Литмир - Электронная Библиотека

         Польский воевода Сапега с литовцами и немцами, генерал Бое со шведами обрушились на  18 000 россиян, не успевших построиться вне лагеря. Долго бились, но в решающий момент наша татарская конница подалась и бежала. Россияне дрогнули по всему фронту,  отступили к частоколу, потом - за вал. Сильной пушечной пальбою удавалось сдерживать штурмующего неприятеля. Ночь прервала битву. Сапега и Бое ожидали утра. Московский командующий Иван Юрьевич Голицын, окольничий Федор Васильевич Шереметьев,  отличенный бегством при Молодях и не проученный удавлением брата Никиты, рассчитывавший на  Иоанново великодушие по  подвигу сраженного под Ревелем брата Ивана,  князь Андрей Палецкий вместе с дьяком Щелкаловым  вдруг, оставив войско, ускакали на борзых конях под покровом темноты  в Дерпт. Узнав о бегстве полководцев, побежало и войско. Боярин князь Василий Андреевич Сицкий, начальник огнестрельного снаряда окольничий Василий Федорович Воронцов, Данила Борисович Салтыков, князь Михайло Васильевич Тюфякин пытались напоминать о долге. Вместе с подначальственными оставались на смерть.

         На заре,  обнаружив лишь малую горсть русских, неприятель  ринулся в атаку, презирая укрытие. с поднятым забралом. От нас грянул дружный залп. Поляки попадали. Вал шел за валом.  Живые переступали через мертвых. Пушкари не успевали заряжать. Наши сдерживали лезшего врага выставленными секирами, меткою стрельбою луков, поливали  из пищалей пулями. Противник сломил сопротивление, устремлялся к пушкам и  изумленно обнаруживал семнадцать героев, не желавших сдаваться, повесившихся на станинах на ремнях тяг.

         В плен попали окольничий Татев; герой Молоди, бывший опричный голова, теперь – земский воевода князь Хворостинин с братом; Семен Тюфякин; дьяк Клобуков.

         Польский посол летел в Москву с заготовкой мирного договора.  Дотоле не желавший ничего слышать  Иоанн теперь, узнав  о тяжелом поражении,  немедленно отвечал королю. Он согласен дружелюбно решить судьбу Ливонии, удивляется невозвращению наших посланцев из Кракова, ревностно желает честного мира.

         Стефан Баторий требовал вспоможения других держав. В многочисленных письмах европейским государям и султану он объявлял Ливонию не спорной территорией, но своей. Именуя московитов еретиками, уговаривал папу освятить готовящийся польский поход крестовым.

         Время оттянули хохлы. Бедный днепровский казак, родом волох, славный наездник и силач, прозванный Подковою за то, что без труда ломал ее надвое, с толпою товарищей неожиданно завоевал Валахию, изгнав друга Батория господаря Петра. Стефан вместо Руси послал отборное войско изгнать налетчика. Обманутый в личной безопасности казак сдался добровольно и тут же был умерщвлен через отсечение головы в присутствии посла султана, других сановников.

         Сия задержка  дала Иоанну возможность  изготовиться. Со всех окраин созывались полки на  войну, объявленную царем отечественною. Как прежде он собирал  опричную тысячу, в лучшие времена достигавшую  шести полков, сейчас он готовил войско особое в четыреста сотен. Пополнял его наемниками из Трансильвании, то есть из самой Стефановой вотчины, звал немецких ландскнехтов, литовскую вольницу. Недавние  предатели были оправданы и снова были в чести: московское войско возглавили Иван Голицын, Андрей Палицкий и Федор Шереметьев.

         Ставка Иоанна находилась в Новгороде. Там он получил письмо Батория, привезенное  польским послом Лопатинским. Стефан писал: в русской перемирной грамоте  о Ливонии – дописка, поэтому ни сейм, ни король не могут ее принять. Баторий избегал обвинять в подлоге самого царя, еще рассчитывая на вывод русских войск, но раздражение его излилось в уколе о происхождении московских государей от римских кесарей, что объявил он басней. Зная характер Иоанна, этого было достаточно, чтобы сделать его непримиримым.

         Стефан кликал разноплеменное войско. Помимо ляхов и литвы,  влились немцы, венгры,  галицкие, днепровские, кривские славяне и другие. Выдвинувшись из Свира, король разослал манифест российскому народу, где обещал  освобождение от тирана и пощаду мирным жителям. Воюет он не против россиян, но против беспримерного царского властолюбия, забирающего исконные литовские города, лишающего их свобод, милостью польских королей полученных.

         В начале августа Баторий осадил   уже восемнадцать лет  как приобретенный царем Полоцк. Поляки вошли в предместье. Защитники зажгли город, чтобы очистить место прострелу из крепости, где  заперлись. Осаждающие возводили туры, насыпали валы, туда ставили пушки для застенной пальбы. Погода врагу не благоприятствовала. Лили дожди, подводы с провиантом застревали в грязи, явился падеж лошадей. Полякам хватало ни овса, ни хлеба. После трех недель безуспешной осады у Батория в стане начался голод.

         Встревоженный полоцкой осадой царь велел Шеину, князьям Лыкову, Палецкому, Кривоборскому, взяв полки боярских отроков и донских казаков, идти на выручку, просочиться в кремль, умножить число защитников. В случае  невозможности - занять крепость Сокол, тревожить оттуда неприятеля, мешать сообщению с Польшей и Литвою в ожидании главной московской рати. Другое войско царь слал в Карелию и Ижорскую землю гнать вторгшихся  шведов. С большею частью сил сам перешел в Псков.

         Шеин приблизился к  Баторию. Не осмелился атаковать  и засел в Соколе,  распустив застарелый слух о скором приближении государя с бесчисленным войском. Король не устрашился и лишь заспешил завершить Полоцкую осаду.

         Замечая слабое действие бойниц, он предложил венгерским удальцам за значительное вознаграждение влезть на крепостную стену и зажечь деревянные укрепления. На успех дерзости как нарочно пришло сухое ясное время. С пылающими факелами и лестницами венгерские смельчаки устремились к подступам. Многие пали мертвые с размозженными камнями головами, проткнутые копьями и стрелами, с отсеченными руками, коими хватались за зубцы крепости. Некоторые  все же достигли верха и забросили за стены факелы. В пять минут занялась крепость. Закричав о победе, вся  венгерская дружина, не откликаясь на сдерживавших их Батория и собственных вождей, кинулась на приступ. Осыпаемые ядрами, пулями, пылающими головнями венгры через огонь рушившихся стен вломились в кремль. Россияне встали грудью. Резались в ближней схватке. Вытеснили неприятеля.  Баторий, презрев личную безопасность, вынужденно бросился поддержать своих, бился наравне с простыми воинами. Стремился соединить силы воинов, вывести  невредимыми,  не допустить превращения отступления в постыдное бегство.

         Час пробил решительный. Если бы  русские воеводы, издали наблюдавшие битву, подведшие полки из Сокола тогда ударили на Стефана, они могли бы сломить врага. Но они стояли верхами и наблюдали, пропуская мимо ушей  крики из Полоцка. Ввечеру уехали в лагерь. Донские казаки, хулившие сию трусливую тактику, ночью оседлали коней и ускакали от Шеина. С подобным командиром не видать ни хвалы, ни воинской добычи.

         Баторий же занимал дорогу на Сокол, ставил рогатки, сыпал завалы, рыл окопы. Послал свежее войско к Дриссе, чтобы препятствовать московитам в новом движении к Полоцку.

         Отбив приступ, в полоцкой крепости погасили пожар. Еще несколько дней глядели, как неприятель сколачивает осадные башни, тащит на них пушки для прицельного огня, ведет подкопы к стенам. Скоро пушки начали обстреливать кремль зажигательным снарядом. Полые ядра, начиненные порохом, рвались, воспламеняя соломенные кровли, плетни, запасы сена. Трава горела у зданий, пламя лизало пороги, боковины домов, мостки и перекрытья крепостной ограды, бойницы. Осажденные не спали, истекали кровью, падали от усталости и, в конце концов,  потребовали от воевод мирных переговоров.

         Воеводы и архиепископ Киприан не хотели о том слышать, говоря: «Страшимся не злобы Стефановой, а гнева царского!» В благородном отчаянии они задумали взорвать крепость и погрести себя под развалинами. Но слабый духом Петр Волынский и стрельцы не дали  исполнить сего гордого намерения и предложили условия замирения Стефану. Тот, торопясь к Пскову и из уважения к проявленной защитниками храбрости, немедля согласился допустить исход сановников, духовенства  и рядовых вместе с семьями и движимым имуществом в Москву. Желающим вступить  на польскую службу обещались великие милости. Образчиками показывались  перебежчики  Курбский, Вишневецкий, Заболоцкий, Магнус, каждый со своими людьми,  ездившие за Баторием, ждавшие исполнения его обещаний получить уделы, сесть на первые места в устроенной по краковскому  лекалу Думе.

130
{"b":"241324","o":1}