Новый вопль, еще мощнее, чем первый, заставил застыть даже тех, кто не был скован корсетом. Кричал Кощей. Он в третий раз возопил, потом схватился руками за голову и бессвязно забормотал: "Бабушка! Бабушка... Вот, тебе, бабушка, и Юрьев день..."

   Сегодня был день Егория Вешнего. Но он - откуда узнал?

   Прервать этот поток сознания никто не спешил, все ожидали нового вопля. Пока действие замерло на немой сцене, я решил отыскать Гартамонова. Наверняка вся компания уже в курсе, сейчас ворвется в Кунсткамеру, и упускать такое событие было нельзя. Отключив планшет, я поспешил вниз.

   Спускаясь по лестнице, я увидел, как Гартамонов крупными шагами несся по направлению к галерее. Его обогнал Викторович, на ходу вынимая ключи.

   - И найдите мне Торопецкого! - распорядился ген.-пол.

   Но он и сам объявился, они с Сусанной присоединились к нам в галерее. За ними поспешали Джякус и Джус. Джус по пути уронил какой-то стенд, но Гарт даже не обратил на это внимания. Он жестом остановил ретивого Викторовича, который уже поворачивал ключ, и велел обнажить стекло. Викторович коснулся ширм, створки разъехались, открыв стеклянную стену - такими оборудованы следственные кабинеты в Депо. Готов поспорить, Торопецкий не знал про это усовершенствование. На лице его проглянула озабоченность, но он тут же вернул ему предыдущее выражение.

   Наблюдать сквозь стену было удобнее, чем через монитор.

   Кощей, которого я оставил еле воспрянувшим, сейчас был вполне бодр. Вадим, заложив руку за поясницу, другую к боку прижав, покачивался с пятки на носок перед неподвижной фигурой, напоминавший Гоголя, одновременно гоголевский персонаж и в то же время Адольфа Гитлера. На этом псевдо-Адольфе был куцый штатский мундир непонятного класса и ведомства. Я когда-то изучал мундиры разных эпох, но теперь путаю.

   Горыныч распростерся шевелящейся грудой. Пушкин вертел башкой. Каспар и Одиннадцатый замерли в неудобных позах. Еще две фигуры подавали признаки жизни, пытались встать. Остальные оставались статичны.

   Меж ними носилась Яга. Движения ее членов стали более согласованы, язык проворен и внятен.

   - Чую, будет мне сегодня пожива! - зловеще шипела она.

   Задетый ею муляж Мусоргского со стуком упал на пол, к нему тут же подскочил электрик и ударил ногой. Однако наткнувшись на твердое, заскулил.

   - Так его, внучек, - одобрила баба Яга, демонстрируя осмысленную реакцию на происходящее.

   Я был изумлен. Неужели инсталляция на белковый носитель, способствует индивидуации випа?

   - Кто их активировал? - шепотом спросил я у ближайшего ко мне, Джуса.

   - Не знаю. Должно быть, у Вадима оказался пульт.

   - А Вадима - кто?

   У Гарта были те же вопросы.

   - Кто - это - такие? - раздельно и немного бессвязно заговорил он. - Как Яга оказалась разумной? И другие - как? Болванки! Одушевил! И брателло! Вы в курсе, что происходит? - строго обратился он к Торопецкому.

   Торопелло только плечами пожал. Я бы на его месте пожал тоже. Однако если кто-то и был в курсе, так это он.

   К постановке перфа "Тайная Вечеря" на каком-то этапе предполагалось привлечь чмо - в качестве статистов, не более. Так что каюр под присмотром Викторовича или самого Гарта одно время частенько бывал в Кунсткамере. Однако буквально на днях Гарт отказался от этой затеи. После этого Торопецкого в ЗК практически не допускали. Из этого следует, что генерал ему не вполне доверял.

   - Кто-то в эти болванки чьи-то базы внедрил, - предположила Сусанна.

   Дура! Это категорически невозможно, учитывая доппель-про! В этот самый момент меня и осенило насчет конструктов. Прочие пока не догадывались. За исключением того, кто их инсталлировал. Таковым мог быть только Торопецкий. Ай да сукин сын!

   Мысли носятся в воздухе, но если не ухватишь сейчас, то завтра ухватишь ее за другое место или не ухватишь совсем. Возьмись я за эту записку завтра, а не теперь, она была бы написана совершенно иначе. Ах, жить надо так (пока не забыл), будто всё мироздание выстроено ради вас.

   Персонажи меж тем продолжали жить и реагировать на окружающее. Почему бы и нет? Первое удивление у меня прошло. Их глаза видели, уши слышали, и все это как-то соотносилось с тем, что было у них в головах. Вероятно, параллельно этому шла корректировка конфигураций по обратной связи через колпаки.

   Яга, наткнувшись на Кощея, сперва отпрянула, выкрикнула своё: "Чур!", но тут же заинтересовалась им. Оглядела его внимательно, приближаясь к нему и отпрядывая, нагибаясь, обходя кругом, потом быстро дотронулась до его плеча. Он, доселе стоявший болваном, дёрнулся и - я уверен: испуганно - отшатнулся.

   - Ага! - сказала Яга. - Мы где-то уже встречались.

   - Хочу! Хочу! - кричал Кощей.

   - Какое редкое уродство! - сказала Яга.

   - Ты о его шнобеле? - развязно спросил внучек.

   - Я о его бессмертности, - сказала Яга. - Я тебя на себе женю, - обратилась она к Кощею.

   Раздался длительный вопль ужаса.

   - Тили-тили-тесто, жених и невеста, - дразнил его внучек, а он всё вопил - как пропащий, как проклятый, словно Вечный Жид, которому осталось жить хер да маленько, словно будучи бессмертным, смертным стал.

   Внучек зажал уши и отошел к Горынычу, кружа возле него, время от времени нанося ему удары ногой.

   - Так его, внучек! - одобряла Яга, отойдя от Кощея.

   - Ой, он его повредит, - сказала Сусанна. Она была в джинсах и сиреневой блузке. Вы же знаете, я неравнодушен к ней.

   - А то и убьёт... Чтоты-чтоты-чтоты! - сказали Джякус и Джус.

   Викторович с ключами вновь бросился к двери, но генерал его удержал.

   Внучек, уверившись в том, что сам Горыныч не встанет, попытался его приподнять. Но тот был слишком массивен, а мышцы брателло не настолько налиты силой, чтобы ворочать пассивную массу весом в сто двадцать, как минимум, килограммов.

   - Да почешите мне спину, язычники! - рычал фра Вазелин.

   - Вот, взгляните, - сказал Викторович, сунув под нос генералу айдент.

   Я тоже взглянул через чьё-то плечо. В заданном радиусе идентификации - сто метров - обозначилось присутствие десяти персон. Гартамонов, Полозков, Торопецкий, Галкин (Джус), Устюжанин, Сусанина (тут уместно еще раз напомнить о необходимости включения моего фанка в реестр, я ж не животное), а так же тех, кто был за стеклом: Вадим Градобоев, Моравский, Савченко (Вазелин) и какой-то Котляр. Незнаком мне был только последний, из чего я заключил, что это и есть номер одиннадцатый.

   Я быстренько перебрал память Павлова и Торопецкого насчет этой фамилии. Из всех Котляров, которых удалось быстро припомнить, наибольший интерес представлял один, Иван Тимофеевич, один из вивисекторв Силзавода. Он - здесь? И под своей фамилией? Вероятность такого оборота была ничтожна. Однако, как вскоре выяснилось, оказалось именно так.

   - Кто-нибудь остановит этот падёж? - тихо спросила Сусанна, взглянув, между прочим, на Торопецкого.

   Пока мы отвлекались на идентификатор, свалился еще один, в куцем мундирчике. Это говорило о том, что разблокировка корсетов продолжается. Рядом с этим лже-Гитлером вертелся Вадим. Он вытянулся в струнку и сделал зиг.

   Внучек переместился к свежеупавшему и пнул его. Потом взял за воротник, перехватил подмышки и, кряхтя, поставил на ноги. Придержал его с полминуты, пока тот не обрел собственную координацию.

   Двое, оба в полицейской форме, давно шевелившиеся рядышком на полу, встали на ноги без посторонней помощи. Шевельнулось предчувствие по поводу их.

   В болтовню подвижных болванов ввинтился голос Моравского.

   - Что они делают, Вазелин?

   - Шевелятся. Эй, вы, если сейчас же не примените пульт, я так или иначе освобожусь и вас на кусочки порежу.

   С него станется. С этим Савченко мне приходилось сталкиваться. Беспристрастный стрелок, чемпион по черной атлетике, извините за выкрутас. Он меня однажды убил.