речь идет об очень серьезном. Не исключаю попытки шантажа или ареста, или чего-то другого. В общем, все, что угодно, может быть. «Вы должны знать, – сказал я Раисе Максимовне, Ирине и Анатолию, – ни на какой шантаж, ни на какие угрозы, ни на какое давление не поддамся и от своих позиций не отступлю». Но нельзя исключить, что за этим и в отношении к членам семьи могут быть приняты самые жесткие действия.

Вся семья высказалась за то, что это должно быть моим решением: они готовы до конца разделить со мной все, что будет. На этом закончился наш совет».

Тут я хотел бы напомнить, как Горбачев реагировал на предупреждение Яковлева о том, что готовится переворот: «Саша, брось ты. Ты переоцениваешь их ум и храбрость». И комментарий Яковлева: «Ничего я не переоценивал. Я знал их всех как облупленных».

С каким-то поразительным легкомыслием реагировал Горбачев на такого рода предупреждения. А их ведь было немало, в том числе и президент Буш его предупреждал. Правда, как уже говорилось, немного с датой путча промахнулся, – сообщил, что по данным американской разведки, путч случится 21 июня, – ну да все равно, такие предупреждения должны были Горбачева насторожить. Не насторожили.

Либо же здесь речь идет о чем-то другом – о тонкой игре, которую в то время вел Горбачев и о которой никто – ни одна душа! – не была поставлена в известность: ну да, считайте меня таким доверчивым, таким легкомысленным; вообще-то я не верю, что они отважатся на какой-то заговор, на какой-то переворот, но если вдруг отважатся, – посмотрим, что у них выйдет и как всё повернется…

И вот теперь – визит непрошенных гостей. Ситуация вроде бы в самом деле драматическая. Вообще-то обычный сценарий заговора и переворота: заговорщики с боем, преодолевая сопротивление охраны, врываются к тому, кого хотят свергнуть, арестовывают или просто расстреливают его… А тут… И сопротивления никакого нет: перед заговорщиками распахиваются все ворота, все двери – почти до дверей президентского кабинета. В сам кабинет, соблюдая правила вежливости, гости все же не входят, ждут, когда появится хозяин.

 Горбачев:

«Я пошел, чтобы пригласить прибывших, но они уже сами поднялись к кабинету – небывалая бесцеремонность. Болдин – руководитель аппарата (президента – О.М.), Шенин – член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, Бакланов – мой заместитель по Совету обороны, бывший секретарь ЦК. Четвертый, кто был с ними – это Варенников, генерал армии, человек далекий от меня, тем не менее, это тот человек, который потом ездил на Украину и предъявлял ультиматум Кравчуку. Плеханов тоже был с ними, но я его выставил из кабинета».

Так, наверное, оно и было: Плеханова, по его «холопскому» статусу (хотя – генерал-лейтенант), Горбачев просто спровадил за дверь. Тот засуетился-засуетился, но так и остался за дверью. Горбачев:

«Сразу в начале встречи я поставил вопрос: «Прежде чем продолжать разговор, хочу спросить: кто вас послал?» Ответ: «Комитет»…

– Какой комитет?

– Ну вот – комитет в связи с чрезвычайной обстановкой в стране.

– Кто его создал? Я не создавал, Верховный Совет не создавал. Кто его создал?

Речь со стороны прибывших шла о том, что люди уже объединились и нужен указ Президента (о введении в стране чрезвычайного положения. – О.М.) Вопрос передо мной поставлен так: или вы издайте указ и оставайтесь здесь, или передайте полномочия вице-президенту. Бакланов сказал, что Ельцин арестован. Затем поправился: будет арестован по пути.

– В связи с чем так ставится вопрос?

– Ситуация в стране такая – страна катится к катастрофе, надо принимать меры, нужно чрезвычайное положение – другие меры уже не спасут, нельзя больше предаваться иллюзиям…

И так далее.

Мой ответ состоял в том, что я не хуже их знаю политическую, экономическую, социальную ситуацию в стране, положение людей, их жизнь, все тяготы, которые они несут сейчас. И надо делать быстрее все то, что нужно для улучшения жизни. Но я решительный противник… таких способов решения вопросов, которые всегда приводили к гибели людей – сотнями, тысячами, миллионами… Ультиматум их я отверг…

– И вы, и те, кто вас послал – авантюристы. Вы погубите себя – ну, это ваше дело, черт с вами. Но вы погубите страну, все, что мы уже сделали. Передайте это комитету, который вас послал. Сейчас мы подошли к подписанию Договора. Вместе с республиками подготовлены крупные решения по продовольственным, топливным, финансовым проблемам… Только самоубийцы могут предлагать сейчас вводить чрезвычайный режим в стране. На это я не пойду. Именно в этот момент Варенников заявил:

– Подайте в отставку.

Это наглое требование генерала я отклонил: вы не дождетесь от меня ни того, ни другого, передайте это всем тем, кто вас послал сюда…

Ну, вот вы завтра чрезвычайное положение объявите. А что дальше? Вы хоть спрогнозируйте на один день, на четыре шага – что дальше? Страна отвергнет, не поддержит эти меры. Вы хотите сыграть на трудностях, на том, что народ устал, что он уже готов поддержать любого диктатора…