- Не спеши так, крещёная душа! Куда это ты направляешься?
- Дело к Его преосвященству имею.
- Когда отцу Гржегошу понадобишься - сам тебя призовёт к себе. А сейчас ему недосуг: заботы о горнем одолевают...
- Поверь, святой отец: у меня очень важное дело, имеющее касательство к благоденствию этой святой обители. Кроме того, я принёс для Его преосвященства дар, который, несомненно, будет им использован к вящей славе Господней.
- Сказано тебе: отец аббат занят! Ступай, явишься в другой раз! - начал выходить из себя бородатый монах.
- Никуда не пойду, буду здесь ждать. Когда-то же его горние размышления сменятся земными? Вот и подожду...
- Я же тебе сказал... - здоровяк потерял своё обычное добродушное спокойствие, перекрывая мощным телом весь узкий коридор. Ласка, чувствуя настрой хозяина, с шипением сжалась в живую пружинку, намереваясь уж в этот-то раз точно лишить незваного пришельца возможности иметь такое же излишне настойчивое потомство.
- Что и кому ты сказал, брат Теофил? - Из открывшейся двери кельи аббата вышел плотный мужчина в смешной шапочке, обвивающей голову жгутом наподобие сарацинского тюрбана. Ножны меча оттопыривали его плащ, который в монастырском полумраке казался почти чёрным, хотя, скорее всего, имел красно-вишнёвый колер с каким-то светлым изображением, края которого были хорошо заметны, на спине. Сапоги рыцаря - а это был, несомненно, рыцарь - украшали шпоры с мою ладонь каждая.
- Да вот, пан...
- Без имён!
- Виноват, вельможный пан! Этот вот иноземец рвётся на аудиенцию к Его преосвященству, говорит - сильно надо. А ведь не дело это - прерывать беседу столь важных лиц. Я ж ему и говорю: недосуг, дескать, отцу аббату, а он мне: 'Встану, аки столп, с места не двинусь'.
- Ну что ж, пусть себе стоит. Его преосвященство вскоре освободится, и тогда, возможно, призовёт к себе этого... столпника, ха! А ты, брат Теофил, тот же, что и ранее: к своему князю без дозволения и мышь не пропустишь! Время течёт, но ничего не меняется...
- Такова уж наша служба, пан... э, вельможный пан! И в замках, и в походных шатрах - всё едино: вейвода должен иметь уединение, дабы о грядой битве розмысл иметь. Славные были времена!
- Это верно, времена были что надо! Даст Господь - скоро вернутся. Ну, а пока продолжим нести нашу службу: ты на своём месте, я - на своём. Будь здоров, телохранитель!
- Благословение господне на Вас, вельможный пан! - Монах поднял руку в торжественном жесте.
Вжавшись в стену коридора, я пропустил мимо себя звенящего при каждом шаге шпорами рыцаря, стараясь запомнить черты его ещё не старого, но умудренного опытом лица, полуприкрытого тёмно-русыми усищами, размеру которых позавидовали бы Семён Будённый и Ока Городовиков вместе взятые.
Вновь оставшись наедине с монахом-'телохранителем' и его миниатюрным хищником, я решил прекратить попытки проникновения в келью и запасся ожиданием, присев на корточки у стены. Тем временем бородач возился с умильно ластящейся зверушкой. Глядя на эту сладкую парочку было трудно предположить, что бородач с лицом молодого Деда Мороза некогда был воином не из последних, а пушистая гибкая ласка - один из самых опасных лесных хищников в своей весовой категории...
Спустя минут двадцать за дверью раздался требовательное бряцание металла о металл, будто некий лудильщик прочеканивал латунный шов самовара. Встрепенувшийся брат Теофил бесцеремонно скинул зверька на пол, зацепив петлю поводка за дверную ручку и плавно 'перетёк' внутрь помещения. Именно перетёк, а не вошёл или вбежал: резкие движения, похоже, монахом принципиально не использовались. Появившись вновь, он оттянул ласку от двери и приглашающе махнул рукою: дескать, заходи, раз уж такой настырный!
Медлить не стоило, поэтому, перекрестившись - похоже, уже вырабатывается условный рефлекс - я вновь очутился в 'штабной келье'. С прошлого посещения здесь почти ничего не изменилось, за одним-единственным исключением: на шкафу-'горке' эдаким ведром красовался новенький блестящий шлем-топхельм с крестообразной накладкой из чернёных полос металла высотой 'во всю морду' и мелкими вентиляционными отверстиями на 'щеках'. Маковку шлема украшала посеребрённая фигурка расправляющего крылья орла, размером с мой кулак. Хозяин кельи, как и прежде, сидел за столом, выжидающе глядя на меня.
- Добрый день, Ваше преосвященство! Простите, что отвлекаю от дел...
- Здрав будь, сын мой. С какой нуждой явился?
- Первым делом позвольте в знак почтения к этой обители, давшей мне приют и к Вам с братией, оказавшим поддержку бедному страннику, поднести посильное пожертвование на пользу нашей святой Церкви, а уж потом дозвольте поведать о странном происшествии, свидетелем которого мне случилось быть...
Извлекши из набедренного кармана армейских штанов синий шёлковый свёрток, я с низким поклоном протянул его к аббату на раскрытых ладонях.
Перекрестив подарок, а заодно и дарителя, тот развернул ткань и удивлённо хмыкнул при виде крестика из слоновой кости, мирно соседствующего с венчающим булавку зелёным полумесяцем.
- Благодарю тебя, сын мой, от всей души за щедрый поминок. Сии вещи, несомненно, принесут пользу святой обители. Надеюсь, они добыты праведным трудом?..
- Совершенно верно, Ваше преосвященство, именно праведным физическим трудом я их некогда заработал. Готов поклясться в этом!
- Негоже всуе клясться: верю тебе и без того. Расскажи лучше, о каком это происшествии ты упоминал?
- Ваше преосвященство, я долго думал: стоит ли об этом вообще кому-нибудь говорить, ибо чувствую, что знание это может быть опасно. Но скрывать что-то от святой Церкви - грех, ведь правда?
- Истинно так: Церковь всеведуща, и даже если ты попытаешься что-то скрыть, рано или поздно это станет известно, ибо Господом речено: 'Итак не бойтесь их, ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях'. А кто мы, грешные, чтобы сомневаться в словах Христа?
- Так вот, Ваше преосвященство: несколько дней назад я ездил по округе в поисках крестьян, которые бы согласились поставлять продукты для моего открывающегося вскоре трактира. В один из дней мне встретился попутчик - бродячий подмастерье и мы продолжили путь вдвоём. Случилось так, что неподалёку двое монгол захватили в плен чешского пана и пытали его. У меня на родине всякому известно, что багатурам возбранено хватать знатных людей, находящихся под защитой царской пайцзы. Тут же творилось явное беззаконие, так ли, Ваше преосвященство?
- Допустим. Но откуда ты знаешь, что пленником был чешский пан, а не какой-нибудь судетский шпион? И отчего полагаешь, что он был под защитой?
- Так ведь сам рассказал...
- Кто? Пленник? Не может такого быть: если уж монголы принялись кого пытать, тот всё равно больше не жилец на свете!
- Так уж вышло, Ваше преосвященство, что допытать толком им не удалось...
- Отчего же это?
- Померли.
Аббат поднялся из-за стола и подошёл вплотную, внимательно вглядываясь в моё лицо.
- Вот как? Какая внезапная смерть... И ты, сыне, вправду думаешь, что я поверю в то, что двое монгольских батуров или даже простых аратов ни с того ни с сего вдруг взяли и скончались?
- Так сами посудите, Ваше преосвященство: неужто можно было дозволять басурманам над христианином злодействовать, тем более - над славянином? Грех ведь.
Ну, мы с попутчиком им и помогли поменьше нагрешить.
- То есть - Шестую заповедь нарушили, выходит?
- 'Возлюби ближнего твоего, как самого себя'. Так нас учит Христос через Святое Писание. А ближние нам - наши братья, а не пришельцы-кочевники, отче! И делайте со мной, что хотите, а я о том, что сделал, не жалею!
Острым взглядом князь-аббат впился в мои глаза. Ну что же, гляделки я с детства люблю, давай, кто кого пересмотрит!
