— Я посплю на топчане в рубке.

Я отправил вниз также и Картера. Я хотел, чтобы они выспались как можно лучше. На следующий день нам предстояло много работы, если мы ставили себе целью подняться по Согнефьорду. Наконец на палубе остались только мы с Уилсоном. Я стоял в кокпите и, опершись локтями о крышу рубки, разглядывал грот-мачту и смутные очертания паруса и оснастки на фоне черного неба. Яхта стремительно шла вперед, грациозно накренившись на подветренный борт и вспарывая воду, пеной шипевшую в желобах. Идти под парусами в такую ночь было одно удовольствие. Но в ветре чувствовался морозец, и я быстро продрог.

— Какой у тебя курс, Уилсон? — поинтересовался я у матроса.

— Норд тридцать вест, — откликнулся он.

Я сверился с картой. Мы уже оставили позади бесчисленные острова, разбросанные вдоль побережья по правому борту от нас.

— Разбудишь меня, когда ляжешь на новый курс, — попросил я и улегся на топчан. Легкое покачивание яхты и ритмичное поскрипывание оснастки мгновенно меня убаюкали, и я провалился в сон.

Когда мы легли на новый курс, я сел к штурвалу, а Уилсона отправил вниз спать. Было четыре часа утра, и так похолодало, что от пронизывающего ледяного ветра у меня онемело все тело. Я даже представить себе не мог, что люди огибают мыс Горн. Ветер теперь дул в левый борт, и яхта выровнялась. Я провожал взглядом свет маяка Утваер, пока он не скрылся за очередным мысом. На востоке занялся рассвет, серый, холодный и ясный. Из темноты ночи как будто вынырнули горы, окружив нас плотным кольцом. Они были серыми и очень массивными на вид. Но, не считая одной-единственной горы в форме огромной сахарной головы, в них не было ничего особенного. Я с таким же успехом мог находиться в Ирландии или идти вдоль берега какого-нибудь шотландского озера.

Снега почти не было видно. Отсюда виднелся лишь самый край огромных снежных полей, укрывавших горы. По мере того как светало, горы казались все более черными. Небо начали затягивать тучи. Серые рваные облака стремительно собрались и укутали поросшие деревьями склоны. Небо постепенно краснело, пока не вспыхнуло огнем, из которого взошло солнце, похожее на пламенеющее пушечное ядро, взлетевшее над вершинами гор. За бортами яхты бурлила огненно-красная пена. Но обрывки туч продолжали слетаться со всех сторон, подобно духам зла, вознамерившимся лишить землю и море тепла и света, и вскоре последние отблески небесного огня потускнели и исчезли. Внезапно солнце спряталось за тучи, все снова стало серым… серым и унылым. А затем нас окружила стена тумана.

Тем не менее именно в этот момент меня охватило волнение. Я в полном одиночестве управлял собственным судном. И я входил в самый длинный фьорд Норвегии, который протянулся на сто тридцать миль на восток, в сердце самой гористой части Норвегии. В ширину он достигал от двух до пяти миль, и с обеих сторон возвышались горы, крутыми скалистыми склонами спускаясь к самой воде. Глубина фьорда составляла столько же, сколько и высота гор. Я много о нем читал, и вот наконец мне предстояло по нему пройти. К тому же я делал это не ради удовольствия, а с определенной целью. Я шел во Фьерланд, расположенный под самым большим ледником Европы, — пятьсот восемьдесят квадратных миль сплошного льда. И я надеялся найти там правду о Фарнелле. Причина его смерти теперь была для меня важна не меньше, чем мысль о том, что он мог обнаружить. Я видел встревоженные глаза Джилл, и ее беспокойство каким-то образом передалось и мне.

Волна холодного тумана должна была смыть все мое волнение, но это ей не удалось. Произошло как раз обратное. Время от времени порыв ветра отдергивал серый занавес, позволяя мне бросить мимолетный взгляд на горы, вершины которых оставались по-прежнему от меня скрыты, но нависающая массивность которых предполагала бесконечные километры горных хребтов. «Вот так и надо познавать новую страну, — размышлял я. — Как женщину, постепенно». Я сжимал влажные от тумана рукояти штурвала, ощущая уверенную мощь ветра, увлекавшего «Дивайнер» все глубже в горы, и чувствовал, как загадка этих мест очаровывает меня все бесповоротнее.

Я так погрузился в созерцание и мысли, что время, которое на рассвете обычно тянется невыносимо медленно, пролетело незаметно. В восемь часов я позвал Дика и, передав ему штурвал, спустился вниз, чтобы поспать.

— Следи за ветром, — напутствовал его я, почти скрывшись в люке. — Горы не видны, но они окружают нас со всех сторон.

Видимо, я смертельно устал, потому что уснул мгновенно. Мне показалось, что уже в следующее мгновение меня затряс за плечо Кертис. Я резко сел на койке, вслушиваясь в звуки яхты. Она накренилась и стремительно шла вперед, с плеском взрезая носом волны.

— Когда мы будем в Лейрвике?

Он ухмыльнулся.

— Мы вышли из Лейрвика час назад.

Я мысленно выругался, кляня его за то, что он меня не разбудил.

— Как насчет Санде?

— Он позвонил, куда хотел.

— Он вернулся на борт?

— Да, я об этом позаботился. Я ходил с ним.

— Вы не знаете, в какой город он звонил?

Он покачал головой.

— Нет. Он не позволил мне войти в переговорную будку вместе с ним.

— Дахлер очнулся?

— Да, он в порядке. Не считая небольшого похмелья.

Я поднялся и направился в кают-компанию. Там сидели Санде и Дахлер. На столе между ними находилось то, что осталось от рисового пудинга. И снова я услышал имя Макса Бакке, на этот раз от Санде. Его голос нервно подрагивал и звучал неестественно высоко. Когда я вошел, он быстро оглянулся, и я заметил облегчение, промелькнувшее на его лице. Он явно обрадовался тому, что я прервал неприятный для него разговор.

— Кто такой Макс Бакке? — поинтересовался я, усаживаясь за стол.

Дахлер встал.

— Один из деловых знакомых мистера Санде, — тихо ответил он и обернулся к водолазу. — Мы еще поговорим о Максе Бакке. Там разъяснилось, мистер Гансерт? — спросил он, обращаясь ко мне.

— Я не знаю, — отозвался я. — Я еще не был наверху.

Он вышел, а я остался наедине с Санде.

— Кто такой Макс Бакке? — повторил я свой вопрос, накладывая себе в тарелку мясные консервы.

— Просто наш общий с мистером Дахлером знакомый, — ответил он.

Пробормотав какие-то невнятные извинения, он встал и едва ли не бегом покинул кают-компанию.

Покончив с ланчем, я поднялся на палубу. Шел дождь. Яхту окутывал густой туман. Горы с обеих сторон превратились в мутные тени. Боковой ветер налетал порывами, увязая в невидимых оврагах на склонах гор. Дик сидел за штурвалом. Его черный дождевик блестел от дождя, а крохотные капли влаги льнули к бровям. Джилл и Дахлер стояли в кокпите.

— Вы хорошо поспали? — спросила Джилл.

Ее лицо было очень свежим и румяным. Пряди светлых волос выбились из-под козырька черной норвежской зюйдвестки. Серые глаза улыбались и как будто подразнивали. Больше всего она была похожа на девчонку-подростка.

— Спасибо, неплохо, — кивнул я. — Дождь давно начался?

— Да он все время идет, — ответила она.

— В устье Согнефьорда дождь идет всегда, — сообщил мне Дахлер. — Это очень влажное место. — Он поднял глаза к свинцовому небу. — Скоро распогодится. Вот увидите.

Он оказался прав. К тому времени как мы поравнялись с Квамсоем, уже выглянуло солнце. Ветер повернул и теперь дул вдоль фьорда, нам навстречу. Мы убрали паруса и завели двигатель. Горы расступились. Теперь они были еще выше и еще массивнее. Но ничего величественного в них не было. Закругленные вершины венчали снежные шапки, но густо поросшие лесом склоны мягко спускались к спокойным водам фьорда. Казалось, они нежатся в лучах солнца, являя миру неожиданную гармонию ярко-зеленого цвета деревьев и ослепительно-белого снега. Меня эта ласковая улыбающаяся природа разочаровала. Я рассчитывал увидеть суровые горы, нависшие над нами отвесными склонами черных скал, и белое кружево гигантских водопадов, с шумом омывающих гранитные утесы.

Ветер стих, и поверхность воды превратилась в сверкающее зеркало. От яхты поднимался пар, а мне было жарко, несмотря на то что кроме рубашки с коротким рукавом на мне ничего не было. Дик пошел спать, и Дахлер тоже спустился вниз. Все остальные члены экипажа растянулись прямо на палубе и заснули на солнце. Джилл пришла на корму и присела рядом со мной в кокпите. Она ничего не говорила, а просто молча сидела, опершись подбородком о ладонь одной руки, и смотрела вперед, на широкий и плавный изгиб фьорда. Она ожидала своей первой встречи с Йостедалом.