Секурис размышлял, как поступить. Лицо его нервно подергивалось, рука застыла на портупее.
— Ладно, давайте распоряжение Голиана, — решительно махнул он рукой. — Какое и сколько оружия вам требуется?
— Разное, и как можно больше: пулеметы, автоматы, винтовки, гранаты, патроны, — загибая на руке пальцы, перечислял Егоров. — И транспорт.
Майор обессиленно плюхнулся в мягкое кресло, взял ручку и стал торопливо что-то писать на бумаге, подписанной Голианом. Поставив размашистую подпись, начал шарить под крышкой стола в поисках кнопки звонка.
— Кого вам позвать? — предупредительно спросил Подгора.
— Адъютанта, — хрипло произнес Секурис.
Йозеф скрылся за дверью и тут же возвратился в кабинет с адъютантом майора.
— Возьмите это требование, — протянул Секурис ему бумагу. — Идите с господином офицером, — кивнул он в сторону Егорова, — на оружейные склады и позаботьтесь, чтобы все, перечисленное в требовании, было выдано. А я поеду домой. Мне нездоровится. — Командир полка схватился за сердце.
— Есть! — послушно ответил адъютант. — Разрешите идти?
— Идите, голубчик.
— За оружием пойдет этот господин, а я пока останусь здесь. — Егоров показал на Григория Мыльникова и подошел к нему. Мыльников встал, молодой, коренастый, в черной кожанке и черной мерлушковой папахе. — Гриша, обеспечь погрузку оружия. Да не мешкайте. Я сейчас выеду и организую встречу в горах.
— Узнаю русских партизан, — криво усмехнулся Секурис. — Мне приходилось встречать этих храбрых и находчивых воинов.
— Рад был с вами познакомиться, — сказал Егоров. — Хотел бы еще раз встретиться, но уже товарищами по оружию.
Секурис безвольно опустил голову и, уставившись в зеленое сукно письменного стола, о чем-то думал, стараясь не смотреть на Егорова.
Вскоре серенький «мерседес», петляя узенькими улочками Брезно, выбрался на тракт, ведущий в горы. Тут Егоров и Подгора решили подождать своих. И вот из города на большой скорости вылетела колонна грузовых машин. В кабине каждой рядом с водителем находился словацкий солдат-автоматчик, а в кузове передней машины на покрытых брезентом ящиках сидел Григорий Мыльников с немецким автоматом наготове.
— Считай, Йозеф, что мы сегодня выиграли сражение. — Егоров радостно хлопнул Подгору по спине и приказал Павлу Строганову: — Следом за колонной!
Быстро добрались до условленного места у подножия горы и принялись разгружать оружие.
— Ну и денек выдался! — утомленно опустился Егоров на один из ящиков.
— Что и говорить — счастливый день, Алеша! Он принес нам целое богатство.
К месту разгрузки стали прибывать жители окружающих сел. Люди шли с радостью, крестьяне в праздничных одеждах. Из сотен людей был создан живой конвейер, и пошло оружие из рук в руки беспрерывным потоком до самого партизанского лагеря на Прашивой.
А вечером, когда управились с разгрузкой оружия, на полянах возле костров молодежь пела и танцевала, настроение у людей было радостное.
Наутро Егоров радировал в штаб партизанского движения, что, вступив в деловые контакты с антифашистами словацкой армии, с согласия Словацкого национального совета партизанские отряды снабжаются оружием с военных складов. Первая партия оружия отрядом получена без осложнений…
НАКАНУНЕ ВОССТАНИЯ
Жаркие дни, холодные ночи — таков август в Татрах. На Прашивой вырос лагерь из землянок. Прячась от холода, зарывались в землю партизаны Егорова. Их было уже много, более двух тысяч, а люди все шли: рабочие из Подбрезова и Брезно, Банской-Бистрицы и Зволена, лесорубы Погронья, крестьяне из Буковца и Моштенице, Гиядля и Подкониц, Преданны и Лученца. В двенадцать батальонов собрались люди двадцати двух национальностей — настоящий интернационал. И тогда Словацкий национальный совет преобразовал отряд Егорова в Первую чехословацкую партизанскую бригаду.
Прибавилось забот у комбрига Егорова, комиссара Мыльникова, начальника штаба Ржецкого. Надо было эту неорганизованную толпу научить владеть оружием, научить дисциплине. Ни свет ни заря горы полнились шумом учебной стрельбы. Бывалые солдаты помогали новичкам изучать оружие. Прашива превратилась в учебный полигон.
Хватало забот и штабу — разведка, связь с соседними отрядами, формирование батальонов. Осунулся, побледнел Антон Ржецкий.
Получив оружие, партизаны рвались в бой. В покинутых селах остались неотмщенными обиды, души людей переполнены ненавистью к фашистам. Но Словацкий национальный совет настойчиво требует повременить еще, не начинать боев. И коммунисты бригады идут от бойца к бойцу, разъясняя необходимость лучшей подготовки к боевым действиям, необходимость консолидации всех сил Сопротивления.
Была еще одна забота у командиров. Скоро в бой, а у бригады нет налаженной тыловой службы. А тыл — это когда, не оглядываясь, боец знает, что, если кончатся у него патроны, их поднесут, а после боя накормят; если ранят — придут санитары, перевяжут и вынесут с поля боя. Много забот у тыловой службы. Но кто ее возглавит, кому можно доверить сложное хозяйство крупного партизанского соединения с базой, госпиталем, обозами?..
Не одного кандидата отверг командир бригады. Но вот появился из Горны Василий Мельниченко — слабый, больной, с палочкой, но по-прежнему энергичный и веселый. И решили — быть ему…
Не знал Василий, что его ждет, когда припадая на больную ногу, шел за Павлом Строгановым от медицинского шалаша к домику комбрига.
— Ну, как здоровье, гвардеец? Не помешает нога воевать?
Мельниченко, боявшийся, как бы не списали его в инвалиды, не почуял подвоха в словах командира.
— Нормально, товарищ командир, хоть сейчас в строй, на любое место…
И поймали молодца на слове.
— Со дня на день пойдет бригада в бой, — начал комбриг Егоров. — И кто знает, сколько продлятся эти бои. Прашива останется нашей базой, я бы сказал, родным домом, где можно найти и отдых, и пищу, и заботу. Да и в походе боец нуждается в заботе. Как смотришь, — Егоров положил руку на плечо Василию Мельниченко, — если таким заботливым хозяином станешь ты?
Мельниченко, начиная догадываться, зачем его вызвали, зябко передернул плечами.
— Да не поводи ты плечами, будто хомут давит, — засмеялся Алексей Семенович. — У всех у нас упряжь новая.
— Если только это дело осилю.
— Осилишь, — ободряюще подмигнул Григорий Мыльников. — Не такое уж страшное дело.
Мельниченко промолчал.
— Ну и прекрасно, — сказал Егоров, — молчание — знак согласия. Людей мы тебе дадим, это ты уладишь с начальником штаба. Не стесняйся, требуй. У нас почти три тысячи бойцов, и о каждом надо позаботиться. Помни, ответственность большая, мы надеемся на тебя.
Росла бригада, росли вместе с ней и люди. Возглавили батальоны Иван Казачок, Леонид Славкин, закарпатский хлопец Волошин, словаки Подгора и Ваштик. Петр Николаев стал во главе разведывательной группы. Василий Кузнецов принял батальон из бежавших из плена советских солдат. Неподалеку от лагеря на Прашивой готовились к боям партизанские отряды словацких коммунистов Белика, Шагата и Калины, прошедших немалую школу в партизанских отрядах Украины и Белоруссии.
Они были частыми гостями у Егорова. Делились новостями, совместно разрабатывали планы будущих действий.
Вот и сегодня они вместе. Калина принес интересную новость: его разведчики перехватили письмо людака[7] Ф. Сламеня из Брезно, председателя окружной организации глинковской фашистской партии. В страхе он писал президенту Тисо об обстановке в Погронье:
«Славный пан президент! Население всего округа поражено вольными действиями партизан. Существуют опасения даже среди людаков, что ничто не помешает партизанам прийти в Подбрезово… и если даже кто и попытается что-нибудь им сделать, то это будет курам на смех. Поэтому я разрешаю себе нижайше сообщить об этом вам и просить вас, славный пан президент, чтобы вы были так любезны приказать соответствующему военному ведомству или полицейскому ведомству о как можно более скором вмешательстве, дабы воспрепятствовать этим неугодным действиям, так как сейчас нам приходится считаться с тем, что 70 граждан нашего округа перешло на сторону партизан. И если так будет беспрепятственно продолжаться, как это происходит сейчас, я опасаюсь, что через несколько дней в нашем округе будут уже целые партизанские деревни…»
