Государь приказал и внешне отличить обновленных избранников. По всей стране искали исключительно вороных коней, до того допускались гнедые и сивые. Сбруя у вороных должна быть тоже не нарядная, с серебряной насечкой или иная, но черная. Опричникам категорически запретили носить кафтаны, надевать исключительно одежду церковную. Ввели однообразие и в вооружение, чтобы не кто во что горазд.
Снова раненый Матвей Грязной, подобранный своими в московском пригороде, быстро поправлялся еще скорее, чем прежде. Он ровно крепчал от шрамов. На этот раз он был более оглушен, чем ранен. Вместе с братьями и батюшкой он благополучно прошел царскую чистку. Подтвердился в опричниках. Лихо гарцевал на молодом вороном красавце. Ускакавшего от татар, нашедшего хозяина Беляка отставил за цвет.
Грязные вспоминали пропавшего Якова, молились о заблудшей душе, приведшей его, как считали – по обидам на родню, в стан татей. Предполагали, где он. Матвею грезилось мрачное: вместе с Ефросиньей ездит Яков в разбойные вылазки, живя совместно невенчанно. Матвей скрипел зубами, думал о дяде тяжко. Самая грозная беда – беда крымского плена для Якова и Ефросиньи вздымалась в уме с пронзительной обезоруживающей очевидностью.
Царь устроил смотр. Проезжал мимо построенных просеянных Малютиной чисткой избранников. Надеялся: испугают врага необычайной одеждою, собачьими черепами да метлами. Прошедшие особую беседу опричники дружно клялись, повторяя составленную Иоанном клятвою прежде быть верными ему, а уже потом семействам и государству. Новыми денежными и земельными раздачами Иоанн объявлял к себе доверие. Всадников спешили, ввели в Успенский собор, где те целовали крест на верность из Кирилловых дланей.
Не прекращая о Ливонии, царь слал вассала - известного Касимовского царя Саин-Булата с передовою татарскою дружиною на Орешек. Сам опять собрался в Новгород. Написал вперед жителям, чтобы были покойны, правежа не последует. Готовьте припасы для царского прибытия по обыкновению. Наместники новгородские велели собраться насельникам на архиепископском дворе, где совместно с епископами зачитали цареву грамоту.
Для Иоанна подготовили терем с двором и садом на Никитской улице, в Софийском же храме поставили новое царское бархатное седалище, над оным прилепили златого голубя в знак примирения и незлобия на посад Обновили и место святительское, хотя жили после разорения без утвержденного святителя.
Царские чиновники приняли строгие меры к преодолению свирепствовавшей в городе и окрест железы. Запретили в городе хоронить заразных, отвели для того кладбище на берегу Волхова. С утра до ночи особые стражи ходили по улицам, осматривали дома и запирали те, забивая окна досками, где недуг обнаруживался. Пока больные не умрут, не допускали внутрь ни родных, ни священников. Так ограничивали распространение заразы. Выходило: чумные помирали неотпетыми. Погребальная команда забирала их для дальнего погребения. Дома, где находили умерших, палились.
Из-за Новгородской чумы царь медлил с выездом. Думал словами заставить и выйти из Эстляндии шведов. Примирительно писал королю Иоанну, что требовал его жену Екатерину себе в жены, полагая того в тюрьме скончавшимся. Ныне же от прежних злоб отрекается. Швед сим письмам не верил, читал меж строк насмешку и уязвление. Не желал купить союзничество Московита против Литвы за серебряные рудники в Финляндии и помощь в тысячу конных и полтысячи пеших ратников. Если король заплатит десять тысяч ефимков за оскорбление послов в Стокгольме при смене власти, даст двести лучших воинов на московскую службу, снарядит их на свой счет по немецкому образцу, пошлет нескольких искусных в оружейной ковке металлургов, позволит свободно пропускать к нам олово, свинец, нефть и серу, другие нужные товары, так же – медиков, художников, людей воинских наемных царь отступался от союза с Данией. Магнусу за небрежение и хование во время набега ханского отказывалось в руке племянницы. Переиграли: Магнус более в Москву не приглашался.
Шведский король не принял Иоанновых «мирных» предложений, уверенный в могуществе войска и удаленности Москвы от берегов Балтийских. Мир с Данией он и без того имел. Сдержанно сам и через послов своих, на острастку удерживаемых царем в Муроме, отвечал, что в Финляндии нет щедро обещаемой серебряной руды. Швеция есть земля бедная и не в силах помогать царю против Литвы. Эсты же издревле находятся под шведским покровительством. Разгневанный сим ответом Иоанн не отпустил шведских послов из неволи, хотя те слезно молили, ходатайствуя через обоих царевичей с Годуновым, прося царя унять поднятый меч и отпустить посланцев, выполнявших только волю монаршую, не добавлявших напраслины. А царь снова писал шведу, требовал уже именовать себя в грамотах властителем Швеции и прислать в Москву образец шведского герба для гравировки оного на московской государственной печати.
До отъезда в Новгород Иоанн вознамерился закончить историю с затянувшейся женитьбой. Углубленный в несчастья, он мешал беды России с собственными. Нашествие Девлет-Гирея воспринимал как кару за насилия в Твери, Новгороде, Москве. Через Русь Бог карал его за свальный разврат, разнузданность устраиваемых по европейскому образцу дворцовых маскарадов, низкопробных игрищ, развязных оргий. По отпущении грехов чистотой третьего брака надо смыть разымчивую грязь, где топил он горечь прежних потерь. Сожженный Опричный дворец в Москве, вертеп прегрешений, разрушен перстом Божьим. Иоанн положил его не восстанавливать. Теперь станет все по-иному.
Придворные уловили, тут же оседлав высочайшее настроение. Ежедневно ему напоминали о смотринах. Подгоняли свежих претенденток, привозили их в Слободу. Обновленный царь по-старому мешкал. Помолясь, покаявшись, причастившись Тайн, снова срывался в пропасть. Бесчестил дававших повод избранниц до брака, дозволял бесчестить сыну и ближним, отправлял восвояси.
Годунов продолжал ненавязчиво подвигать своих лошадок: прежде других - наинадежнейшую сестру Ирину Федоровну, потом - родственницу Евдокию Богдановну Сабурову, как будущих родных - сестер Скуратовых, Борис уступил бы сосватанную невесту или будущую золовку, наконец, Марфа Васильевна Собакина, опять же открывшаяся родня Малюты. Бояре подкидывали своих, среди других - совсем младую Нагую
Прямой ход не всегда кратчайший. На мудреца же довольно простоты. Борись наивно рассчитывал на управление Марфой через ее бабий секрет. Рядился на случай успеха с многочисленными Собакиными, наехавшими в столицу. Неродовитые, они радовались широте души государя, отвергавшего знатность ради личной преданности. Василий Стефанович, отец Марфы, имел в уме место окольничего, туда же глядел его брат Григорий. Родной брат Марфы - Каллист рассчитывал получить место первого кравчего, свободное после казни Алексея Басманова.
Государь более выделял дерзкую Марфу. Та отбросила последние страхи, играла ва-банк. На повторных смотринах неотвязно смотрела царю в глаза. Никаким вопросом или поведеньем невозможно было смутить ее, девица умела постоять за себя. Двор почувствовал: такая царица сможет стать своевольной шеей царской прихотливой голове. Ближний круг затрепетал. Управляющий Марфой станет правителем России. Годунов доходил до смешного: ставил четверть фунтовые свечи в любимой церкви Покрова-на-Рву, как бы кто не узнал о потери Марфой невинности. Борис ходил по дворцовому полу, как по угольям горящим. Тревожно оглядывался. Внутреннее чувство подсказывало: секрет Марфы раскрыт. Смелость ее перед царем вдохновлена тем, что она баба, не девочка, подобно остальным. В совете ли, на пирах, развлекая царевичей, нося за Иоанном стряпню, Годунов вглядывался в угодливые, прикрытые напускной мужественностью, лица высших чиновников, напряженные физиономии бояр, ждавших пятого грома казней, не способных воровать, не попадаясь, кто еще знает? Кто знал, тот пока молчал.
