Могут возразить, что большинство людей исповедуют веру своих отцов, не вникая в причины этого, и что на веру большей части человечества мало оказывают или совсем не оказывают влияния логические выводы, опирающиеся на разум и природу вещей. Мы признаем, что слишком часто бывает именно так и что многие достойны порицания за то, что не развивают и не совершенствуют своего разума, не составляют более правильного суждения о своих традициях и не исповедуют более справедливой и возвышенной веры. Это, однако, вовсе не опровергает вышеприведенных доводов относительно природы веры. В самом деле, хотя следует признать, что большая часть человечества не рассуждает или не станет рассуждать сколько-нибудь основательно о традициях своих праотцев, а слепо принимает их, тем не менее одно суждение, верное или ошибочное, люди составляют в уме, а именно что их традиции правильны, так как никто бы не мог в них верить, если бы знали, что они неправильны. Мы питаем естественное пристрастие к своим прародителям, чью память нам по справедливости надлежит чтить и чьи заботы о передаче от отца к сыну религиозных представлений и нравов, какие, по их предположению, будут способствовать благополучию и счастью их потомков в этом и загробном мире, естественно побуждают нас дорожить традицией, принимать и блюсти ее. Добавьте сюда, что священнослужители всех вероисповеданий «кстати и некстати» насаждают и внушают те же догматы, которые по приведенным выше соображениям побуждают человечество в целом по меньшей мере молчаливо соглашаться с соответствующими традициями и, не вникая в них, считать их правильными и непогрешимыми, хотя изучению их не сопутствуют логические рассуждения, исходящие из природы вещей. И в той же мере, в какой они не в состоянии привести убедительных доводов относительно своих традиций, они непременно заблуждаются и в отношении разумности их веры.

При всем том возможно, что часть людей по традиции или случайно права во многих или почти во всех отношениях. Допустим, что это так, но и в этом случае они не могут получить разумного удовольствия или понять, в чем состоит истинность их правильной, как они полагают, традиции, или же испытать от нес больше удовлетворения, нежели другие получают от своих предположительно неправильных традиций. Ибо одно лишь сознание обнаружения истины в состоянии доставить удовольствие уму, созерцающему ее возвышенную красоту.

То, что традиция оказала сильное влияние на человеческий ум, повсеместно признано даже теми, кто руководствуется ею в догматах и наставлениях своей веры. В самом деле, хотя они слепы в отношении собственных суеверий, они, однако, в состоянии усматривать и презирать таковые у других. Протестанты весьма охотно замечают и выставляют напоказ слабые стороны католицизма, а католики с неменьшей готовностью и остроумием вскрывают заблуждения еретиков. С той же легкостью христиане и магометане выискивают друг у друга непоследовательности, причем и те и другие обнаруживают поразительную проницательность в выявлении суеверий языческих народов. Не молчат по этому поводу и иудеи: «Боже! язычники пришли в наследие твое, осквернили святый храм твой» [Псалм., 79, ст. 1]^{18}. Сколь отвратительным это должно было представляться народу, монополизировавшему религию! Подумать только: эти чудовищные язычники смеют приближаться к sanctum sanctorum! Христиане называют магометан ненавистным именем неверных, а мусульмане считают, что они не могут дать христианам худшего имени, нежели то, какое они сами себе присвоили, и потому называют их христианами.

Уже сделанных замечаний о традиции достаточно, чтобы напомнить нам о ее заблуждениях и суевериях, а также о предрассудках, к которым приводит нас фанатическая приверженность к ней, чего вполне достаточно, чтобы побудить нас тщательно изучить свои традиции и не успокаиваться до тех пор, пока мы в своей вере не будем руководствоваться разумом...

Ни одно из допущенных в религии заблуждений не было столь пагубным для нее, как те, что непосредственно касаются божественной природы. Неправильные представления о боге или его провидении подрывают в теории и на практике само основание религии, что явствует из суеверий, которыми проникнута большая часть людей. Вместо того чтобы поклоняться истинному богу, они тем или иным образом воздают божественные почести простым творениям, или рукотворным идолам, или таким [богам], какие существуют лишь в их богатом воображении.

Поскольку бог непостижим для нас, мы не можем понять все совершенство, из коего состоит божественная сущность; тем не менее мы можем (негативно) постичь многие вещи, из которых божественная сущность не состоит и не может состоять (положительно).

То, что она не состоит из трех или любого другого числа лиц, доказать так же легко, как и то, что целое больше части, или любое другое положение в математике.

Допустим, что три лица в предполагаемой троице либо конечны, либо бесконечны, ибо на лестнице бытия не может быть третьего вида существ, так как самые высшие степени конечности все еще остаются конечными, бесконечное же бытие не допускает никаких степеней или расширения. Поскольку все существа должны быть ограниченными или безграничными, совершенными или несовершенными, их надлежит называть либо конечными, либо бесконечными. Посему мы предположим, что три лица в троице всего только конечны, рассматриваемы особо и по отдельности одно от другого. В этом случае встал бы вопрос, может ли предполагаемая троица конечных существ, хотя бы и соединенных в одной сущности, быть чем-то большим, нежели конечным бытием. Ибо три несовершенных и ограниченных существа, соединенных вместе, не могли бы составить совершенного или бесконечного существа, так же как абсолютное совершенство не могло бы состоять из трех несовершенств. А это равносильно предположению, что бесконечность может быть сделана или составлена из конечности, или что абсолютное, никем не сотворенное и бесконечное совершенство могло бы состоять из трех личных и несовершенных натур. С другой же стороны, рассматривать каждое из трех лиц в предполагаемой троице как абсолютно бесконечное бытие прямо противоречило бы бесконечной и всеобъемлющей сущности. Допустить, что бог-отец бесконечен, — значит необходимо исключить предполагаемого бога-сына и бога-святого духа из божественной природы или сущности бога — единой бесконечной сущности, объемлющей все способности, достоинства и совершенства, какие только могут существовать в божественной природе. Если бы в одной и той же сущности могли содержаться три абсолютные бесконечности — а это то же самое, что три бога, — то почему там не могло бы содержаться и любое другое число бесконечностей? Но коль скоро бесконечность не допускает прибавления, то и множество бесконечностей не может существовать в одной и той же сущности, ибо действительная бесконечность есть строгая и абсолютная бесконечность и только; она не может состоять из бесконечностей или частей и не допускает никакого добавления. Личный или ограниченный бог — такое большое и очевидное противоречие, о каком только может помыслить человеческий ум. Это все равно, что ограниченная вездесущность, слабое всемогущество или конечный бог.

Из приведенных доводов относительно троицы мы заключаем, что божественная сущность не может состоять из троицы лиц, мыслятся ли они конечными или бесконечными.

Торговцы верою преподносят догмат о троице, стремясь внушить тревогу: «Кто хочет спастись, тот прежде всего должен исповедовать католическую веру, кто же не будет неуклонно придерживаться этой веры, тот, без сомнения, погибнет на веки вечные». Перейдем теперь к самому догмату: «Отец вечен, сын вечен и святой дух вечен, и все же это не три вечных, но одно вечное»^{19}. Говоря попросту, три лица в троице суть три вечных, рассматриваемых по отдельности, и все же они не три вечных, а одно вечное.