Литовцы, присматривая отнять Дюнебург, пошли на хитрость: в знак мнимой дружбы прислали тамошним московским воинам бочку вина. Те упились и были перебиты. Тогда же наймиты-немцы, подделав ключи от ворот, пролезли в Венден и вырезали сонных россиян.
Войско Магнуса находилось на зимних квартирах в Оберпалене. Ливонский король хранил спокойствие, ожидал отъезда Иоанна в Москву и роспуска главных сил для собственных решений. Как-то ночью юная супруга расслышала шум на нижнем этаже дома бургомистра, где они с мужем и младенцем столовались. Мария повернулась на постели, чтобы сказать мужу, и нашла его место пустым. Тревожно поднявшись, она подошла к окну и увидела на дворе до двух десятков полностью экипированных рыцарей, в доспехах, с копьями, мечами, щитами, арбалетами и мушкетами. Улица спускалась к реке. По брусчатке стучали копыта лошадей подъезжавших воинов. Они огибали подворье, устремляясь к городской площади. Встававшее светило обагряло циферблат часов на ратуше. Стрелки показывали совсем ранний час.
Набросив на подростковые угловатые плечи накидку из тонкого тюля с брабантскими кружевами, недавно подаренную мужем, Мария на цыпочках пошла к лестнице. Магнус уже поднимался навстречу. Громыхал ботфортами. В отличие от супруги не беспокоясь о сне младенца. Королю оставалось застегнуть застежку и надеть шлем, который он держал в руках, чтобы быть готовым для битвы. Мария вспомнила, что накануне в доме появился какой-то запыленный вестник. Запершись с ним и Шраффером, Магнус долго не выходил из аудиенц-залы. Потом кликнули командиров двухтысячной армии Ливонского короля.
Магнус торопливо обнял супругу:
- Одевайся! Едем!
Мария взглянула в серые мужнины глаза и мгновенно поняла, куда ее зовут. Разбуженный шагами отца младенец вскрикнул. Мария взяла сына на руки и опустилась на кровать, смяв розовый полог. Глаза дочери Владимира Андреевича омрачились слезами. Легкое, почти тщедушное, тело судорожно сотряслось. Король сморщился и опустился подле супруги на одно колено. Он никогда не забывал, что брак оказался без прибыли. Спрятав злость, Магнус в коротких энергичных выражениях объяснил, отчего надо бежать.
Властолюбие тестя нестерпимо. Магнус был бы готов и дальше притворяться верноподданным, но конца Ливонской войне не видно. Силы царя малы, чтобы овладеть ее и выполнить обещание утвердить престол Магнуса. Омерзительные унижения, кои он испытывает, находясь при Московите, готов бы запереть в тайниках души, только приближенным они открыты. Он читает протест в глазах рыцарей. Он вынужден терпеть то, за что по правилам чести должен бросить перчатку. Впрочем, в условиях грязного восточного хамства дуэли немыслимы. Не успеет Магнус рот раскрыть, как окажется в застенке. Магнус стыдится в глаза глядеть товарищам. Старший брат скрывает, но из Копенгагена доносят: в приватных беседах датский король его презирает. Лучшие друзья, вассалы, братья, взорвали себя, но не сдались в Вендене. Чего же он? Следует воспользоваться удобным моментом, перевести войско к Баторию.
На улице шумела борьба. Русских стрельцов вытаскивали с квартир, закалывали в домах и переулках. Марию трясло от криков соотечественников. У нее не было очерченных мыслей для горьких чувств. Женская интуиция подсказывала, что Баторий тоже обманет: не примет Магнуса Ливонским королем, как тот все еще рассчитывал. Немцы, эсты, латыши и литовцы, радостно сдававшиеся Магнусу, бежали лютейшего зверя. Вне Иоанновой угрозы зачем им новое иго, промежуточный повелитель? Поляки не заинтересованы в Ливонском королевстве на месте земель Ордена. Туманное понимание краха мужниных стремлений угнетало Марию вместе со страданиями от лишения родины. Зная честолюбивый характер супруга, глубоко упрятанное соперничество с венценосным братом, она понимала, какие муки неудовлетворенного честолюбия терзают его, как и ей самой достанется от бессильного раздражения. Магнус же думал о Машином варварском неразумии. Он, не чувствительный ни к природе, ни к местам, колыбелям его тщеславия, убеждал, что у Стефана Батория семье будет привольнее. В Польше люди чище, честнее и благороднее. Баторий сдержит слово, обещанное вчерашним гонцом: Ливония будет не вассальным, но независимым государством, на троне – Магнус, столица – в Дерпте. Что касается берез, с произрастанием коих обычно связывали Россию, то они есть повсюду. Королевская семья станет жить в Орденском дворце. Апартаменты они обставят роскошнее, не сравнимо с убогим дровяным строением в родительской Старице. Целуя, Магнус поднял куксившегося наследника, второе звено Ливонской династии.
Обманываясь не без истинности, Магнус не мог понять сладкого неопределенного томления русской души, когда расплываются слова и обещанья четкие. Наступает общение по внутреннему наитию. Там, на Руси, склонны разговориться люди о чем-то сегодня важном, завтра забытом, засидятся за столом ли, на тихом берегу речки и так и просидят ночь до рассвета, когда робкий рассвет окрасит небеса, и мычанье выгоняемых коров, коз, овец, прочей живности, переклик петухов заявят, что пора расходиться. Мария не была глупа. Чтобы не чувствовать в муже ущербность сердечности. Муж ненавидел дядю, а дядя возненавидит Магнуса, но как различна эта ненависть при схожести дел, ей вызванной. Новое угадываемое в скором времени смертоубийство томило до заворожения. Смерть родителей, сестры, теперь кровная месть. Муж увозил ее с младенцем в среду бесстрастно расчетливую, что вырывало цветок из привычной почвы. То была грунтовка картины боли. Мария разрыдалась. Проклиная бабьи слезы и безвыигрышную женитьбу, Магнус вынес супругу на руках. Та не выпускала ноющего сынишку. Втроем они походили на русскую складную матрешку. Сознание потери, крушение надежд выедало Марии внутренности.
Датское войско нашло повелителя мрачнее тучи. Рассеяло грусть дружным криком. Король, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от бесперспективности усилий, сказал, что вопрос о независимости Ливонии с Баторием решен. Он – Магнус, король навеки. Через раскиданные трупы русских, где-то еще подергивающиеся, всадники выехали в Пильтен, объявленный до взятия Дерпта временной столицей Ливонии. В Вендене Магнус предполагал поставить памятный камень с надписью, повествующей о мужестве несдавшихся там героев.
Иоанн не удивился бегству Магнуса, но хотел казаться удивленным. Не он ли только что отпустил из Москвы с миром датских послов? Не было ли уговорено с Фредериком, братом Магнуса, что король признает всю Ливонию и Курляндию собственностью царя, за что царь отдает датскому королю Эзель с областью, возвращает взятые в Эстонии датские владения Габзаль, Леаль и Лоде? Не разграничили ли датчане с Русью земли в Норвегии, ущемив шведов? Не свободно ли по обеим странам станут передвигаться купцы и путешественники? Заключено перемирие на пятнадцать лет. Была статья в договоре: раз Магнус получает Ливонию, пусть отдаст старшему брату Эзель. Иоанн отдал, распоряжаясь за Магнуса как сюзерен. Это и стало последней каплей, переполнившей чашей. При подобных обстоятельствах Магнус передумал быть вассалом. Он не твердо стоял в Ливонии., чтобы жертвовать верным островом.
Иоанн разочаровался в Магнусе, как разочаровывался во многих приятных молодых людях, коих полагал обязанными. Знатнейшие воеводы были отправлены с войском вернуть Венден: Иван Федорович Мстиславский с сыном, боярин Морозов, другие. Опомнившийся от русского натиска Баторий выдвинул против них полки Дембинского, Бюринга и Хоткевича.
Уже младшие царские сановники князь Иван Михайлович Елецкий и дворянин Леонтий Григорьевич Волуев заперлись на смерть в Ленвардене. Наравне с простыми воинами питались лошадиным мясом, варили кожу и кости. Не сдавались, выдерживали месячную осаду. Обоюдное ожесточение возрастало. Шведы с ополчением Шенкенберга сожгли предместье Дерпта, убили всех захваченных россиян с семьями. Оберпален после исхода Магнуса достался шведам. Русские воеводы взяли крепость с двумястами ее защитниками. Пленников отправили в Москву на казнь, выкуп, расправу. Далее следовало идти на Венден, но воеводы заспорили о старшинстве. Не поделили большой полк, запрашивали в столице суда Думы. Каждый имел рукописный экземпляр Степенной книги, но одно и то же место толковал в собственную пользу. Иоанн в гневе прислал в Дерпт дьяка Андрея Щелкалова, главу своей канцелярии, вместе с обласканным в ту пору дворянином Данилой Салтыковым, повелел сменить им воевод в случае дальнейшего промедления в исполнении воинских обязанностей. Наконец, те выступили, упустив время, дав соединиться полякам со шведами. Наши осадили Венден и скоро увидели подходящие польско-литовско-шведские полки.
